Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 122

Шла долгая тяжба с командиром немецкого миноносца, пытавшегося вывезти из порта на русском наливном судне керосин. Здесь Соболь был прав. Разрешать этого нельзя. Никаких отношений с немцами. Полковник приказал поставить на набережной орудие и, в случае попытки вывести судно, открыть огонь. Вечером, когда Лидия ждала его в гостинице, вдруг опять явился командир миноносца, а с ним... поручик Макаров. Полковник вызвал Соболя и дал пять минут на вопросы. Макаров, тяжело вздыхая, как человек, нечаянно попавший в неприятное положение, объяснил, нахмурясь и ни на кого не глядя, что по случайности оказался свидетелем покупки немцами керосина, так что вот...

   — Моё решение, — сказал Кутепов, опершись ладонями на стол, будто уже поднимаясь. — Одну треть груза отдать немцам, две трети — оставить городу, судно вернуть русскому владельцу, никаких дальнейших переговоров с немецкой стороной не вести.

Никто не возразил. Прощаясь с поручиком, Кутепов взглянул на него с некоторым вопросом.

Потом гуляли с Лидой по набережной. Цвели прибрежные сады, и в безветрии можно было различить запахи роз и душно-сладкой бирючины. Рожок молодого месяца царапался о вершину горы, и в безоблачном небе над морем звёзды виделись ясно и отчётливо. Остановились у парапета. Охрана застыла шагах в двадцати. Лидия стояла рядом, прижавшись мягким плечом, и он показал ей поднявшуюся невысоко над горизонтом красноватую звезду.

   — Это — Антарес, — сказал он. — Эту звезду видно только на юге. Офицерам надо уметь ориентироваться по звёздам, находясь в любом месте.

   — Мне говорили, что это звезда мира и счастья.

   — