Страница 3 из 8
Все встали и снова сказали хором: «Джеймс!», — нов этот раз с явной попыткой припомнить какие-то слова или действия, придуманные заранее и спешно освеженные в памяти. Пожилая дама даже успела заломить руки и воскликнуть: «Вы не забыли нас, Джеймс! О Джеймс!», — молодой джентльмен начал грубовато: «Ну, Джим, дружище!», — тут же сбившись на сварливое бормотание; девица одарила его пронзительно-кокетливым взором, а пожилой джентльмен начал: «Мы бы хотели, мистер Норт...» — однако у них ничего не получилось.
Мистер Джеймс Норт, скрестив руки на груди, переводил взгляд с одного лица на другое.
— Я не часто вспоминал о вас эти двенадцать месяцев, — сказал он спокойно, — но не забыл вас. Идемте.
Они молча следовали за ним на расстоянии нескольких шагов. Эта краткая беседа вновь доказала его превосходство и независимость, против которых они восставали; более того, когда они потерпели неудачу в первом совместном нападении, сварливая перебранка сменилась угрюмым недоверием друг к другу; уныло, по одному вошли они за Джеймсом Нортом в его дом. В очаге ярко пылал огонь; из ящиков и сундуков были устроены импровизированные сиденья, и пожилая дама, по правде говоря, весьма смахивающая на слишком нарядную куклу на шарнирах, расправив юбку, сушила оборки и слезы одновременно. Мисс Мария с одного взгляда оценила убогую обстановку хижины и устремила глаза на Джеймса Норта, а он безучастно стоял перед ними в мрачном и терпеливом ожидании.
— Ну, — начала пожилая дама повышенным тоном, — после всех неприятностей и хлопот, которые вы нам причинили, Джеймс, неужели вам нечего сказать? Представляете ли вы, что делаете? Какую вопиющую глупость вы затеяли? Что говорят о вас? А? О господи, да знаете ли вы, кто я такая?
— Вы жена моего покойного дяди, тетя Мэри, — спокойно ответил Джеймс. — Если я сделал глупость, это касается только меня. Если б меня беспокоило, что обо мне говорят, меня бы здесь не было. Если б я любил общество настолько, чтобы ценить его хорошее мнение, я не покинул бы его.
— Но, говорят, вы бежали от общества и тоскуете здесь в одиночестве по ничтожеству — по женщине, которая использовала вас в своих целях, как она использовала других, а потом бросала их...
— Женщина, — вмешался Дик, развалившийся на постели Джеймса в ожидании, пока высохнут его сапожки, — эта женщина, которая, как всем известно, никогда и не собиралась... — Здесь, однако, он встретил взгляд Джеймса Норта и, пробормотав что-то вроде: «Все это сущий идиотизм, чтобы говорить об этом», — снова умолк.
— Вам прекрасно известно, — продолжала миссис Норт, — что, пока мы и другие закрывали глаза на ваши более чем ясные отношения с этой женщиной и пока я сама уверяла других, что это простой флирт и ради вашего же блага предотвращала скандал, — когда наступил кризис и она сама дала вам возможность разорвать ваши отношения, и никто ничего не узнал бы, и все винили бы только ее (а ведь к этому она давно привыкла), — вы, вы, Джеймс Норт, вы бежали, как дурак, и своей нелепой выходкой и сентиментальной чепухой позволили всем понять, как это было серьезно и как глубоко ранило вас! И теперь вы здесь, один, в этом ужасном месте, куда можно добраться только по пояс в воде, а выбраться уж совсем неизвестно как! О, молчите! Я не хочу ничего слышать — неслыханная глупость!
Виновник этого взрыва не произнес ни слова, не сделал ни единого движения.
— Ваша тетушка возбуждена, — сказал пожилой джентльмен, — хотя мне думается, она не переоценивает то неудачное положение, которым вы обязаны этому странному капризу. Мне неизвестны причины, вызвавшие упомянутый шаг; знаю лишь, что общественное мнение полагает их неудовлетворительными. Вы еще молоды, перед вами будущее. Излишне упоминать, что ваше настоящее поведение может погубить все. Если вы рассчитываете подобным образом добиться какой-нибудь пользы, хотя бы ради вашего собственного удовлетворения...
