Избавитель

Вскоре его замешательство стало заметно, и к святому отцу подскочил один из грузчиков.

– Вы священник?

Василий утвердительно кивнул.

– Вам… – рев взлетающего «боинга» заглушил спасателя, но по жесту Василий понял, что ему следует идти к стоявшим в стороне двум офицерам, которые, разложив на капоте Хантера бумаги, внимательно изучали их.

Заметив, что к ним приближается священник, они отложили свое занятие и внимательно и молча смотрели на него, пока Василий не подошел.

– Отец Василий? – первым протянул руку один из них – невысокий плотный мужчина с немного смуглым лицом и пышными усами.

Офицер еще раз осмотрел священника и уже после этого представился обрывистыми фразами, выдерживая небольшие паузы:

– Полковник Балкин. Алексей Георгиевич. Руководитель миссии. А это мой зам, – указал полковник на стоявшего рядом угрюмого спасателя среднего роста. Тот, приветствуя, слегка кивнул головой. – Подполковник Исаков Александр Львович. Прошу любить и жаловать. Да поставьте Вы свою сумку! Сейчас загрузимся и поедем. Покажу вам ваше хозяйство и заодно с нашим познакомлю.

По лицу было видно, что полковник не особенно рад встрече. «Вот еще с ним возиться, – наверное, думал он, глядя на согнутую вбок фигуру молодого человека. – Задолбает своими просьбами, лучше бы еще одного специалиста прислали». Подполковник, похоже, думал то же самое.

Балкин оказался человеком немногословным, размеренным и как будто даже равнодушным. Когда ему докладывали, он слушал отстранено, словно всё это его не касалось. Свои решения обычно обдумывал долго и понапрасну не суетился, но, случись экстренная ситуация, он преображался до неузнаваемости: живой и активный, сходу вникал в ситуацию, мгновенно выдавал тысячу правильных и дальновидных распоряжений и своей уверенностью заражал подчиненных. Как купец или кулак, он знал всё «своё хозяйство» до последнего гвоздика и был в курсе, как этим распорядиться наиболее эффективно. Словом, для своей должности он подходил очень кстати.

Похожим на Балкина оказался и подполковник Исаков – человек среднего роста с широким и высоким плоским лбом, прямыми черными бровями, которые почти соединялись над носом в одну линию, отчего его лицо визуально делилось на две равные части: лоб и всё остальное. Брови же, вкупе с глубоко посаженными глазами, придавали ему ещё более угрюмый вид. Так же, как и полковник, он, молча и без эмоций, выслушивал собеседника, но таким неторопливо деятельным и угрюмым Александр Львович был всегда: и в спокойное время, и в критические моменты.

Святой отец отошел в сторону и стал осматриваться. Смотреть, собственно, было не на что: вокруг были только самолеты, ящики, техника, люди и только вдали – холмы и горы, частично сливавшиеся с тучами. Под ногами на взлетной полосе ещё были видны следы наносов песка с примесью водорослей и мелких ракушек, в стороне лежало несколько поваленных деревьев – океан был недалеко, и, видимо, волна цунами докатилась и досюда.

Тогда Василий стал представлять разрушенные города, куда ему предстояло отправиться, какая там царит атмосфера, и что он будет там делать. Новизна работы и неопределенность его положения имели в себе тот приятный момент, что предстоящее будущее он мог нарисовать себе каким угодно.

Когда «Руслан» был полностью разгружен, колонна МЧС двинулась вглубь материка. В уазик, кроме самого Василия, водителя и Балкина со своим заместителем, сел еще главврач мобильного госпиталя – человек немолодой, в больших очках, но необычайно шебутной. Происходившее вокруг не оказывало на него никакого влияния: за свою жизнь он видел рядом с собой достаточно много страданий, чтобы свыкнуться с их присутствием.

