Дунай. Река империй

3

Donau. Священные воды

У реки сто ликов, но она обретает одну судьбу; а исток ее и несет ответственность, и присваивает себе заслуги за весь остальной путь. Из истока проистекает сила. Воображение вряд ли учитывает притоки.

Исток великой реки – одна из интерпретаций Великого Немецкого Начала. Такую интерпретацию (конечно же далеко не я один) заимствую у Гёльдерлина, понимавшего реки как оси, собирающие воедино мир. Изучение наследия этого творившего на рубеже XVIII и XIX веков поэта, вообще-то лишь умеренно популярного среди своих современников, но со временем превратившегося в пророка, столетие назад вдруг сообщило значимый импульс развитию мировой словесности. Отечественный литературовед удачно охарактеризовал такое явление как “историю творчества, отложенного на век”. Переводы, переложения, толкования, декламации стихов классика немецких романтизма и идеализма обозначаются в гуманитарной науке как “гёльдерлиновское возрождение” и дают материал для размышлений филологам, философам, теологам. Если изучаешь немецкий Дунай, Гёльдерлина не обойти. Он вырос в Баден-Вюртемберге, неподалеку от Шварцвальда, но дело, конечно, не в местной географии: “речная поэзия” Гёльдерлина, его гимны о Дунае и Рейне содержат в себе концептуальный мировоззренческий заряд.

Гёльдерлиновская германская вертикаль – Рейн, рожденный в ледниках Швейцарии и изливающийся в Северное море в Нидерландах: “Покинув горы, привольно / Себя почувствует на немецкой почве, / Умиротворится и расправит члены”. В “горниле” этой реки, уверен Гёльдерлин, “будет все подлинное, чистое коваться”. Четыре пятых Рейна, самой протяженной реки современной Германии, приходится на немецкую территорию (863 километра). Рейн – неисчерпаемый резервуар древней и современной немецкой мифологии, и Гёльдерлин только один из ее певцов. В бассейне Рейна расположен Тевтобургский лес, в кущах которого восставшие германские племена под предводительством вождя Арминия в 9 году разбили армию Квинтилия Вара, установив речную границу своего варварского царства с Римской империей. На берегах Рейна развернулось действие средневековой саги “Песнь о Нибелунгах” и, соответственно, оперного цикла Рихарда Вагнера “Кольцо Нибелунгов”. В рейнские воды Вагнер погрузил хранительниц бесценного клада прекрасных наяд Воглинду, Вельгунду и Флосхильду, а Генрих Гейне – деву Лорелею, сладким пением лишавшую рыбаков разума и осторожности. “Книгу песен” переводил в числе прочих и Александр Блок:

В гимне “Рейн” Гёльдерлин называет исток реки, ниспадающей из альпийских ущелий в Боденское озеро, “бешеным полубогом”, от которого в страхе бегут люди, “увидев, как бьется он в мрачной своей западне”. Словно неземное существо Рейн ведет себя потому – поясняет, в частности, российский теоретик искусства Михаил Ямпольский, – что, повинуясь рельефу горной местности, река вначале поворачивает назад к истоку, а затем водопадом устремляется вниз. Исток таким образом – одновременно и падение, и становление. Это и есть противоречие реки, по существу описывающее то, что в заметках о трагедиях Софокла Гёльдерлин назвал “противонаправленными ритмическими модуляциями”. В трагедиях, считал немецкий стихотворец, одна ритмическая волна движется от начала к концу, а другая – от конца к началу. Когда возникает наложение этих волн, поэтический метр требует цезуры, “чистого слова”.

Скала Лорелей. Открытка 1900 года.

Дунай, как подмечено в одной философской книге, существует “в противопоставительном соответствии Рейну” [7]. Дунай (по телеологии Гёльдерлина – западно-восточное немецкое измерение) отдает Германии пятую часть общей дистанции, если сверяться по современным границам, 647 первых своих километров. Сила и значение матери Donau не только в том, что ее скрытые в пущах Шварцвальда истоки делают эту реку символом и вдохновителем немецкого национального гения. “В верховьях Дунай течет нерешительно, – пишет один из исследователей творчества Гёльдерлина. – Его темные воды временами останавливаются и, завихриваясь в водоворотах, даже теснятся назад. Почти так, словно бы из того места, где река впадает в чужое море, проходило вторичное, спорящее с источником течение”. Вот и рождается “чистое слово”. Первые двести или триста километров Дуная действительно полны таких вот остановок и завихрений, они и впрямь способны вселить в путника меланхолию.

