Страница 39 из 100
124. СТАРАЯ ЗАСТАВА
Город Бабушкина, Шелгунова, Как твое воскресенье сурово, В бледном небе горят фонари, В звоне шашек и в стуке прикладов Строгий город военных парадов На ущербе осенней зари. Столяры прорезали бороздки, С папироской ходили подростки, Баржу вел по реке рулевой, И опять по дороге по длинной Низко клонятся кисти рябины, И застыли мосты над Невой. По утрам тротуар деревянный Выбегает на берег туманный, И стоит у забора трактир, Но грохочет завод многотрубный, Словно вход в неизведанный, в трудный И сверкающий празднично мир. Еще сталь громыхает в прокате, Еще город застыл на закате, Фонари, чуть мигая, горят, И встает, как в мятежном преданье, В разгоревшемся звездном сиянье Город славы — заря — Петроград. 1936125. ПОЭТЫ
Кровь на снегу — и вот пришла пора, Последний час судьбы певца опальной. По вечерам над городом Петра Горят костры, и свет звезды печальной, Воспетой им, зовет издалека В туманный путь, неведомый и дальний, И тихо спит безмолвная река. А там, где стынут темные громады, Еще гудит последняя строка Его стихов, и за глухой оградой Прохожий шепчет медленно слова, Двум поколеньям бывшие отрадой. Ночная тень легла на острова, Поэт безвестный ходит торопливо, И в злой тоске кружится голова. Когда бы шторм ударил вдруг с залива, Когда бы гром убийц певца сразил, Когда бы весь, в волнении порыва, Вдруг встал народ в величьи грозных сил, Чтоб отомстить стрелявшим в грудь России, И Пугачева дух заговорил! Морозный сад. Там статуи босые В снегу застыли. Тайная тоска Свела как будто их глаза большие. Им снятся сны. Поэт издалека Подходит к ним. Темна его тревога. Лицо в слезах. Дрожит его рука. Предчувствие томит его. Дорога Бежит на юг пустынной колеей, И белый склон спускается отлого. Но он еще не ведает душой, Что час настал безвестного обета; Что он судьбой отмечен роковой, Обычной долей русского поэта, И чашу горя выпьет до конца; Что и его, по приговору света, Еще казнят бездушные сердца; Что он — наследник песни величавой — Пройдет путем погибшего певца, С его судьбой, с его великой славой, Другим сердцам неведомой досель, С последним днем за темною дубравой; Что и ему назначена дуэль; Что день придет — он станет у барьера… Пустынный сад. Безумствует метель. Дворец в тумане дремлет, как химера, За Черной речкой страшный поворот. Тоски подобной не было примера, Но лишь пора короткая пройдет — Россия станет у другой могилы И Лермонтова имя назовет. 1936126. «Плывут облака издалёка…»
Плывут облака издалёка, Седея, проходят года. Как будто орлиное око, Глядит, не мигая, звезда. Какие в горах перевалы, Какой на возгорье простор! Там в полдень орлы пировали И медленно падали с гор, Клектали, летая сердито Над краем обрывов крутых, — Казалось, что небо закрыто Широкими крыльями их. Где рос на траве приворотник, К дорожному камню клонясь, Случайно увидел охотник Орлиного пиршества час — Такое могущество силы, Такое судьбы торжество… А звездное небо России Пылало, как сердце его. 1936127. «Я взглянул — и увидел нежданно…»
Я взглянул — и увидел нежданно За рекой лебединый полет. О веселом коне Тамерлана Проводник по-киргизски поет. Всходит медленно солнце за далью, Дни и ночи пылают костры — От лесов, что бегут к Приуралью, До зеленых песков Бухары. Низкий склон при луне серебрится, На заре разлилася река, С красным войском от севера мчится Молодой комиссар ВЧК. Всюду враг — в желтом сумраке улиц, В настороженном стане ночей, Где в кровавом кругу изогнулись На рассвете клинки басмачей, — Потому-то от дымных просторов, Где гремят пулеметы полка, Впереди наших первых дозоров В степь идет комиссар ВЧК. 1936128. ВОЕННАЯ ЮНОСТЬ
Да, юность моя под особенным знаком — По вольным степям, по лесным буеракам, Повсюду, где низкие тучи в огне, Где дымное полымя бродит лугами, И красное знамя горит над полками, И спит командир на усталом коне. Тогда эскадрон наш на Астрахань мчался, И вражеский круг в злобном страхе распался, Станицы и села встречали поход. Забыть ли те дни с их безмерною славой, Когда начинался в степях величавый, В приказах и песнях прославленный год? Боец-комсомолец в дырявой шинели Скакал на коне под разрывы шрапнели, Встречая тревожную ночь за селом, В глазах его зорких светилось упорство, Поля пролетал он, не меряя версты, Казалось — летит сквозь века напролом. А старый солдат, ежась в стужу и в холод, Сердито твердил, что горяч-де и молод, Что, дескать, война не настолько легка, Что, дескать, не милуют пули-голубки, Но вместе врывались в беспамятство рубки И дрались, пока не немела рука… В заветные дни невозвратного года Я видел полки молодого похода, И где только не был лихой эскадрон! Доныне, мне кажется, время не властно, Доныне в грозу, в непогоду, в ненастье Несется степями бескрайними он… 1936