Страница 114 из 133
— А мне показалось, что он служил на флоте, — сказал Федя, видя что Валере тяжело дается разговор в виде монолога, и пытаясь перевести его в диалог, в котором, как известно, нагрузка ложится на двоих.
— Лет шесть назад сказал ему один дерматолог, что есть единственное средство от псориаза — юг… Мишка поехал, и ты знаешь, получилось, излечиться он не излечился, но с загаром эта штука стала почти незаметной, после этого он помешался на Сочи. Говорил, что после каждой поездки ему становится все лучше и лучше, и настанет такое время, когда он будет нормальным человеком. С тех пор он стал следить за собой, качаться на тренажере. Но комплекс остался, и он, при всех своих мускулах, был далеко не донжуан… Так что сомнительно, чтобы он да познакомился здесь с кем-либо.
— Познакомился же он со своей будущей женой, — возразил Федя, обиженный столь заниженной оценкой Мишки его старшим братом.
— А-а, — только и произнес в ответ Валера.
Федя хотел поспорить, но сдержался, так как понял, что Валера был Мишке не только братом, но и отцом, а значит, Мишка для него на всю жизнь останется ребенком и несмышленышем. Где уж такому познакомиться в Сочи с женщиной.
Разговор происходил в такси. Они уже подъезжали к дому, когда Федя спросил:
— А кем работал Мишка?
— Машинистом, — ответил Валера.
— Машинистом? — удивился Федя.
— Да, — сказал Валера и умолк, так как машина остановилась у дома. Он рассчитался с водителем и продолжил: — Машинистом сцены. Есть такая должность во Дворце культуры профсоюза горняков, и должность эта никакого отношения к тепловозам, электровозам и врубовым машинам не имеет. Так называют человека, который выставляет декорации к спектаклям. Правда, иногда Мишка представлялся художественным руководителем, но делал это в шутку, да и то там, где его не знали. В Сочи, я думаю, музыкальные руководители сейчас не в цене, и уж если пускать пыль в глаза, то нужно представляться коммерсантом, предпринимателем…
— А как он представился своей будущей жене? — вырвалось у Феди.
— Ей не было нужды представляться. Она приезжала с театром на гастроли… Там они и познакомились… Не возражаешь, если я у тебя передохну и переночую?
Однако отдыхал Валера недолго. Побыв в комнате с полчаса, он взял сумку и ушел в город.
Вечером он вытащил Федю под навес, где за столом уже сидели Тамара с мужем, Магда и двое других отдыхающих: пожилая супружеская чета, которую Федя мельком видел несколько раз во дворе.
На столе было блюдо с салатом из огурцов и помидоров, тарелка с колбасой, фрукты, две бутылки водки, стаканы и не было вилок, так что даже со стороны было понятно — это поминальный ужин по Мишке.
Слово взял хозяин. Он долго и бессвязно о чем-то говорил, пока не вмешалась Магда.
— Упокой его душу со святыми, — сказала она, и все выпили. При этом хозяин попытался, как обычно, чокнуться с присутствующими, но легкий шлепок по руке, сделанный Тамарой, остановил его.
Выпили по второй, однако не разговорились и даже не оживились. Когда же была выпита третья чарка, пожилая чета, сославшись на усталость, ушла, за ними, всплакнув, отправилась и Магда. За столом осталось четверо, говорить было не о чем… Но разговор все-таки был, странный разговор, хозяин время от времени спрашивал Валеру, где он работает, и присутствующие выслушивали ответ, после этого хозяин предлагал выпить, «чтобы таким образом помянуть Михаила». Спустя минуту-другую хозяин опять спрашивал Валеру о том же, а когда гость, уважая хозяина, отвечал, но уже в сокращенном варианте, снова предлагал выпить и, «таким образом, помянуть Михаила». Так продолжалось долго, пока хозяин не переключился на Федю, увидев, что в его стакане нет водки.
Уже и Тамара ушла из-за стола, а хозяин продолжал говорить Феде о том, что ему тоже когда-то врачи запретили пить, потому что обнаружили у него болезнь — «алкоголизм», но он «не поверил им, и правильно сделал», поэтому он «пьет до сих пор и чувствует себя хорошо», потом он опять спросил Валеру, где тот работает.
