Страница 4 из 8
И возраст — твой венец лавровый,
Но только эти семена
Не воплотили цель творенья,
Коль оболочка их нужна
Для хвастовства и восхищенья.
КАЛИФОРНИЙСКИЙ «ВЕЧЕРНИЙ ЗВОН»
О, звон плывёт, о, звон поёт
Над мрачной пустошью глухой,
Вечерня с берега несёт
Благословенье и покой,
Да будут житницы полнее!
О перезвон! О Eleison!
Колокола из Монтерея!
О, звон гремит, о, звон гудит
Среди равнин и крепких стен,
По трубам голос его мчит,
Не повторяя свой рефрен,
На рынке, в храме всё слабея!
Хрустальный звон! Печальный звон!
Прощальный звон из Монтерея!
О, звон, что вмиг кругом поник,
Вернись, верни, все снова ждут:
Не изувера ярый крик,
Не строгой веры Страшный суд, —
Любовь Его верни скорее,
О перезвон! О Eleison!
Колокола из Монтерея!
КОЙОТ
Из сумрачных прерий, средь скошенных нив,
Не робок, не смел, бесконечно ленив,
Ползёт с неохотой, гонимый судьбой,
По влажной прогалине серый изгой.
Как тень на стерне у стены притаясь,
Прыжками, ползком, и паденья боясь,
Костист, вислоух, не искал он покой,
Бродяга испытанный, серый изгой.
Стой, Карло, дружище, - ты чуешь родню, -
Иди, приведи его ближе к огню.
Что, Карло! Рычишь! Говоришь, что чужой,
Не родич тебе этот серый изгой.
Ну, ладно, что хочешь, бери, - пусть тайком,
Прося иль воруя, - вопрос не о том,
Тебе это помощь в дороге прямой,
О, четвероногий монах серый мой!
МАДРОНЬЯ
Командир лесных причуд,
Ты стоишь, как Робин Гуд!
Гольфы алые в траве,
Плащ из бархата в листве!
Ты нарядней всех вокруг,
Щегольством пленяя луг!
Когда августовский зной
Опаляет мир лесной,
На сосне капель смолы
От ствола и до иглы, —
Уголок тенистый твой
Полон свежею листвой.
А когда осенний луч,
Мир печаля, из-за туч
Холст расправит на холмах,
Пепел высыплет в ручьях,
Ты без гольфиков своих,
Среди веток золотых
На поляне мрачной рад
Всем устроить маскарад.
Скоро ль выкрасят в кармин
Твои щёки, Арлекин?
С полированным листом,
С красным веточным зонтом,
С многоцветием плодов,
Твой костюм в сезон готов, —
Где предел у этих чар,
Что искусств затмили дар?
[Мадронья (исп.) — земляничное дерево.]
НЬЮПОРТСКИЙ РОМАНС
Что слышал, поведаю вам, не таясь,
Она умирала от горя;
Но дух её жив, и душа её часть
Печального дома у моря.
Любовник-француз был и ветрен, и мил,
Столетья ещё не прошло —
Его из объятий бедняжки сманил
В поход адмирал Рошамбо.
Я был удивлён, от напудренных фраз
У Квакерши сердце проснулось,
Но модных речей золотистая вязь
Бедой для неё обернулась.
Букет резеды он в то утро принёс,
И только поблекли соцветья,
(Хотя они влажными были от слёз)
Бедняжка увяла в расцвете.
И в ночь, когда спрятал туманный покров
Рангоуты, шпили, нагорья,
Душа вознеслась её средь облаков
От грустного дома у моря.
С тех пор, как часы бьют два раза подряд,
По комнатам дух её бродит,
И в воздухе тонкий плывёт аромат,
Когда она мимо проходит.
То грустью запахла её резеда,
Как призрак букета сквозь эти года,
Вот всё, что о ней говорит; но тогда
Могла ль она думать о лучшем?