Страница 5 из 133
— Василич, — позвал он, — Василич…
Появился фельдшер.
— Надо выписываться, — произнес он.
— Рано, — ответил тот, — вы еще не окрепли, слабы, и у вас, батенька, возможны рецидивы.
— Мне ли бояться рецидивов, — пошутил он.
— Могут быть обмороки, припадки…
— Василич, — сказал он, — снявши голову, по волосам не плачут, что мне припадки, с припадками люди живут, а мне, если не выписаться, может и жить не придется… Надо… а я уж постараюсь раз в два дня заглядывать к вам…
— Свежо предание, — заключил Василич, покрутив свой рыжеватый ус.
В конце концов он уговорил фельдшера. Тот послал в отдел гонца доложить, что инспектирующий из Новониколаевска завтра выписывается.
И вот наступило завтра. Он идет по коридору и видит через раскрытую дверь кошеву, стоящую рядом с крыльцом больницы. За кучера на ней Базыка в белой гимнастерке, подпоясанной широким ремнем с двумя рядами дырочек, с маузером, но без шашки. Видимо, первый раз он приезжал верхом, а конник на коне и без шашки — не кавалерист.
Он садится в кошеву, смотрит в сторону крыльца, где стоят Василич в сапогах и Анна Петровна в косынке с маленьким красным крестиком, ни дать ни взять — фронтовая сестра милосердия, впрочем, чему удивляться, — вся наша жизнь сплошная война.
Щелчок вожжами. Кошева тронулась, и больница, которую все в Каминске зовут загородной, осталась позади.
«Удивительно, — в последний момент подумал он, — за все время я не видел других больных. Уж не один ли я там был?»
Базыка нахлестывал лошадь, коляска двигалась быстро, но мягко. Все происходило, как во сне. Но дело тут не в хороших каминских дорогах, дело в его нездоровье, болезненном восприятии обстановки, скорее всего…
А впереди виднелся Каминск с деревянными домами, каменными постройками, над которыми, как над первым этажем, возвышался второй этаж в виде куполов двух церквушек и трехглавого Собора с золотыми крестами.
Въехали в город, и Базыка стал называть места, где они проезжали. Время от времени он, так же как Борода, оглядывался назад, но не для того, чтобы его лучше слышал седок. Было что-то угрожающее в этих оглядываниях.
«А не готовят ли мне очередную проверку, — подумал он. — Скорее всего так. Значит, нужно быть предельно осторожным и уже сейчас просчитать ее возможные варианты… Скорее всего все начнется с документов…»
— Остановись, — попросил он Базыку, когда они подъехали к Собору.
— Что? — ухмыльнулся Базыка. — Свечку поставить хочешь, себе за здравие, Бороде — за упокой?
Он ничего не ответил, а Базыка, между тем, продолжал:
— Правильно делаешь, посмотри, а то уже есть решение уездкома снести это наследие прошлого и построить на этом месте сквер Героев революции.
Несколько нищих двинулись к кошеве, но остановились, увидев, что вместо кучера на козлах сидит Базыка с маузером. Среди нищих выделялся высокий, грязный человек с длинными волосами, чем-то похожий на иконописного Христа. Одет человек был в рубище, похожее на мешок. Ржавая железная цепь висела у него на шее. Он неотрывно смотрел на седока в кошеве и что-то бормотал.
— Видел? — спросил Базыка, — интересный тип. Зовут его Дервиш. Он считается святым. Он почти ничего не ест. Все время находится с нищими, но милостыню не просит… Ему сами предлагают, это здесь считают за честь… Во, дают…
Дервиш продолжал что-то бормотать, позванивая цепью. Когда они отъехали от Собора, он не мог вспомнить ни одного лица из тех, кто пытался подойти к кошеве, кроме лица и фигуры Дервиша.
После остановки у Собора они подъехали к деревянному двухэтажному дому. Базыка привязал к коновязи лошадь, они зашли внутрь, поднялись по шаткой лестнице на второй этаж. Базыка постучал в дверь.
— Кто там? — спросил низкий грудной голос.
— Свои, свои, — сказал Базыка, — открывай, Груша.
Дверь открыла женщина в цветастой юбке, белой кофточке и пестром платке. В женщине было такое необычное сочетание красоты и порочности, что он, посмотрев на нее, невольно отвернулся, как отворачиваются от ослепительного света.
