Зеркальное отражение

Положив трубку, Догин посмотрел на карту Советского Союза 1945 года. Не отрывая от нее взгляда, он приставил к виску дуло пистолета Макарова и нажал на спусковой крючок.

Глава 75

Вторник, 16.22, Санкт-Петербург

Генерал Орлов поймал себя на том, как странно, что все три человека, сыгравшие ключевые роли в событиях этого дня – министр Догин, Поль Худ и он сам, – все свои действия осуществляли, не выходя из собственных кабинетов, не видя солнечного света с самого возникновения кризиса.

"Вот кто мы такие: демоны тьмы, вершащие судьбами людей..."

Позвонив маршалу Дайке, Орлов попросил связаться с ним, как только появятся какие-то известия о его сыне и остальных бойцах его взвода. Теперь ему оставалось только сидеть и ждать.

Обмякнув в кресле, Орлов уронил ставшие невыносимо тяжелыми руки на подлокотники. Ему пришлось сражаться с соотечественниками, каждый из которых по-своему любил Россию, и вот теперь на него начинал давить груз трагедии случившегося и его собственной роли во всем этом.

Склонив голову, генерал посмотрел на часы и тотчас же забыл, сколько сейчас времени. Ну почему никто не звонит? Наверняка летчики уже давно установили, сколько человек находится на земле.

Орлов вздрогнул, услышав писк телефона, подобный шипению свернувшейся упругой пружиной змеи. Однако этот звук вернул его к действительности, и он схватил трубку еще до того, как оборвался первый гудок.

– Да? – В виске с прижатой трубкой застучала кровь.

– Вам вызов по видеосвязи, – доложила секретарша Нина.

– Переключай, – нетерпеливо распорядился Орлов.

На экране появилось лицо Поля Худа. Американец всмотрелся в своего собеседника, убеждаясь, что это действительно генерал Орлов.

– Генерал, – начал Худ, – с вашим сыном все в порядке.

У Орлова задрожал подбородок, затем лицо расплылось в улыбке облегчения:

– Благодарю вас. Огромное спасибо.

– Он находится на борту вертолета, который эвакуирует наших людей, – продолжал Худ, – и мы постараемся обеспечить его скорейшее возвращение на Родину. Возможно, на это уйдет день-два, поскольку он получил незначительные ранения в плечо и в ногу.

– Но никакой опасности для жизни нет?..

– Ему оказывают всю необходимую медицинскую помощь, – заверил Худ.

Орлов чуть подался вперед, расслабляясь. Однако глубокая тень во взгляде американца, гулкая пустота в его голосе красноречиво свидетельствовали о том, что произошло какое-то несчастье.

– А я ничем не могу вам помочь? – встревоженно спросил Орлов.

– Да, можете, – сказал Худ. – Я хочу, чтобы вы передали своему сыну следующее.

Орлов в напряжении приподнялся на локтях.

– Ваш сын сделал все возможное, чтобы помешать отходу наших людей. Не сомневаюсь, он считал своим долгом погибнуть вместе с составом, а может быть, для него было делом чести не спасаться на вражеском вертолете. Но своими действиями он повлек гибель командира нашей группы.

– Я очень сожалею, – сказал Орлов. – Могу я чем-нибудь...

– Генерал, – прервал его Худ, – я не торгую чувством вины и ничего не прошу. Мы запросим останки по дипломатическим каналам. Но мой заместитель был близким другом погибшего, и он хочет, чтобы вы кое-что передали своему сыну.

– Ну разумеется, – сказал Орлов.

– Он говорит, что в русской сказке "Садко" царь морской говорит главному герою, что отнять жизнь может любой воин, но лишь по-настоящему великий воин бьется за то, чтобы сберечь жизнь. Постарайтесь, чтобы ваш сын понял это. Помогите ему стать великим воином.

– Пока что я безуспешно пытался убедить своего сына в чем бы то ни было, – сказал Орлов. – Но я даю вам слово, что из посеянных здесь семян вырастут великие воины.

Еще раз поблагодарив Худа, Орлов закончил связь и в почтительном молчании задумался об этом безымянном и безликом человеке. Если бы не он, то жизнь самого Орлова и жизнь его жены были бы разбиты вдребезги.

