Страница 42 из 100
137. «Что на север влечет нас…»
Что на север влечет нас, Где белые ночи таят Озаренье снегов, Где веками безмолвно пространство И высокие звезды Над оползнем синих громад Неизменно горят, Словно наших сердец постоянство? Ведь столетья прошли С той поры, как впервые сюда Новгородский ушкуйник Свой медленный парус направил… Днем и ночью бегут По любимому морю суда. Этот путь между льдов Мореходец старинный прославил. А посады стоят У порожистых северных рек, Ладно выстроен дом, Беззакатному солнцу открытый. Ты поселишься здесь, И Поморье полюбишь навек, И услышишь потом, Как шумит океан Ледовитый. И увидишь тогда Над просторами вечными льдов Яркий радужный свет — Багрецы золотого сиянья. Ведь пылают они Над торосом, где умер Седов, И в дорогу зовут Тех, кто любит труды и скитанья. 1938138. ЛУКОМОРЬЕ
Здравствуй, русского края граница, Птичий берег, звенящий во льдах, Здесь певучее слово хранится, Словно жемчуг речной в сундуках, И восходит заря-заряница На пылающих ярко снегах. Как особенный голос былого, Сквозь просторы безвестные лет Пробиваются к правнукам снова И былины, и старый ответ, И отцов заповедное слово… О, прелестный гранатовый цвет! Тишина, словно берег вдруг вымер, Будто смерзлися волны, дивясь, На рассвете пирует Владимир, Стольной Киевской славится князь. Парус медленный прячется в дыме, Словно белая чайка таясь. Здесь былинное наше Поморье! В тихий вечер закат пламенел, Старый песенник пел на задворне, И узнать я до боли хотел: Может, здесь было то лукоморье, Что в стихах своих Пушкин воспел? Может, здесь давним вечером синим Лукоморье, как сказочный сон, Вдруг предстало героям былинным, Прискакавшим из горных сторон? С тех ли пор по широким долинам Слышен чистый серебряный звон? Где же дуб тот и цепь золотая? Парус легкий скользнул за прудом. Здравствуй сызнова, песнь молодая, Загремевшая в сердце моем, Как былинное слово — простая, Вся в огне — как закат надо льдом! 1938139. СТАРИННАЯ БЫВАЛЬЩИНА
Лошадей он не седлывал, травы не косил, За сохой по весне не хаживал, А на море соленую воду пил, Паруса день и ночь прилаживал. И в кафтане китайчатом на заре До Норвеги ходил со товарищи, Городок стоял на крутой горе, И закат над ним — как пожарище. Полюбилась помору в стране чужой, На норвежской земле, красавица, Как посмотрит она — он и сам не свой, Как пройдет — земли не касается. Облака в огне, луна надо льдом, К рыбным баржам слетались вороны, А стоял на пригорке высокий дом, Ворота день и ночь притворены. Никогда-то он ей не отдал поклон, Душевного слова не молвил, А только заснет — и видится сон, Что она сидит в изголовье. Состарился он, жизнь ушла сполна, Всё отдал сыновьям, не споря, А ладью снарядил (думал — ждет она И кличет его у моря). Зима наступила, и дым костров Потянулся по первому снегу, Сквозь тысячу тысяч черных валов Пробилась ладья в Норвегу. Дымилось пожарище за холмом, Где славился город когда-то. Корабельщик из бревен построил дом И поставил чулан дощатый. И построил он сени об одном житье, Слюдяное окно над долиной, И прошла молва, будто в годы те Основался посад старинный. 1938140. ГОРОД
Город стоял посредине степей Пугачева. Летом к нему лебединые стаи летели. В тесных лабазах, свидетели торга ночного, Лики угодников, щурясь, на солнце глядели. В город съезжались весною для торга верблюжьего, А караваны везли в сентябре виноград; Здесь продавали купцы вологодское кружево, Сидя на лавках у черных церковных оград. Старые песни шумели еще над оградами,— Громкие странствия дедовских трудных годов… Шла революция в край голубой с продотрядами Хлеб собирать для голодных больших городов. Кони плясали на ярмарках, пели барышники, Словно не знали еще, что прошла их пора, Но продотрядчики слова не молвили лишнего, В степь их манили гудевшие в полдень ветра. В синих очках, словно все сталеварами стали, Люди от пыли спасались в степном городке, Кони киргизские блеклые травы топтали, Марево дымное тлело с утра на реке. Утро встречало нас ветром, негаданно дунувшим. Пыль оседала на желтой листве тополей. Вместе с другими веселым, мечтательным юношей Мчался тогда я по синему стану степей. Степь разбегалась, желтели пески в глухомани, Туча висела, как паруса злого края, — Дымное солнце и тысяча сабель в тумане, Песня казачья — военная юность моя. Рыжим конем и фуражкою с красным околышем Хвастался друг, восхваляя родной Кокчетав, В ночь покатилась луна колесом одноколочным, Вдаль мы смотрели, на стремени звонком привстав. Конь остановится, спешусь и медленно слушаю, Жмурясь от блеска слепящей глаза синевы, Словно тебя на рассвете с косой темно-русою Вижу опять в золотых переулках Москвы. 1938