Страница 75 из 116
Несмотря на крупные неудачи германской армии на Восточном фронте, в конце 1941 года Хорти решил продолжать прогитлеровскую политику в надежде на то, что Германии все-таки удастся выиграть войну, но в то же время предпринять определенные шаги на случай ее проигрыша. Поскольку он допускал поражение Гитлера лишь в результате участия Англии и США в войне против стран оси, то и пришел к выводу, что его спасителями как от Красной Армии, так и от коммунистов внутри Венгрии могут стать в «трудный момент» лишь Лондон и Вашингтон. Поэтому, не расставаясь с надеждой на то, что военная фортуна вновь улыбнется Гитлеру, и продолжая выполнять все его приказы, Хорти одновременно начал готовить почву для привлечения благосклонного внимания к себе со стороны британских и американских правящих кругов.
План заключался в замене премьер-министра Бардоши более умеренным, не скомпрометированным перед западными участниками антигитлеровской коалиции. Момент, избранный Хорти для этого шага, был весьма удачным, так как сам Бардоши именно в это время выступил за реорганизацию правительства. Правда, он имел в виду совсем другие перемены, предусматривавшие отстранение от министерских постов Керестеш-Фишера: Банфи, Варга и некоторых других, обвиняя их в том, что они «не полностью» поддерживали политику подчинения Венгрии германскому фашизму. Заявив, что правительство сможет «гармонично работать» только после такой реорганизации, премьер-министр представил ее проект на утверждение Хорти. Когда же регент потребовал оставить Банфи и Варгу на постах министров сельского хозяйства и промышленности, Бардоши заявил об ухудшении состояния здоровья и подал в отставку, которая и была принята 9 марта 1942 года.
Отставка Л. Бардоши ни в коей мере не означала победу той части хортистов, которые с опаской относились к его откровенно прогитлеровскому курсу, поскольку подобная политика проводилась правительством и в дальнейшем. Сущность этого события состояла в том, что Хорти использовал определенные разногласия в среде своих приверженцев для отстранения премьер-министра, которого он считал непригодным сочетать выполнение приказов Берлина с попытками восстановить сожженные мосты между Будапештом, с одной стороны, и Лондоном и Вашингтоном – с другой. Эта задача была поручена новому премьер-министру Миклошу Каллаи, слывшему в узком кругу венгерских правителей «хитрым, лавирующим политиком»113.
М. Каллаи был как раз такой фигурой, которая, как полагал Хорти, устраивала Англию и США и в то же время не могла вызвать возражений в Берлине. Новый премьер-министр подходил для предназначенной ему роли не только потому, что до своего назначения премьер-министром в течение нескольких лет не играл активной роли в политической жизни страны. Главным его достоинством было то, что он неоднократно заявлял о своей ненависти к Советскому Союзу и называл антисоветскую войну «общим делом венгерской нации и всей Европы» и поэтому вполне устраивал берлинских хозяев. Тем более что начал он свою деятельность на посту премьер-министра с разрыва дипломатических отношений со всеми государствами, заявившими о состоянии войны с Германией, Италией и Японией114.
Назначение М. Каллаи премьер-министром сначала было встречено с откровенной враждебностью прямой гитлеровской агентурой в правительстве – Ремени-Шнеллером, Балинтом Хоманом и др. Последний, например, открыто заявил самому Миклошу Каллаи, что считает «политическим несчастьем» его согласие занять этот пост, ибо оно грозит «поворотом влево», в «сторону либерализма» и «менее дружественной» позиции по отношению к странам оси115.
Однако новый глава правительства успокоил прогитлеровцев, сделав 10 марта заявление о своей будущей внешней политике. 19 марта в своей первой речи в парламенте новый премьер-министр сказал, что основой внешней политики Венгрии является «верность и стойкость на стороне наших великих союзников и друзей-держав оси, когда они, а вместе с ними и мы, вступаем в бой за более справедливый порядок в мире, за новую Европу… Таким образом, не может быть изменения внешнеполитического курса Венгрии, поскольку это уже больше, чем политика, это – объективная действительность, выражающаяся в духовной и геополитической общности»116.