Наконец он встал из-за стола, снял с вешалки папаху и вышел на улицу. Если не считать редеющей толпы митингующих рабочих на Дворцовой площади, все вокруг выглядело в точности так же, как и тогда, когда он шел сюда. И только сейчас Орлов испытал потрясение, осознав, что минуло ровно двадцать четыре часа с тех пор, как он пришел в Эрмитаж, готовый к столкновению с полковником Росским.

Двадцать четыре часа с тех пор, как весь мир едва не перевернулся.

И двадцать четыре с тех пор, как он не обнимал жену.

Глава 76

Вторник, 20.00, Хельсинки

Покинуть Эрмитаж не составило для Пегги никакого труда.

Когда на Главной лестнице прогремели выстрелы, по толпе митингующих рабочих пробежал слух о том, что к Дворцовой площади приближаются воинские части, которым приказано рассеять недовольных. Толпа быстро схлынула, а затем также стремительно собралась снова, подобно капелькам ртути: во дворец устремилась милиция, и митингующие поняли, что стрельба не имеет к ним никакого отношения. Толпа рабочих разлилась до самого главного входа, где не осталось охранников, и заплеснулась в музей, вызвав панику среди посетителей, стремящихся покинуть Эрмитаж. Охранники вернулись на место и, взявшись за руки, вытеснили митингующих на улицу, спасая от них произведения искусства.

Пегги прикинулась одной из объятых паникой посетительниц.

Уже начинало темнеть. Оказавшись на улице, Пегги направилась прямиком к станции метро "Невский проспект". В метро царил вечерний час "пик", но составы подходили каждые пять минут, и Пегги, опустив в щель турникета пятикопеечную монету, спустилась на перрон и быстро уехала. Проехав под землей на противоположный берег Невы, она вышла на станции "Площадь Ленина", на которой находится Финляндский вокзал. Оттуда ходят поезда в Финляндию, делая остановки на станциях Разлив, Репино и Выборг.

Рядовой Джордж уже находился там. Сидя на деревянной скамейке в зале ожидания, он читал английскую газету. Рядом стоял полиэтиленовый пакет с сувенирами. Протянув в окошко кассы свой паспорт с визой, Пегги попросила билет до Финляндии, украдкой поглядывая на Джорджа. Тот время от времени отрывал взгляд от газеты, оглядывался по сторонам и снова углублялся в чтение.

Один раз Джордж оторвался от газеты надолго. На Пегги он не смотрел, но англичанка не сомневалась, что находится в поле его зрения. Затем он встал, собирая газету, открытки, путеводитель по Эрмитажу и другие сувениры. Тем самым Джордж показал Пегги, что заметил ее. Когда он ушел, Пегги подошла к газетному киоску, купила газеты на русском и английском языках и несколько журналов, села и стала ждать отправления поезда.

Меры безопасности на вокзале были обычными; судя по всему, все силы и внимание рядовых милиционеров были поглощены событиями в Москве и на Украине. Показав на контроле документы и билет, Пегги беспрепятственно села в поезд.

Вагон оказался современным. В ярко освещенном купе были мягкие узкие полки, обтянутые искусственным плюшем, что должно было создавать у неискушенного путешественника ощущение комфорта. Хотя Пегги была невыносима и эта обстановка, и протертый красный и желтый бархат вагона-ресторана, на ее безмятежно-спокойном лице не было следов ни оскорбленных эстетических чувств, ни напряжения последних нескольких часов. Лишь уединившись в туалете, устроенном наподобие тех, что в самолетах, чтобы проверить, не остались ли у нее на одежде и на теле пятна крови убитой контрразведчицы, Пегги позволила себе немного расслабиться.

Опершись на раковину из нержавеющей стали, она закрыла глаза и прошептала едва слышно:

– Я шла не для того, чтобы принести возмездие, но я отомстила и удовлетворена этим. – Она грустно улыбнулась. – Если в загробной жизни действенны обещания, любимый мой, даю тебе слово вести себя примерно и, свернув с той дороги, по которой шла, прийти туда, куда ты, не сомневаюсь, уже попал. И спасибо Волкову. За то, что он сделал для нас, он достоин попасть в объятия самого Господа.