Страница 19 из 73
Командование полка потом весь день собирало растерявшиеся в тумане самолеты. Хорошо еще, что обошлось без потерь...
Но прошел день, и в следующую ночь опять решено было выполнить всем по одному вылету и оказать необходимую помощь партизанам бригады Гаврилова.
Для этого Сергей Борисенко первым высадился на партизанской площадке и руководил полетами. Наши самолеты создали сплошной гул. Одни взлетали, другие садились, как в хорошем аэропорту. В ту памятную ночь Борисенко принял и выпустил шестнадцать самолетов! Такого в нашей практике еще не случалось. Мы, летчики, долго удивлялись, как можно было справиться с таким количеством самолето-вылетов.
Немцы находились за рекой Великой, в двух километрах от партизан. Они вели пулеметный обстрел площадки. Но наши ребята продолжали свое дело, привозя боеприпасы и продовольствие, загружая в самолеты в обратный рейс детей и раненых партизан...
Из ночи в ночь количество вылетов не только не сокращалось, а все время росло. Но неустойчивая погода препятствовала интенсивной боевой работе. Как только заканчивалось светлое время суток, начинала сгущаться облачность. Смотришь на запад и видишь, как темно-серые тучи заволакивают горизонт... Они чудовищными глыбами наплывали одна на другую, беспрерывно меняя свои очертания. Небо становилось неприветливым, а с наступлением ночи приобретало угрожающий вид. [78]
Облака висели так низко, что, казалось, вот-вот накроют своим зловещим мраком всю земную поверхность и нам не придется летать.
Но мы летали. Проплывала по ровному взлетному полю зеленая ракета, и экипажи один за другим уходили на задание.
На высоте 150 метров висела непробиваемая лава, а внизу под крылом чернел сплошной лес. Самолет устремлялся в узкую щель между этими черными громадами, стараясь поскорее вырваться в свободное пространство. Я лелеял надежду, что посветлеет у линии фронта, там противник откроет огонь, от него ослабнет гнетущий мрак. Думал, уж лучше бороться с зенитками и прожекторами, чем находиться в этой непроглядной тьме. Но в такую непогоду батареи фашистов бездействовали.
Чтобы обеспечить безопасность полетов и скрытно подойти к посадочной точке, наши самолеты обычно летали по разным маршрутам. Однако были случаи, когда и это не спасало. Это тогда, когда партизанские аэродромы неожиданно захватывали оккупанты. Как правило, об этом нас успевал информировать штаб партизанского движения, который осуществлял оперативную связь с комбригами и отдельными отрядами. Но случалось, что информация запаздывала.
Как-то под натиском карателей партизаны оставили аэродром. В назначенное время я не обнаружил в заданном квадрате обещанных костров. Долго кружил над лесом, хотел было уже возвращаться домой, и тут далеко в стороне заметил огненный треугольник. Оказалось, партизаны после тяжелого боя нашли силы и подготовили для самолета новую площадку. Я благополучно приземлился на незнакомом аэродроме, забрал детей, но при перелете через линию фронта, когда начало уже светать, меня обнаружили немецкие зенитчики...
Все же мне удалось прорваться тогда через их огонь. После приземления на своем аэродроме ко мне подошел Сергей Борисенко и спросил:
— Ну как, довез малышей?
И тут произошла любопытная сцена. Я показал ему на группу ребят и предложил у них спросить, как они добрались сюда. Борисенко бросил взгляд на худенького мальчугана, с любопытством следившего за посадками самолетов. [79]
— Не страшно тебе было лететь на самолете? — спросил он у парнишки.
— Нет, очень даже интересно! — ответил мальчик. — Летим, летим, а беленькие светлячки бегут и мелькают совсем рядом с самолетом...
— Да... — только и нашелся ответить летчик. Он-то отлично знал, что это были за светлячки.
— А зовут тебя как? — спросил Сергей.
— Коля Петров из деревни Боровики. Нас четверо братьев. Я первым полетел, а они завтра. Просили написать, как долетел.
— Пиши, пиши, завтра ночью отвезу твое письмо.и вместе с братьями вернусь на Большую землю. Только постараюсь, чтобы «светлячков» они не видели, нечего им так высоко летать...
