Страница 12 из 16
Предложение было заманчивым. Я бодренько разлила суп по тарелкам, щедрыми кусками нарезала хлеб. Мои любимые были голодными, удивительно живыми, просто пышущими этой жизнью.
Наверное, это было странно и неожиданно, когда я опустила обратно поднесенную ко рту ложку, встала и пошла в комнату. Почему-то в этот момент для меня стало очень важным достать из шкафа старую забытую фотографию Ираиды Андреевны в рамке, и стереть с нее пыль.
По кому воет пес.
Я – журналист. И хорошо делаю выводы.
Вот и сделал. Те, за кого я переживаю и болею душой – практически неуязвимы. Скажете как? А вот просто. Без логики.
Примеры приводить не буду, долго это. Просто поделился своими соображениями с Юлькой. Она хмыкнула в своей манере, но явно спорить не стала.
- И что делать будешь? – спросила только.
- Требовать объяснений.
- У кого? – в Юлькиных глазах запрыгали смешинки. – У высших сил?
- Надо будет, потребую и у высших, - мне было неприятно, что любимая усомнилась в моей способности получать и анализировать информацию.
Полночи я провертелся на кровати, потом, чтобы не будить Юлю перебрался на диван. Там поддувало с открытого балкона. Я смотрел на звезды и обдумывал форму протеста. К утру, идея созрела.
Так что, когда жена встала, я уже сидел на полу в центре гостиной с плакатом: «Требую полной информации!» и пялился в одну точку.
- Бунт, бессмысленный и беспощадный, - зевая, проговорила Юлька и прошлепала мимо меня умываться.
Минут через двадцать она отметилась снова, уже в своем рабочем обличье:
- Завтракать будешь?
Я помотал головой, не меняя своей позы. У меня свободный график работы, торопиться мне некогда. Жена, в общем-то, к этому уже привыкла. Но сегодня она сделала неопределенную гримаску и как-то недовольно протянула:
- Ну-ну.
Еще через десять минут я услышал щелчок входной двери и цоканье ее каблучков по лестнице. Считает меня лентяем и выдумщиком. Переживем.
Я едва сдержался, чтобы вслед жене не отправить мысленное пожелание удачи. Сегодня такому же ограничению подверглись все те, к кому я неравнодушен, и кому с самого детства отправлял самый позитивный посыл. Иначе к чему мой протест?
Прошел час. Два. Сидеть становилось все тяжелее. Меня так и подмывало заглянуть в сетевые новости моего региона, чтобы убедиться в отсутствии терактов, наводнений и пожаров. Я не мог надеяться, что их не будет. Потому что надежда – это тоже главный фактор, как и посыл. Значит, надеяться нельзя.
К полудню накал моего внутренне напряжения начал достигать критической массы. Может, ну его все, к черту? Буду жить, как обычно. Благодушно желать окружающим доброго дня. Верить, что с моими близкими будет все отлично. Вон, за окном тучи сгущаются, изредка слышится громовой призыв одуматься. Пару раз слышался визг тормозов во дворе. Истошно замяукало соседское чудовище. А ветер донес пронзительный вой пса.
Интересно, говорят, они воют, когда чувствуют свою смерть? Последняя мысль поглотила меня, но ненадолго. Развлечения моим мозгам явно не хватало. Телефон я заблаговременно отключил. Телевизора не имел. В интернет не заходил. Поставил перед собой информационный блок и сам же теперь голодал.
В пять вернулась Юлька. Присела со мной рядом. Боднула дружески.
- Как успехи, бунтарь?
Я пожал плечами. Она сделала рожки над своей головой и смешно подвигала пальцами:
- На связь не выходили?
- Нет пока.
- Пока? – любимая хмыкнула и ушла на кухню.
Конечно, для нее это все было ерундой. Моим оправданием собственному ничегонеделанию. И Юлька злилась.
Сегодня с ней не случилось ничего. Но это не наличие ошибки в моих выводах. Просто счастливая случайность. Но доказательств этому у меня не было. Поэтому я не стал оправдываться.
В восемь вечера грянул гром. Не в смысле физического явления, а в другом, метафизическом, абстрактном понятии. Зазвонил телефон, Юля поговорила с кем-то, я не особо прислушивался к словам, поэтому совершенно не был готов к дальнейшему. Она прошла в комнату, села в кресло напротив. У нее дрожали руки и губы.
