Таинственная незнакомка

— Представь себе, Соня, я избавился от Краутнера. Он нашел себе место на строительстве бункера на Атлантическом побережье. Завтра он отплывает. Ах, если бы узнать, кто подкинул ему эту прекрасную мысль!

— Спроси меня!

— Тебя? Соня, ты-то какое имеешь к этому отношение?

— Я думаю, твой Краутнер получил анонимное письмо. Мне кажется, ему предложили раскошелиться, иначе заговорят пропавшие машины.

— Так это сделала ты?

— Хильда. Она сказала, этого парня надо припугнуть. Она сказала, люди такого пошиба сразу впадают в панику, как только кто-то узнает об их делишках.

— Хильда… Значит, она все-таки нашла выход. Она рассказала тебе эту историю?

— Да, а я разыскала адрес Краутнера.

— Так вот в чем дело! Ах, эти женщины! — Он обнимает ее и целует долго, очень долго.

Она пытается высвободиться и, протестуя, восклицает:

— А больше тебе нечего мне сказать?

— Есть, — отвечает он.

Она видит, что он снова хочет привлечь ее к себе, и предупреждает его желание.

Хильда получила открытку от своей портнихи. Ее приглашали на последнюю примерку, то есть прийти надо было срочно. Точно в назначенный час она уже стояла у дверей Марии Крюгер. Портниха спокойно и вежливо поздоровалась, пригласила войти, не говоря ни слова о причине вызова.

Хильда с тревогой глядела на нее. Что случилось с Марией? В этот раз все происходило совсем не так, как прежде. Вдруг Хильда почувствовала, что в комнате еще кто-то есть. Она решительно повернулась и направилась к двери.

«Постойте!» — раздался у нее за спиной знакомый мужской голос. Из полутемного пространства между стеной и шифоньером выбрался человек. Она сразу узнала его. Это был один из тех, кто поставлял ей информацию. Они познакомились много лет назад, еще в Варшаве. Благодаря ему Хильде удалось получить немало цепных сведений. Единственным его условием было не поддерживать с ним прямого, личного контакта. Она всегда строго выполняла это условие. Теперь же он сам искал встречи с ней. Это был известный актер Бернгард Винкельманн. Он протянул ей руку, взглянул в окно и произнес:

«Я расскажу вам одну историю. Нас было трое школьных друзей — Конрад, Гейнц и я. Мы были неразлучны. Вместе проказничали, сдавали экзамены, ухаживали за девушками. Позже мы разошлись по своим политическим убеждениям, но все же остались друзьями. Конрад, чистый пруссак, стал офицером. Родина — это его бог. Гейнц стал юристом и страстным приверженцем Гитлера. Я стал актером и всегда был противником национал-социализма. Они возвели меня в ранг государственного актера, а я ненавижу их больше, чем когда-либо. Я надеюсь, те сведения, которые я давал вам до сих пор, действительно оказали помощь в борьбе с этим коричневым безумием. Я не знаю, что бы сделали мои друзья, если бы они узнали о моей конспиративной деятельности за последние несколько лет.

Думаю, Гейнц теперь понял бы меня. Но, к сожалению, этого уже нельзя узнать. Еще в начале войны он добровольцем отправился на фронт. Через несколько недель его расстреляли за невыполнение приказа. Он должен был принять участие в ликвидации евреев — не только мужчин, но и женщин и детей.

Конрад стал полковником генерального штаба, однако остался пруссаком, правда ортодоксальным. Гитлера и его приспешников он уже не считает представителями родины. Он хочет свергнуть Гитлера, чтобы спасти Пруссию. Я этого не знал, но все же отважился попросить у него сведения о летнем наступлении, которыми вы так интересуетесь. Конрад поблагодарил меня. Он воспринял это как сигнал к тому, чтобы не смотреть больше в бездействии на то, как клика господ ввергает его отечество в пучину безумия. Но он поставил условие: он не хочет отдавать материалы мне в руки, он отдаст их только вам. Я не сказал ему, что мне известен такой человек, потому что не знал, будете это вы или кто-то еще. Кроме того, Конрад может дать вам бумаги только на одну ночь. Если вы готовы пойти на риск, то я предлагаю следующее: вы придете ко мне в театр после представления под видом одной из моих поклонниц. Принесите с собой цветы, Я позабочусь о том, чтобы вы спокойно смогли встретиться с Конрадом в моей уборной. Он посещает меня довольно часто. Все остальное зависит от вас. Если вы найдете мое предложение неприемлемым, то прошу вас забыть обо всем, что я рассказал».