А однажды случилась история, о которой долгое время не могли забыть в полку.
Один из наших самолетов потерпел аварию при посадке на партизанском аэродроме.
В те дни партизаны вели жестокие бои с карательной экспедицией. Фашисты оттеснили бригаду в глубь леса и захватили аэродром. Разбитый самолет пришлось сжечь. На другой день партизанам удалось вернуть потерянные рубежи, в том числе и площадку для приема самолетов.
На помощь вылетел командир эскадрильи Николам Дроздовский с авиатехником Василием Дегтяревым.
Поскольку помощь уже была не нужна, Дроздовский заспешил домой.
— Не возьмете ли с собой раненого партизана или детей? — спросил у летчика начальник штаба бригады.
— Не можем, — объяснил Дроздовский. — Задняя кабина загружена. Разве что техник возьмет что-нибудь в руки...
Перед самым взлетом партизаны протянули Василию Дегтяреву небольшой сверток. Дроздовский дал газ и пошел на взлет.
Уже в полете Василий определил, что в его руках находится грудной ребенок. Он прислонил сверток к лицу, почувствовал тепло, стал прижимать ребенка к своей груди.
И тут, на беду, за самолетом Дроздовского увязался «мессершмитт». Начался неравный поединок. В один из маневров техника подбросило так, что он едва не вылетел из кабины. Он ударился головой о центроплан.
7? [80]
Шлем вместе с очками сорвало с головы, но техник, не выпуская из рук ребенка, обратно юркнул в кабину. В ту же секунду он понял, что при взлете забыл застегнуть привязные ремни. Не чувствуя боли, Дегтярев схватился правой рукой за сиденье, а левой продолжал держать крохотного пассажира. Уйдя от преследования истребителя, экипажу удалось благополучно пересечь линию фронта и спасти жизнь малышу. Это был первый ребенок, которого спас авиатехник нашего полка Василий Дегтярев.
Опираясь на помощь, которую мы оказывали в ту и последующие ночи, отряды партизан из бригады Гаврилова успешно отразили натиск карательной экспедиции. Немцы откатились к своим гарнизонам.
Авиация противника продолжала упорно разыскивать не только основную посадочную площадку партизанского соединения Гаврилова, но и наш базовый аэродром. Ночные Ме-110 и легкомоторные «хеншели», напоминающие наш Як-12, каждую ночь охотились за нами. В поисках нашей базы рыскали днем и ночью фашистские самолеты, с больших высот фотографировали всю прифронтовую местность, однако наша осторожность и искусная маскировка позволили сохранить тайну базирования ночных экипажей.
Часто фашистские охотники в ожидании легкой добычи кружили над нами, а во время захода на посадку они, подобно хищнику, бросались на беззащитную машину.
Это требовало от нас хитрости, новых маневров при подходе к своему аэродрому.
Неоднократно фашисты засылали своих агентов и в партизанский край. Но партизаны так же умело оберегали свои посадочные площадки.
Однако самую большую опасность для наших самолетов представляли вражеские зенитки. Линия фронта в районе действия По-2 была до предела насыщена средствами противовоздушной обороны. Она была в буквальном смысле огненной линией. Навстречу подлетающему к линии фронта самолету поднималась сплошная заградительная стена, пробить которую, казалось, было невозможно. Зловещая свистопляска свинца и света заставляла нас каждый раз менять тактику, чтобы проскочить через огонь. Но какую бы тактику мы ни применяли, чаще и чаще возвращались самолеты с пробитыми и рваными плоскостями. Иногда повреждения [81] оказывались настолько значительными, что одному технику справиться с ремонтом было не под силу, и тогда ему в помощь подключался весь технический состав эскадрильи.
Каждый успешный полет являлся для нас не только маленьким вкладом в общее дело, но и личной победой над своими слабостями. Случалось, демон-искуситель шептал: «Видишь, там, впереди, погибает в зенитном огне твой товарищ. Через несколько секунд то же самое случится с тобой. Отворачивай! Иди назад!» Но голос совести, долга оказывался сильнее этого шепота.