- Кир, - начала неуверенно жена. – Там твоя мама была. До тебя невозможно дозвониться.
- Я отключил телефон, - это были мои первые слова после того, как я понял, что обратного пути уже не будет, что точка невозвращения пройдена. – Что-то случилось?
- У папы инсульт.
Итак, они начали свою игру. Начали издалека. Потому что папа – это не папа, а отчим. И переживал я за него, только в связи с мамой.
- Ехал с работы на машине. И тут это случилось. Папа врезался в дерево, прежде чем потерять сознание.
Юлька была искренне расстроена.
- Может, хватит сидеть?
- Ты мне поверила?
Но я напрасно надеялся.
- Нет, - бросила супруга. – Помоги маме. Свозишь ее в больницу.
- Пусть позвонит Игорю. Это его родной сын.
Юля как-то тоненько пискнула и выбежала из комнаты. Я остался сидеть на месте. Листок с требованием полной информации покачивался от ветра. Надеюсь, он не походил на белый флаг, выброшенный неуверенным в своих силах противником.
Ночь прошла в Юлиных хождениях, созваниваниях с моей мамой, нервных угрозах и, наконец, в сборах чемодана.
- Я ухожу, Кирилл, - сказала жена утром. – Чем скорее ты возьмешься за ум, тем больше шансов, что я вернусь.
Мне стоило огромных, почти нечеловеческих сил не кинуться за ней, не пожелать вослед беречь себя, а еще лучше остаться со мной, в безопасности. Разобрать чемодан, плюнуть на работу, выключить телефон. И ждать вместе со мной. Верить…
Верить…
Зачем же так воет этот пес? Его заунывная песнь выматывает душу. А есть вообще душа? Говорят, что есть. Но мало ли, чего можно сказать?
Сегодня было жарко. Я сидел в полосе солнца и изнывал. К моим нравственным мучениям добавлялись физические. Пот щипал глаза. Я только прикрыл их, и, наверное, заснул.
Сон был не менее тягостным, чем явь. Меня носило по какому-то бесконечному коридору, где я распахивал двери, будто чего-то искал. Но комнаты были пустыми, заполненными больничным хламом и каталками. Почему именно больничным? Не знаю, отчего мозг мой сделал такой вывод…
Проснулся я от скрежета ключа в замке. Надежды было мало, но вдруг вернулась Юля?
- Привет, братан! – нет, это был Игорек, которому я однажды по глупости выдал ключи от своей квартиры.
Младший явился в майке навыпуск и льняных мятых штанах. Расхлябанный и накуренный, как всегда.
- Говорят, крышняк у тебя съехал? Ждешь контакта с высшим разумом?
Я не стал реагировать на его насмешки. Но отметил про себя, что жена уже хорошо пообщалась с моими родственниками.
Игорь прошелся по комнате. Мягко и вкрадчиво, как приготовившийся к прыжку тигр. Взвесил на руке связку ключей от моего гаража, лежащую на полке.
- Я возьму?
- У тебя своя машина есть.
- Хуже, чем у тебя. Движок ни к черту. А тебе все-равно пока ни к чему.
- Кто сказал?
Брат хохотнул, неприятно оголив десны. Глаза красные. Лицо одутловатое. Он всегда такой, или сегодня у меня что-то особое со зрением?
- Мать у отца в больнице, - перешел к главной теме Игорь.
- И?
- Совесть есть?
- А у тебя? – вопросом на вопрос ответил я. – Вчера напился, сегодня вмазался. Еще хочешь мою машину взять.
- Я и возьму, чтобы мать катать. Ты ж не хочешь.
Мне стало невыносимо тошно. Хотелось дать ему по ухмыляющейся роже. Он почувствовал флер агрессии. Подбросил ключи на ладони, а потом положил их на место. Гавнюк. Ушел, хлопнув дверью.
В десять вечера затрезвонил домашний телефон. Настойчиво. Упорно. Я точно помнил, что отключал его вместе с сотовым. Видимо, Юлька включила перед уходом.
Я пропустил первую очередь звонков, потом вторую, третью. Режущую, канонадную. В меня летела не трель, а разрывные пули. И кто это был таким упрямым?