Сначала колонна ехала по занесенной песком и обломками дороге среди поваленных, но еще не засохших деревьев. Затем дорога пошла вверх, и начались бескрайние сельскохозяйственные угодья. Глядя на эти яркие зеленые просторы, трудно было предположить, что здесь произошло что-то плохое, но стоило только колонне миновать их и въехать в город, двинуться сквозь стройные ряды мертвых остовов зданий и каменных холмов, некогда бывших домами, тихий ужас навалился на священника. И до этого отец Василий видел последствия катастроф, но только по телевидению. Сейчас же это было здесь, совсем рядом, и в реальности это оказалось ужасней во сто крат! Уазик шел в голове колонны, так что обзору священника, сидевшего возле водителя, ничто не мешало.

Город напоминал обширную строительную свалку, среди которой иногда возвышались останки наиболее крепких и крупных зданий, частично уцелевшие золотые храмы и пагоды. Кругом была суета. Справа и слева от дороги то и дело на глаза попадались группы, состоявшие из спасателей, военных и гражданских, занятых разбором обломков строений. Через открытые окна автомобиля временами уже проникал легкий запах разложения, и большинство рабочих имели либо марлевые повязки и респираторы, либо просто обвязывались платками или тряпками. В других местах бегали поисковые собаки, спешно, но внимательно исследуя руины.

Найденные тела складывали возле дороги в длинные ряды, накрывая их простынями, но чаще цветными, поблекшими от строительной пыли покрывалами, которые извлекали тут же, среди развалин, иногда прямо с жертвой. И если в деревянном пригороде жертв было немного, то ближе к центру улицы начинали напоминать поле битвы. Возле таких рядов всегда находилось несколько человек – одни разыскивали близких, заглядывая под покрывала, другие уже оплакивали мертвых. Мужчины стояли, опустив руки, иногда прикрывая рот рукой, и изредка наклонялись к погибшему, чтобы дотронуться до него. Женщины не скрывали своих эмоций. Они стояли на коленях перед телами и сотрясали воздух надрывным плачем, то запрокидывая головы и поднимая руки к небу, то обхватывая покойного, словно старались отнять его у смерти.

Вдали от поисковиков одиночки или небольшие группы людей в легких светлых рубашках с обернутой вокруг бедер тканью выискивали среди камней какое-нибудь полезное имущество, которое пригодилось бы им в лагере переселенцев. Здесь же можно было увидеть легкие навесы, собранные из подручных материалов. Обитатели этих легких жилищ – те, кому не хватило места в лагерях – бродили здесь же, но, в отличие от первых, завидев колонну, бросались ей наперерез. Если «бездомных» (как их здесь называли) вдруг оказывалось слишком много, им иногда удавалось остановить грузовики. Тогда они облепляли машины со всех сторон и различными способами пытались раздобыть продовольствие. Как правило, это ограничивалось протянутыми руками и громкими мольбами, но кто-нибудь обязательно пытался заскочить в кузов и похитить, что подвернется под руку. Уже через мгновение вокруг грузовика собиралось столько народу, что оставалось только удивляться, как много людей находится среди руин. Крики, непрерывные сигналы грузовиков, ругань водителей и полицейских сливались в один гам, от которого начинали болеть уши и голова. С толпой оголодавших людей с трудом справлялась даже полиция, сопровождавшая колонну МЧС, и, если бы не она, половина груза была бы утеряна, даже несмотря не то, что это были медикаменты и донорская кровь.

В той же части города, которую уже успели обследовать, полноправно хозяйничали экскаваторы и бульдозеры, пронзая воздух рычанием и, словно маленькие вулканы, выбрасывая в воздух струи черного и серого дыма. Работа строительной созидательной техники здесь имела какой-то зловещий оттенок и казалась Василию порождением демонических сил, пожиравших остатки разрушенного города.

Большую часть города колонна быстро пересекла по специально расчищенной центральной улице, но ближе к концу её стали преграждать обломки зданий, смятые автомобили и глубокие еще не засыпанные трещины. Скоро этих преград стало так много, что грузовикам пришлось ехать не по прямой широкой дороге, а по узкой одноколейной тропинке, накатанной многочисленными предшественниками, ловко лавировавшей между препятствиями. Когда же завалы совсем перекрывали путь, тропинка сворачивала на соседние улочки и продолжала вилять между камнями и провалами уже там.