— Знакомься, — начал Базыка, — это хозяйка квартиры, в которой ты будешь квартировать… Зовут ее Аграфена, по батюшке Ивановна.
— Можно просто Груша, — сказала хозяйка, кокетливо и бесцеремонно оглядывая будущего квартиранта.
Потом она повела пришедших в комнату, где не было мебели, а стояла кровать и деревянный табурет.
— Одежду вешать здесь, — проронила Груша и показала ряд гвоздей на стене.
— Нет у него одежды, кроме той, что на нем, — ответил, усмехнувшись, Базыка, — вся его одежда осталась на мосту.
— На мосту, — произнесла женщина и стала промокать глаза кончиком платка.
— Ну-ну, — грубо оборвал Базыка. — Бороду уже не воротишь, так че сырость разводить…
Пока Базыка говорил с хозяйкой, он подошел к окну и поймал удовлетворенный взгляд одного из замов покойного Бороды. Базыка оценил его поступок с точки зрения профессионала. Инспектирующий не какой-нибудь шаркун из города. Знает, что почем… Он смотрит, куда выходят окна.
— Здесь два выхода. Очень удобное пристанище, недаром его любил Борода, — сказал Базыка с ухмылкой.
Потом они вышли из дома, сели в повозку и поехали дальше. Впрочем, «дальше», — было всего через квартал.
— Вишь, — проговорил Базыка, оглянувшись, — мы тебя рядом с отделом устроили… Очень удобно и безопасно… А сам отдел находится в особняке купца Полуянова… А вот и он…
— Замначальника отдела Проваторов, — отрекомендовался ему стройный, как кол проглотивший мужчина, лет тридцати.
— Очень приятно, — вывернулся он из ситуации, так и не назвав своего имени.
— Андросов, — представился второй мужчина, исполняющий обязанности начальника отдела.
— Ну а Базыку, — сказал Проваторов, — вы уже знаете. Он у нас спец по борьбе с бандитизмом.
— Квартиру мы вам нашли под боком, — начал Андросов, видимо, недовольный тем, что Проваторов говорит больше, чем он, исполняющий обязанности. — Это на всякий случай… Власть у нас в городе советская… Бандиты далеко, на севере. А здесь все спокойно, если кого и убивают, то только тогда, когда им мешают…
Проваторов бросил укоризненный взгляд на Андросова, и тот понял, что сказал несуразицу.
— Да-а, — протянул гость, — значит, если им не мешать, то они не трогают… Справедливые у вас бандиты.
Андросов чуть стушевался, но потом поправился.
— Я имел в виду, что у нас просто за принадлежность к властям или к милиции не убивают, но мы все равно беспокоимся, создаем условия… Окна дежурного выходят на улицу. Из них видно окно вашей квартиры, правда, со стороны хозяйки…
— А мое, значит, — поинтересовался он, — выходит во двор?
— Да, — подтвердил Андросов и переглянулся с Проваторовым.
«Сейчас начнется», — подумал он и, чтобы инициатива была в его руках, продолжил:
— Ладно, выходят и пусть выходят… Слишком много внимания мне, что я за персона… Что нашли на месте происшествия?
По всему было видно, что он перебил какую-то мысль Андросова, потому что тот стал мыкать, пыкать, а потом, вдруг, ни с того, ни с сего ляпнул:
— Как вы себя чувствуете? Запамятовал как вас там по батюшке?
Опасность пронзила мозг: «Началось», но он не позволил эмоциям выплеснуться наружу.
— Не старые порядки, достаточно будет сказать: товарищ из губрозыска…
А между тем Проваторов подошел к сейфу, открыл его и извлек оттуда наган и удостоверение.
— Вот сохранили ваше, — сказал Андросов.
Он открыл удостоверение и взглянул на него, ощущая на себе внимательные взгляды. И опять чувство опасности помогло ему:
— У меня не было оружия, — произнес он, — и это не мое удостоверение.
— Это мы нашли на берегу, — проговорил Проваторов.
— Ты, наверное, перепутал, — вмешался Андросов. Он сунул руку в тот же сейф и вытащил другое удостоверение.
«Оно, — подсказал ему внутренний голос, — надо быть круглым идиотом, чтобы проверять тебя таким образом дважды».