Кроме того, с целью развеять сомнение насчет его будущей политики, Каллаи вызвал в Будапешт посланника Стояи и попросил его разъяснить руководителям нацистской Германии, что «всегда был правым» и что, дав согласие занять пост премьер-министра, он уже одним этим доказал свою приверженность прогерманской ориентации Венгрии. Одновременно Стояи было поручено передать гитлеровскому правительству, что Каллаи был бы счастлив посетить Германию117.
Все это привело к тому, что фашисты окончательно признали М. Каллаи «своим». Немецкий посланник в Будапеште доносил в Берлин, что хотя для нового венгерского премьер-министра «национал-социализм – идея чуждая», но «он будет продолжать внешнюю политику своего предшественника». В другом донесении от 2 июня 1942 года подчеркивалось, что главнейшей своей задачей Каллаи считает поддержку Германии «в борьбе против большевизма, и поэтому нет причин сомневаться в его лояльности к немцам»118.
В начале июня Каллаи получил счастливую возможность посетить Гитлера в его ставке. Как гласит подробная запись этой беседы, сделанная венгерским премьер-министром, он прежде всего заверил фюрера в том, что взятые хортистским правительством обязательства об активном участии «в военном походе на восток будут выполнены во всех отношениях». Гитлер выразил свое удовлетворение таким заявлением, тем более что 2-я венгерская армия тогда уже находилась в пути на фронт. Он, как говорил Каллаи по возвращении в Будапешт, объявил хортистскому премьер-министру, что предполагает «одержать победу над Советским Союзом в 1942 году»119 и в связи с этим настолько расщедрился, что разрешил «награждать землей» венгерских солдат, отличившихся на Восточном фронте120.
М. Каллаи, как и его предшественники на посту премьер-министра, считал главной своей внешнеполитической целью дальнейшие территориальные захваты. В частности, он был весьма озабочен тем, чтобы не только удержать уже аннексированную северную часть Трансильвании, но и заполучить также южную. Поскольку и то, и другое являлось предметом все более острого конфликта между Венгрией и Румынией, то становилось очевидным, что война между ними была неизбежной. Такой вывод содержался в письме Хорти, переданном Гитлеру венгерским премьер-министром во время этого визита121. Подобную точку зрения высказал фюреру и сам Каллаи. Его вполне удовлетворил ответ Гитлера, гласивший, что не следует допускать дальнейшее обострение венгеро-румынских отношений до окончания «большой войны», но что после ее завершения он «даст свободу развитию событий» в этом конфликте, т. е. не будет возражать против решения спора при помощи оружия. Весьма обрадованный Каллаи рассыпался в благодарностях и воинственно добавил: «Только просим, чтобы вы, ваше превосходительство, и бог оставались нейтральными в этой борьбе, а остальное мы берем на себя»122.
На самом же деле Гитлер продолжал играть на противоречиях между венгерским и румынским правительствами, используя их для укрепления собственного господства в обеих странах. То и дело создавались германо-итальянские комиссии для расследования взаимных жалоб венгерского и румынского правительств, причем главное обвинение, которое хортисты выдвигали против Румынии, состояло в том. что последняя ослабила «внутренний фронт против большевизма»123. Одна такая комиссия во главе с германским и итальянским чрезвычайными посланниками Хенке и Руджиери «рассматривала» факты реквизиций, которые румынские фашисты проводили у венгров в южной части Трансильвании, а хортисты у румын в северной, в результате чего происходило массовое бегство населения с обеих этих территорий. Комиссия ограничилась лишь регистрацией таких фактов, хотя провела летом 1942 года в обеих частях Трансильвании почти два месяца124. Кроме того, там же существовали итало-германские военные комиссии по охране порядка, которые прямо вмешивались в действия местных властей.