Актер все еще продолжал смотреть в окно. И только когда Хильда проговорила: «Когда я могу прийти к вам?» — он обернулся к ней и крепко пожал руку.

«Приходите в следующий вторник, — сказал он. — Я играю Лестер[6]. Я оставлю вам билет на имя Марии. Как пройти ко мне в уборную, спросите у кого-нибудь из служителей сцены. Не забудьте взять цветы». Он поклонился ы вышел из комнаты.

Хильда попросила врача выписать ее. Ведь если она будет продолжать болеть, то не сможет пойти в театр. На работе она доложила шефу о своем выздоровлении. Доктор Паульзен был рад, что одна из самых прилежных сотрудниц снова приступила к выполнению своих обязанностей.

— С обзором нейтральной прессы без вас совсем не ладилось, фольксгеноссин Гёбель, — говорит он и добавляет: — Вы что-то еще неважно выглядите. Вам следует щадить себя.

Иоахим Хагедорн в знак приветствия кладет ей на стол букетик ландышей. Вскоре он опять принимается рассказывать о своем брате, который за время ее болезни успел стать подполковником. Он сообщает и последние сплетни: Марион Мюллер ждет от Хагена фон Габленца ребенка, а он теперь не хочет о ней больше слышать. Фрау доктор Мальковски все еще больна, и неизвестно, можно ли ее оперировать.

Хильда кладет перед собой огромную кипу газет, а ее коллега продолжает беззаботно болтать. Он счастлив, что снова обрел слушателя.

Прогуливаясь после обеда по зоопарку, Хильда встречает Удо фон Левитцова. Была ли эта встреча намеренной с его стороны? Она не однажды просила его ограничить официальный контакт с ней в министерстве. Он просиял, увидев ее, и протянул ей соломенную корзиночку, украшенную весенними цветами:

— Добро пожаловать, Хильда, я рад снова видеть вас среди работников нашего министерства.

Ну можно ли на него сердиться? Однако Хильда все же говорит:

— Ведь мы с вами твердо решили — на работе наши пути не должны скрещиваться, не правда ли?

— Так точно, господин генерал! — Он вытягивается в струнку, желая развеселить ее, но она даже не улыбается. — Простите, Хильда, сегодняшний день — это исключение. Вы вышли на работу. Я действительно искренне рад, что вы снова на ногах.

Она кивает и хочет отойти.

Советник удерживает ее:

— Разве вы совсем нелюбопытны? Не хотите взглянуть, что лежит в корзиночке? — И он с гордостью показывает ей деликатесы, раздобытые специально для нее: кофе в зернах, португальские сардины в масле, датская ветчина, голландский шоколад и английский чай.

— Удо, вы с ума сошли! Где вы это достали?

— Я надеюсь, это поможет вам быстрее восстановить силы.

— Но вы не ответили на мой вопрос, Удо!

— Вы же знаете, у меня широкие связи. К тому же у меня есть некое волшебное средство, открывающее мне доступ ко всем продовольственным складам. — И он хлопает ладонью по карману, где обычно носит бумажник.

Поняв его жест, Хильда бледнеет:

— Удо, не хотите вы этим сказать, что получили ваше волшебное средство из Швейцарии? Вы платили валютой, английскими фунтами? Вы в своем уме, Удо? Из-за нескольких деликатесов вы готовы все поставить на карту? Разве вы не знаете изданных фюрером приказов? Валюту в бумажнике не носят. Ее сдают в банк рейха. Удо, что вы наделали?! Сколько людей знают теперь о ваших фунтах? А если кто-то из них донесет на вас, что тогда, Удо?

Хильда Гёбель смотрит в глаза советника. Она не повышает голоса, но в ушах у него стоит гул, потому что он знает: она права, права, как всегда.

— Никогда больше не делайте так, пожалуйста, господин фон Левитцов. Если вас не волнует все прочее, то подумайте хотя бы о себе, о своей безопасности! — Оставив его стоять одного, она уходит в министерство. Поступок Удо потряс ее. К тому же она еще слаба. Но никто не должен заметить это.

6

Роберт Дадли, граф Лестер, приближенный английской королевы Елизаветы (XVI в.). — Прим. пер.