Начатый Гёльдерлином в 1803 году и оставшийся незаконченным гимн “Истр”, в котором Верхний Дунай назван именем, данным древними греками низовьям реки, философски истолковывает это странное противодвижение: река возвращается к началу, превращается в собственный исток. Ключевая идея Гёльдерлина, очарованного Античностью, вот в чем: родник западной цивилизации – в Греции, и Запад теперь не уплывает вдаль, а движется в обратном направлении, как Истр или Дунай, к своему завершению в Германии. Понятая философски река связана не только с немецкой, но также с античной и азиатской географией: сакральный поток приходит к немцам с Востока через Грецию (от двух райских рек, Инда и Алфея). “Исток дунайского истока” оказывается не на западе, в метафизическом смысле река струит воды против собственного течения. Своевольное километровое исчисление Дуная от его конца к началу может, конечно, противоречить и научной традиции, и здравому смыслу, но позволяет желающим двигаться по этой реке в обоих направлениях, одновременно и удаляясь от истоков, и приближаясь к ним. Гёльдерлин таким образом заставил Дунай совершить изящный “гесперийский поворот”.

Мартин Хайдеггер, автор одной из главных книг мировой философии ХХ века “Бытие и время”, подкрепил свой построчный анализ гёльдерлиновского речного гимна выводом о том, что Германия и есть западная цивилизация, естественная преемница греческого европейского начала. Продвигаясь на восток, Дунай, соответственно, может либо терять германскую духовную силу, либо, напротив, сообщать ее расселившимся ниже по течению реки народам. Австралийские авторы докэпопеи “Истр” иронически обыгрывают этот посыл: они фокусируют кинокамеру на несомых Дунаем скоплениях пластикового мусора; бесчисленные техноостровки представляют собой бесполезные и бессмысленные маяки цивилизации, в начале XXI века уже, естественно, не немецкой, а общеевропейской. Впрочем, в новой объединенной Европе как раз Германия играет ведущую роль. История повторяет саму себя: совершив роковые петли Первой и Второй мировых войн, она возвращается к описанным Гёльдерлином истокам.

ДУНАЙСКИЕ ИСТОРИИ

КАК ДЕВА ОБЕРНУЛАСЬ РУСАЛКОЙ

В сентябре 1836 года в Париже состоялась премьера балета Шарля Адольфа Адана “Дева Дуная”. Романтическое представление в двух актах и четырех картинах следовало законам жанра: чистыми чувствами управляют волшебные силы. Специально для прима-балерины Марии Тальони балет поставил ее отец, балетмейстер Филиппо Тальони. Тальони считают лучшей европейской танцовщицей XIX века, именно она ввела в практику юбку-пачку и пуанты. Сюжет балета-сказки таков: юная красавица по имени Полевой Цветок (ее, сироту, нашли малышкой на цветущем поле) влюблена в Рудольфа, молодого оруженосца (по другой версии – сына) важного барона. Однако и сам властный аристократ останавливает свой выбор на Fleur-de-Champ. Влюбленные в отчаянии, ведь злая судьба оказывается сильнее их чувства. Чтобы не достаться постылому, девушка бросается в Дунай. Рудольф, помрачившись рассудком, также топится в реке. Влюбленные встречаются в пучине. Убедившись в силе их страсти, Нимфа Дуная возвращает Полевой Цветок и Рудольфа в мир людей. Балет стал европейской сенсацией. Через год отец и дочь Тальони отправились на гастроли в Петербург, а в 1838 году “Деву Дуная” поставили в Большом театре. За три десятилетия до Адана образ дунайской нимфы заинтересовал австрийского композитора Фердинанда Кауэра: он сочинил оперу-феерию “Дева Дуная” (другой вариант “Дунайская русалка”), впервые поставленную в Вене в 1798 году. Драматург Карл Фридрих Генслер взял за основу сюжета легенду о Лорелее и ее безответной любви к прекрасному рыцарю. Генслер и Каэур заменили Рейн Дунаем, а драму превратили в бытовую комедию: романтический зингшпиль рассказывает о превратностях русалочьей жизни. Опера в различных интерпретациях стала популярной в Европе. В России ее поставили в 1803 году под названием “Днепровская русалка”: это история любви крестьянской девушки Лесты и князя Видостана. Арию из первого акта оперы Каэура упоминает в “Евгении Онегине” Александр Пушкин. В Австрии “Дева Дуная” была еще раз актуализирована в 1950-е годы – как авангардистский спектакль – творческими силами столичной Wiener Gruppe.

7

Площадь Дуная в Девятнадцатом районе Парижа в 1951 году была переименована в площадь Рейна и Дуная (Place de Rhin-et-Danube) – в честь Первой французской армии, в конце Второй мировой войны принимавшей участие в боевых операциях на юге Германии. Переименование тем не менее выглядит символическим.