В забытой стране

Дхандас, как мы знаем, не мог разговаривать с Нохри по-древнеегипетски и вынужден был прибегать к помощи Псаро, который выступал в роли переводчика. Когда же Псаро отсутствовал, Дхандас объяснялся с Нохри жестами.

Чан быстрее Нохри понимал жесты Дхандаса, значительно лучше Псаро знал хинди и в результате получил много важных и необычайно ценных для нас сведений.

Так, например, он узнал, что часть жителей города перешла на сторону мятежников, потому что Нохри обещал на следующее утро разделить между ними золото из гробницы Серафиса и наградить их еще более щедро после захвата царского дворца и восшествия на престол.

Наконец в присутствии Чана произошел разговор Дхандаса, Нохри и Псаро и о самой сокровищнице.

Дхандас заявил, что не откроет гробницу до тех пор, пока Нохри и Псаро не поклянутся дать ему треть всех драгоценных камней, и успокоился лишь после того, как они дважды и трижды повторили эту клятву.

Потом Дхандас потребовал предоставить в его распоряжение рабов и небольшой отряд солдат, чтобы он мог в полной безопасности покинуть страну и вывезти отсюда свои сундуки. Нохри согласился и на это условие и сообщил Дхандасу, что по ту сторону гор раскинулся огромный лес, за которым бежит река, ведущая, согласно рассказам Псаро, в удивительный мир, столь отличный от страны серафийцев,

Когда обе стороны пришли к соглашению, Дхандас обещал провести их в сокровищницу, но при условии, что он спустится вниз один и позовет их к себе лишь после того, как отопрет дверь в гробницу.

Повернувшись спиной к Нохри и Псаро, Дхандас направился в угол комнаты, где лежала груда соломенных подстилок, служивших жрецам постелью, снял маску и незаметно засунул руки под подстилку. Нохри и Псаро не обращали внимания на Дхандаса, но Чан, сидя в своем углу, не спускал с него глаз и видел, как он вытащил оттуда ключ от гробницы Серафиса — священный амулет в виде жука-скарабея.

Затем Дхандас вышел из комнаты. Он пропадал примерно полчаса. Причина столь долгого отсутствия была ясна Чану: Дхандас не знал иероглифов, и ему просто понадобилось время, чтобы составить надпись. Когда же наконец ему удалось это, он громко крикнул Нохри и Псаро, чтобы они спустились к нему.

Пока Дхандаса не было, Чан внимательно следил за Нохри и Псаро, чтобы узнать, не замышляют ли они что-нибудь против Дхандаса: в этом случае, оставшись наедине, они обменялись бы хотя бы несколькими короткими фразами. Но оба мятежника, горя нетерпением увидеть несметные богатства, молча ожидали, когда Дхандас позовет их.

Как только Дхандас крикнул им, они сейчас же выбежали из комнаты. Чан продолжал неподвижно сидеть в своем углу. Лицо его ничего не выражало, глаза были полузакрыты и губы плотно сжаты.

Так он просидел в одиночестве около часа, все время внимательно прислушиваясь к тому, что делается снаружи. Чан сидел гак тихо, что выскочившая из-под стены мышь не выразила ни малейшего беспокойства и, встав на задние лапки, как ни в чем не бывало стала умываться. Но как только она услышала, что кто-то подходит к двери, так тотчас же скрылась в своей норе.

Первым в комнату вошел Нохри. Глаза у него блестели, кровь прилила к лицу, и Чан заметил, что, когда он вытаскивал из-за пояса меч, его рука дрожала.

Следом за Нохри вбежал Псаро. Положив руку ему на плечо, он как следует встряхнул полководца. Они быстро и горячо заговорили о чем-то на своем языке.

Вскоре вернулся Дхандас. Пройдя в угол, он незаметно спрятал назад, под соломенную подстилку, амулет, надел маску и подошел к товарищам. Чану показалось, что он окончательно сошел с ума. Подняв руки над головой, Дхандас начал танцевать, высоко подбрасывая вверх длинные ноги и кружась по всей комнате. Резкие, неожиданные движения и страшное выражение маски делали этот дикий, безумный танец еще более ужасным и отвратительным.

— Золото, алмазы! Алмазы, жемчуга! Ах, сколько сокровищ! Я запускал руки в сундуки, и драгоценные камни и жемчуг просеивались сквозь пальцы, как песок! А вокруг слитки золота! Я мог бы зарыться в них по локти! Ха-ха-ха-ха! — кричал Дхандас.

