Страница 37 из 133
— Ах, о Тропине, — передразнил его Корж, — так прав Степаненко — стоит он того… Да и меня не покидает чувство, что не чист он в этой истории… нечист…
— «Чувства в личной жизни нужны», — процитировал шефа Кроев.
— Что-то знакомое, где-то я это уже слышал. Цитата из речей начальства?
— Да, а что? Шеф, между прочим, голова. Это он подсказал мысль проверить показания Степаненко и как в кол попал. О чем это говорит? О том, что он специалист своего дела, разбирается в людях и обстановке. То, на что мы потратили три дня, он разрешил вмиг. Так что нам есть чему у него поучиться, — ответил Кроев.
— Успокойся, не посягаю я на компетентность твоего шефа… Со временем ты тоже будешь прекрасно разбираться в людях и обстановке… разумеется, поучившись у старших товарищей. В теории есть метод проб и ошибок. Практики называют его короче — метод тыка. Так вот, старшие знают, куда им ткнуть. Понял? В этом их преимущество перед молодежью… и вообще, закончим этот разговор. Мы в последнее время только и делаем, что дискутируем, а я что-то устал, как и Конкин, от дискуссий.
Корж замолк. Он не хотел раззадоривать легко заводимого Кроева. Зачем? Со временем он сам придет к пониманию многих вещей их неблагодарной работы.
Опыт подсказывал ему, что дело по факту пожара, скорее всего, раскрыто не будет. Они добросовестно работали все это время, но все преступления и происшествия раскрываются только в детективах. На практике все иначе, и вероятность раскрытия этого дела равна нулю. Только случайность может помочь Кроеву, но этого не будет: пожар не кража, не убийство — в его раскрытии никто не заинтересован. Чем дольше будет проходить расследование, тем больше оно выявит вещей, которые не любят показывать руководители. Поэтому Клягин за то, чтобы о пожаре забыли. Но где тут забудут, когда ездит следователь Кроев и ворошит, ворошит пепелище в душах рабочих совхоза да и в душах начальства. Заставляет задать вопрос: Почему нас, почему в «Приозерном»? Рвется там, где тонко, горит там, где нет порядка…
Клягин — мужик деятельный, он все свои возможности подключит, чтобы «пожара не было», «либо был маленький пожар» и даже не пожар вовсе, а «маленькое возгорание», при котором «почти ничего не сгорело». И он всем шеи свернет, кто считает иначе, а иначе считает следователь Кроев.
Ну, дай, как говорится, Бог нашему теляти вовка зьисть…
Машина подошла к дому Коржа и остановилась: Василич свое дело знал четко.
— Ну прощай, Холмс, — сказал Корж, — дальше наши пути расходятся.
— Как расходятся? — удивился Кроев. — Шеф же просил не разбивать группу.
— Шеф просил и распросил, — съязвил Корж, — договорилось, видимо, с ним мое начальство и меня пред ясны очи потребовало. Говорит, пока ты с Кроевым в деревне дурака валяешь — работа стоит.
— А у нас что, не работа? Баловство?
— Начальству, Саша, виднее, где работа, где баловство.
— А как же я?
— Ты? Ты дальше пойдешь один. Конечно, уголовный розыск тебя не оставит, но он разыскивает преступников, а вдруг в ходе следствия выяснится, что таковых нет? Короче, если ты хочешь знать перспективу дела — изволь — все сводится к короткому замыканию.
— Почему?
— А вот это сам мне скажешь, когда закончишь дело, на то ты и следователь. Пока…
Корж вышел из машины, захлопнул дверку и, скользя по замершей уже дороге, повел домой. Он опять ругал себя за то, что не сдержал слово и снова принялся «наставлять» Кроева. Но наставлял с оглядкой и, сказав «а», не решился сказать «б»… Но может, так и лучше: Кроев парень самостоятельный и до всего дойдет сам, а сам дойдет — лучше разберется, кто и для чего горит.
Следующий рабочий день для Кроева начался в кабинете шефа. Мазюк, по-хозяйски расположившись за столом, отчитывал следователя.
— Александр Петрович, — говорил он, — следователь должен иметь чутье на практическую ценность той или иной информации и сам определять, где тратить свое драгоценное время, а где нет. Убить три дня, чтобы выяснить несущественные противоречия в показаниях. Это расточительно… У вас в производстве еще пять дел, и сроки у них не стоят на месте.