— Как бы не так! Будто этим вообще можно чего-то добиться! — вставила миссис Норт.
— Может быть, ты думаешь, что она вернется? Но ведь такие женщины не возвращаются. Им нужна новизна. Да, ведь... — неожиданно начал Дик и так же неожиданно снова улегся на кровать.
— И это все, ради чего вы приехали? — спросил Джеймс, терпеливо выдержав паузу и переводя глаза с одного на другого.
— Все? — возопила миссис Норт. — Разве этого мало?
— Да, мало для того, чтобы я переменил свое решение или местожительство, — невозмутимо ответил Норт.
— И вы думаете продолжать эту глупость всю жизнь?
— Чтобы причину вашей смерти устанавливал следственный суд и о ней кричали газеты?
— И чтобы она прочитала эти душераздирающие подробности и узнала, что вы были верны, а она нет?
Эта последняя стрела была пущена нежной Марией, которая тут же досадливо прикусила губку, заметив, что отшельник даже бровью не повел.
— Мне кажется, говорить больше не о чем, — продолжал Норт спокойно. — Я готов поверить, что ваши намерения столь же похвальны, как ваше рвение. Но кончим на этом, — устало добавил он. — Прилив поднимается, и кучер машет вам с холма.
Его непоколебимая твердость казалась еще более очевидной благодаря вежливому, но глубокому безразличию к желаниям его гостей. Он повернулся к ним спиной, а они торопливо сгрудились вокруг пожилого джентльмена, но и фразы: «Он не в своем уме», «Вы обязаны сделать это», «Это — явное безумие», «Посмотрите на его глаза!» — оставили его совершенно равнодушным.
— Разрешите, мистер Норт, еще одно слово, — сказал пожилой джентльмен, скрывая под напыщенностью свое смущение. — Может случиться, что ваше поведение представится умам более прозаическим, чем ваш собственный, результатом некоторого помрачения рассудка, допустим, временного, что вынудит ваших лучших друзей принять некоторые меры...
— Объявив меня сумасшедшим, — прервал его Джеймс Норт с легким нетерпением человека, которому больше хочется отделаться от докучливого собеседника, нежели подыскивать аргументы. — Я другого мнения. Вам, поверенному моей тетки, конечно, известно, что за последний год я передал большую часть моего состояния ей и ее семейству, и, право, я совершенно убежден, что такой опытный юрист, как Эдмунд Картер, никогда не допустит, чтобы были приняты меры, которые лишат дарственную законной силы.
Мария разразилась таким злорадным смехом, что Джеймс Нор г впервые с некоторым интересом посмотрел на нее. Она покраснела, но ответила ему другим взглядом, подобным сверканию штыка. Гости в сопровождении Джеймса Норта медленно двинулись к дверям.
— Итак, это ваш окончательный ответ? — спросила миссис Норт, величественно задерживаясь на пороге.
— Простите? — немного рассеянно переспросил Норт.
— Ваш окончательный ответ?
— Да, конечно.
Разъяренная миссис Норт бросилась вон из комнаты, чем поставила Норта в невыгодное положение. На прощание они могли атаковать его по очереди. Начал Дик:
— Брось упрямиться! Ты ведь можешь дать объявление в газете относительно нее, а старуха не будет ничего иметь против, если ты будешь осторожен и станешь иногда показываться на люди!
Когда Дик, прихрамывая, вышел из комнаты, мистер Картер выразил уверенность, что (строго между ними) все это дело можно будет решить на месте, не ранив чувствительную натуру мистера Норта.
— Поверьте, она, несомненно, ждет, что вы вернетесь. Я убежден, что она никогда не покидала Сан-Франциско. С этими женщинами никогда нельзя знать наверняка.
Равнодушно пропустив мимо ушей и эту заключительную фразу, Джеймс Норт наконец остался один — вернее, так ему казалось. Мария присоединилась к матери, но, когда они пересекли брод и песчаный холм скрыл остальных из виду, эта своенравная девица внезапно возникла перед ним.
— И вы не вернетесь? — спросила она прямо.
— Нет.
— Никогда?
— Не знаю.
— Скажите, что именно в некоторых женщинах внушает мужчинам такую любовь к ним?
— Любовь! — ответил Норт спокойно.
— Нет, не может быть, это не так!