Потом он подскочил к Псаро, схватил его за руки и спросил, заглядывая ему в лицо:

— А вы сдержите свою клятву? Нам следует доверять друг другу.

— На этот счет можете не беспокоиться, — ответил Псаро. — Только не трогайте золото, оставьте его для тех, кто окажет нам помощь, потому что этого требуют интересы Нохри. Ну, а драгоценности мы втроем поделим поровну между собой.

— И вы еще должны обеспечить мне безопасный выезд отсюда, — сказал Дхандас.

— Нохри уже обещал вам это.

— Тогда я помогу вам, оставаясь Гором.

— Здесь живут одни глупцы, и мы сможем сделать с ними все, что захотим, — засмеялся Псаро.

В этот момент раздался храп Чана, который заснул в своем углу, и Псаро посмотрел в его сторону.

— Этот нищий старик до сих пор околачивается здесь. Не лучше ли вышвырнуть его вон? — сказал он.

— Это было бы неплохо, — высказал Дхандас свое мнение. — Чего ради держать нам его здесь?

Псаро подошел к Чану и схватил его за шиворот. Господин Чан вскочил, словно ничего не соображая со сна, начал размахивать руками, как это делают слепые, и, сбив с ног Псаро, который растянулся посреди комнаты, шагнул вперед и беспомощно остановился. Нохри пришел в ярость, увидев, как нищий старик сшиб Псаро, и набросился на него.

То ли Нохри слишком резко толкнул слепого, то ли тот сам потерял равновесие, но только ноги у старика подкосились, и он упал вниз лицом. К счастью, он не ушибся, потому что под ним оказались соломенные подстилки.

Нохри, Дхандас и Псаро, как собаки, вцепились в беднягу и вышвырнули его из комнаты. Чан упал на каменный пол и только жалобно стонал и кряхтел от боли, прижав к груди руки, в которых лежал… жук-скарабей Серафиса.

Глава XXIV. ОСАДА ДВОРЦА

Псаро, Нохри и Дхандас вернулись в свою комнату. В зале никого не было, кроме нескольких военачальников, которые сидели в отдаленном углу и развлекались игрой в кости. Убедившись в том, что никто не обращает на него никакого внимания, Чан решил действовать немедленно — в его положении нельзя было терять ни минуты: Дхандас в любой момент мог обнаружить пропажу амулета и поднять тревогу. Опираясь на палку, которую выкинули следом за ним, Чан поднялся, прошел по залу неуверенной, спотыкающейся походкой и, подойдя к лестнице, ведущей к гробнице, быстро сбежал по ней вниз. Он хотел только убедиться в том, что дверь закрыта. Увидев, что Дхандас действительно запер ее, он на всякий случай еще раз повернул круги и лишь после этого побежал назад.

В зале он стал прежним беспомощным слепым стариком и, стуча посохом по каменному полу, вышел из храма на улицу.

Все мятежное войско погрузилось в крепкий, непробудный сон. Чан медленно брел между палаток, согнувшись в три погибели и ощупывая дорогу палкой. Часовой окликнул Чана, но, разобравшись, что перед ним немой и слепой нищий старик, который вот уже три дня с утра до вечера ходит по всему храму, не стал задерживать его.

Отойдя подальше от последнего сторожевого поста, Чан кинулся бежать со всех ног, но не успел он пробежать и ста метров, как услышал, что в лагере поднялась тревога: по-видимому, Дхандас обнаружил пропажу.

К счастью, никому из мятежников и в голову не пришло, что нищий старик мог направиться в царский дворец, и поэтому его стали искать возле храма, а когда часовой сообщил, что нищий вышел из расположения войск, Чан был уже далеко.

В три часа ночи Чан подошел к дворцу, постучался условным стуком в потайную дверь, и его тут же впустили.

Честно говоря, я уже не надеялся вновь встретиться со своим товарищем и вдруг увидел его перед собой живым и невредимым, да еще с амулетом Серафиса в руках!

Мы были несказанно поражены и обрадованы — сокровищница снова надежно закрыта от мятежников. Конечно, можно было бы применить динамит, но никаких взрывчатых веществ, как мы уже знали, здесь не было. Теперь у Нохри не будет золота для того, чтобы подкупить горожан!