Шеф, видимо, «истосковавшись» по Кроеву, отчитывал его с полчаса, а затем коротко спросил: «Планы по настоящему делу?»
— Думаю изъять документы в совхозе.
— Так, — ответил шеф и забарабанил пальцами по столу.
— Дождаться заключения экспертизы.
— Так…
— Еще раз поработать со свидетелями…
— Все?
— Все, — ответил Кроев.
— Я с вами согласен, согласен, — шеф уже барабанил по столу двумя руками, — только изымать документы, думаю, не нужно. Мы не хищение расследуем, а пожар… И не в бухгалтерии, а в коровнике. Поэтому будет правильней сделать официальный запрос о стоимости сгоревшего имущества. Пусть руководство «Приозерного» нам его даст.
— Но руководство заинтересовано «в малом ущербе»…
— Безусловно заинтересовано, безусловно. Но все они носят партбилет в кармане, занимают определенные должности, ставят свои подписи на документах и отвечают за правильность данных ими сведений. Так будет политически правильней и быстрей.
— Хорошо, — согласился Кроев, — я уже сделал запрос.
— Александр Петрович, вы меня приятно удивляете. О чем нам тогда говорить, работайте.
И Кроев стал работать. А через неделю, получив ответ из «Приозерного», снова спорил с шефом.
— Они меня что, за дурака считают, — говорил он, держа в руках бумагу, в которой ущерб от пожара определялся в двенадцать тысяч рублей.
— Александр Петрович, — успокаивал его шеф, — не вижу причин для беспокойства. Там все ясно расписано со ссылками на финдокументы, так как вы их просили.
— Владимир Юрьевич! Три десятка черно-пестрых — это около двадцати тысяч, плюс помещение, плюс оборудование, плюс затраты на строительство нового коровника…
— Ну, ну, — это эмоции. В ответе ясно расписано, что часть стоимости коров компенсирована сдачей на убойный пункт и звероферму. Согласны? Коровник старый и по бухгалтерским меркам ничего не стоит. Так? Так. Клягин и его главбух правы. И нам здесь не стоит копья ломать. На их стороне закон, а мы — законники — пытаемся на них другими методами воздействовать. Да не дай Бой мы это сделаем, Клягин нас в порошок сотрет руками нашего же начальства.
— Что же из этого следует?
— Из этого следует то, что сумма ущерба у вас в деле имеется.
За текучкой дел прошел месяц, и Кроев получил заключение пожарно-технической экспертизы. Он долго не решался вскрыть пакет. Там мог быть ответ на главный вопрос о причинах пожара, а могло его и не быть.
Но вот Рубикон перейден. Нож из вещдоков вскрыл картон, и Кроев начал просматривать констатирующую часть, плохо понимая прочитанное. Затем у него не хватило терпения — он перелистал несколько страниц… а вот и выводы:
«Непосредственной причиной пожара могло быть короткое замыкание электропроводки…
Решить вопрос о моменте короткого замыкания не представляется возможным ввиду отсутствия практически применяемых научных методик…»
Рухнула, как обветшалый мост, последняя надежда на какую-то определенность.
Получи Кроев вывод о том, что короткое замыкание — единственная причина пожара и что прожоги на электропроводке возникли до пожара, можно было ставить точку и на Тропине, и на посторонних лицах, но следователь такого вывода не получил, а значит, ни на сантиметр не продвинулся в расследовании.
С кем поделиться служебными неприятностями, как не со своим начальством, и Кроев пошел к шефу. Тот внимательно прочитал заключение и вопросительно посмотрел на следователя.
— Что вас здесь не устраивает?
— Неопределенность вывода.
— Александр Петрович, вы следователь еще молодой и не знаете, что конкретные выводы научных исследований бывают только в учебных задачах по уголовному праву. А в жизни, если подходить объективно и не натягивать вывод в ту или иную сторону, все не так конкретно и определенно. И ни один институт мира по представленным вами данным не даст другого заключения. Вам с большей степенью вероятности дают ответ о коротком замыкании. Соотнесите это с другими доказательствами и сделайте вывод, единственный и конкретный. У вас нет данных, что кто-то поджег коровник? Нет? — продолжал шеф.