Страница 31 из 85
Сообщение о поездке Ольги в Новгород ценно для нас не только своим конкретным содержанием, но и тем, что позволяет сделать выводы общего порядка, относящиеся к проблеме эволюции новгородской государственности. Речь идет о публичной власти и материальном ее обеспечении. Князья, приезжающие на княжение в Новгород из Киева, будучи сторонними правителями, слабо связанными с местным обществом, благодаря уже этому свойству способствовали дальнейшему укреплению публичной власти, ее переходу в более развитую фазу. Но это еще не все. Власть, охраняющая господство Киева над Новгородом, неизбежно должна была прибегать к насилию, что углубляло разрыв между новгородцами и князем с его дружиной — носителями этой власти. Публичная власть в Новгороде получила, следовательно, новый импульс. Распоряжения Ольги служат иллюстрацией публичной власти в действии. Вместе с тем они указывают и на источник содержания тех, кто осуществлял данную власть. Это — дани, которые можно рассматривать как некое подобие налогов, как прообраз налоговой системы. Таким образом, наряду с публичной властью мы находим в Новгороде середины X в. другой элемент государственности — взимание поборов, идущих на содержание ее представителей. Оба государственных элемента еще довольно примитивны, что объясняется характером общественных связей того времени, не вышедших пока за рамки клонящегося к упадку родоплеменного строя.
Отношения киевских князей с Новгородом не были ровными и монотонными. В княжение Игоря новгородцы, как мы видели, оказались в подчинении у Киева. Киевские правители «примучивали» также соседние племенные союзы, сколачивая общевосточнославянский суперсоюз под гегемонией полянской общины.: #c3_113 Им пришлось столкнуться с ожесточенным сопротивлением племен, не желающих повиноваться завоевателям. Драматичной оказалась судьба самого киевского князя Игоря, погибшего в древлянских лесах. Попытка сделать Киев религиозным центром восточного славянства посредством провозглашения Перуна верховным богом провалилась.
С вокняжением в Киеве Святослава зависимость Новгорода от днепровской столицы несколько смягчилась. Причиной тому был ряд обстоятельств. Убийство древлянами Игоря заставило киевскую знать перейти к более гибкой политике и согласиться на некоторые уступки «примученным» племенам.: #c3_114 Не прошло даром и новгородское «сидение» Святослава. Княжа в Новгороде, он, конечно же, в некоторой мере сблизился с новгородцами. Вполне допустимо, что дружина его пополнилась «мужами»-словенами, как бывало прежде, в Олеговы времена. Некоторые из них могли попасть в ближайшее окружение князя и уйти вместе с ним в Киев. Дружина Святослава отличалась решительным неприятием христианства. «Како аз хочю ин закон прияти един? А дружина моа сему смеятися начнуть», — отвечал, если верить летописцу, Святослав на призывы матери своей принять крещение. Языческий дух княжеской дружины укрепляли, наверное, и новгородцы. Заметим попутно, что именно новгородцы на протяжении веков проявляли особую приверженность языческим традициям.: #c3_115
Оживлению самостоятельности новгородцев содействовало известное по летописи безразличие к Киеву со стороны Святослава — неугомонного витязя, искавшего счастья в чужих краях и воображавшего, будто «середа» земли его, куда «вся благая сходятся», в «Переяславци на Дунай».: #c3_116 Обиженные княжеским небрежением «кияне» говорили Святославу: «Ты, княже, чюжее земли ищеши и блюдеши, а своея ся охабив…»: #c3_117
Далекие походы, нескончаемые войны, которыми упивался Святослав, требовали большого количества воинов. Новгородцы, «дерзи к боеви», занимали в войске Святослава далеко не последнее место. Их роль настолько значительна, что в формуле присяги договора Святослава с Цимисхием вновь появляется бог северных племен Волос: «Да имеем клятву от бога, в его же веруем в Перуна и в Волоса, скотья бога, и да будем золоти, яко золото, и своим оружьем да исечени будем»: #c3_118 Упоминание Волоса наравне с Перуном делает правомерным предположение, что новгородские словене в лице своих лидеров были причастны к заключению русско-византийского договора, состоявшегося «при Святославе, велицем князи рустем, и при Свеналде».