Тамара несколько раз выходила во двор, выбирая момент, чтобы «изъять» мужа. Наконец такой момент настал, голова хозяина упала на грудь, и он забылся странным сном, продолжая с кем-то нечленораздельно говорить.
Тамара увела его, предупредив Валеру, чтобы он не беспокоился: она все уберет со стола сама.
Перед тем как лечь спать, Валера сказал:
— Ты не удивляйся, что я даже не всплакнул, у меня будет еще время, когда я его привезу, а сейчас мне нельзя, а то мы с ним здесь вдвоем останемся…
Проснулись рано. Валера побрился, собрался, попрощался с хозяйкой, отверг предложение хозяина «по маленькой» и кивнул Феде:
— Пойдешь?
И снова был день, полный забот.
Приехали к столяру, тот попросил надбавку, «так как инфляция». В морге заплатили ребятам из «скорой» пятьдесят тысяч, но те, узнав, что надо еще заехать к паялщику, тоже попросили надбавку. Не стал исключением и паяльщик…
Валера, не торгуясь, отдавал деньги, словно хотел быстрей от них избавиться, надеясь, что с последним рублем для него должен наступить конец переживаниям.
В аэропорт приехали вечером. Немного повозились со сдачей ящика в багаж и расстались. Причем сделали это мимоходом, так, как будто завтра вновь должны были встретиться.
Федя пошел на автобусную остановку и долго стоял там, как вдруг увидел Валеру, который кого-то искал.
— Случилось что? — спросил Федя, подойдя к Валере.
— О-о, — ответил тот, — я тебя и ищу, я со всеми рассчитался, а про тебя забыл.
— Ну ты даешь, — сказал Федя.
— Погоди, — перебил его Валера, — там у Мишки под кроватью я оставил две бутылки… Это на девять дней, с Тамарой я договорился и заплатил ей. Она до девятин никого на эту кровать не поселит. Может, от этого ему спокойно будет… А ты возьми на память. — И он протянул Феде зажигалку.
— Да я не курю, — вырвалось у Феди неожиданно.
— А я тебе и не предлагаю, — проронил Валера и пошел к зданию аэропорта.
Подошел автобус. Федя сел в него и стал смотреть в окно, ничего при этом не видя, мысли его были заняты другим.
«А что, если подобное случилось бы со мной, с моими родственниками?»
Он представил себе, как бы он выкручивался из такой ситуации, не имея денег, и не нашел выхода. Выход всегда был связан с наличием денег, а их у него-то как раз и не было.
Было еще светло, когда Федя добрался до Светлановского моста. Он спустился под мост со стороны универсама, по противоположному склону бывшего оврага, прошел до того места, где начиналась лестница.
За эти дни здесь ничего не изменилось, да и не могло измениться. Все, как прежде, и даже старуха сидит в той же беседке, и тот же пес изредка откликается на лай соседских собак.
Федя поднялся по лестнице до самого верха, прошел по наклонной тропинке до кустов и вышел на остановку.
В голове его уже складывался план завтрашнего разговора с Юнаковым.
Открывая двери прокуратуры, он мысленно представлял себе знакомую троицу, развалившуюся на стульях возле кабинета следователя. Но коридор перед кабинетом был пуст.
«Наверное, Юнакова нет на месте», — подумал он, но опять ошибся. Юнаков был в кабинете. Все тот же чистенький молодой человек, аккуратно составляющий протоколы, с маской значительности на лице, какую носили в недалеком прошлом его комсомольские сверстники.
— A-а, Внучек, — сказал Юнаков, чем покоробил Федю: ему все же не двадцать пять, как следователю, а тридцать семь. — Присаживайтесь. Что привело?
— Есть некоторые соображения, — ответил Федя.
— Они только что возникли, или вы пересмотрели свои взгляды?
— Нет, я своих взглядов не пересматриваю.
— Не хотите, так сказать, поступаться принципами, — хохотнул Юнаков.
— Не хочу, — не приняв его тона, ответил Федя.
— Похвально, — с едва уловимой иронией превосходства более информированного человека над человеком менее информированным сказал Юнаков.
Начало беседы не понравилось Феде, и он уже пожалел, что сюда пришел.