Итак, в княжение Святослава мы наблюдаем определенное ослабление зависимости Новгорода от Киева. Новгородцы позволяют себе даже некоторую заносчивость в обращении с киевским князем. В 970 г. к Святославу в Киев «придоша людье ноугородьстии, просяще князя собе: „Аще не пойдете к нам, то налезем князя собе”. И рече к ним Святослав: „А бы пошел кто к вам”. И отпреся Ярополк и Олег. И рече Добрыня: „Просите Володимера”… И реша ноугородьци Святославу: „Въдай ны Володимира”. Он же рече им: „Вото вы есть”. И пояша ноугородьци Володимера к собе, и иде Володимирь с Добрынею, уем своимь, Ноугороду, а Святослав Переяславцю».: #c3_119 В. А. Пархоменко недоверчиво относился к приведенной летописной записи. «Самое это призвание, — писал он, — есть факт полулегендарного, полукомбинированного характера, поскольку он связан с использованием известных фактов позднейших приглашений Новгородом себе князей».: #c3_120 Можно сомневаться в подробностях рассказа летописца о приходе новгородцев в Киев за князем, даже — в самом рассказе, но вряд ли стоит отвергать общий смысл их требования или объяснять его, исходя только из «фактов позднейших приглашений Новгородом себе князей». Это требование, на наш взгляд, необходимо понимать как выражение борьбы новгородцев за возобновление в своем городе княжения и неприятия ими посадничества. С. М. Соловьев со знанием дела замечал, что «жители северной области, новгородцы, не любили жить без князя или управляться посадником из Киева».: #c3_121 Притязание на княжение свидетельствует о сознании новгородцами собственной силы, с одной стороны, и об известном ослаблении зависимости Новгорода от Киева — с другой.: #c3_122 Но до коренной ломки отношений было еще далеко. Между тем И. Д. Беляев говорил: «С 970 года отношения Новгорода к князьям несколько изменились. Перед отправлением киевского князя Святослава вторично в Дунайскую Болгарию, новгородцы, как вольные люди, отправили к нему посольство с требованием прислать к ним в князья которого либо сына и с угрозою в случае отказа сыскать себе князя в другом месте… Новгородцы получили себе особого князя и, по-видимому, к ним возвратились времена Рюрика. Киевский князь уже не мог посылать в Новгород своих посадников…»: #c3_123 О возвращении «времен Рюрика» новгородцы едва ли помышляли. Но усилить свою самостоятельность с помощью княжения они, очевидно, старались.
Нельзя было надеяться на спокойное правление в Новгороде. Поэтому от поездки туда Ярополк и Олег «отпреся».: #c3_124 Владимир, не наделенный в отличие от своих братьев княжеским столом, ухватился за предложение новгородцев и поехал в волховскую столицу. Можно говорить, что «Владимир I Святославич стал новгородским князем, благодаря рекомендации Добрыни», но нельзя утверждать, будто Добрыня «сделал Владимира новгородским князем».: #c3_125 Еще меньше оснований рассуждать о каком-то захвате Владимиром власти в Новгороде «с помощью своего дяди Добрыни».: #c3_126 Если не осложнять летописный рассказ всевозможными домыслами, то останутся не подлежащими сомнению два момента: приглашение на княжение и согласие Владимира, а точнее — Святослава.
О том, как правил Владимир в Новгороде, летописцы почти ничего не сообщают. Лишь под 980 г. в Повести временных лет говорится о войне Владимира с полоцким князем Рогволодом на матримониальной почве: «И посла ко Рогъволоду Полотьску, глаголя: „Хочю пояти дщерь твою собе жене”. Он же рече дщери своей: „Дочеши ли за Володимера?” Она же рече: „Не хочю розути рабичича, но Ярополка хочю”… И придоша отроци Володимерови, и поведаша ему всю речь Рогънедину… Володимер же собра вои многи, варяги и словене, чюдь и кривичи, и поиде на Рогъволода. В се же время хотячу Рогънедь вести за Ярополка. И приде Володимер на Полотеск, и уби Рогъволода и сына его два, и дъчерь его поя жене».: #c3_127 В Лаврентьевской летописи под 1128 г. этот рассказ повторяется снова, но уже в несколько ином варианте. Владимир в нем пассивен, поступая так, как велит ему Добрыня, действующий властно и самоуверенно: «Роговолоду держащю и владеющю и княжащю Полотьскую землю, а Володимеру сущю Новегороде, детьску сущю и погану еще, и бе у него уи его Добрына, воевода и храбор и наряден мужь. Сь посла к Роговолоду и проси у него дщере его за Володимера, он же рече дъщери своей: „хощеши ли за Володимера?” Она же рече: „не хочю розути робичича, но Ярополка хочю”. Бе бо Роговолод перешел из заморья, имеяше волость свою Полтеск. Слышавше же Володимер разгневася… пожалиси Добрына и исполниси ярости, и поемше вои и идоша на Полтеск и победиста Роговолода. Рогъволод же вбеже в город, и приступивше к городу и взяша город, и самого князя Роговолода яша и жену его и дщерь его, и Добрына поноси ему и дщери его, нарек ей робичица, и повеле Володимеру быти с нею пред отцем ея и матерью. Потом отца ея уби, а саму поя жене и нарекоша ей имя Горислава…»: #c3_128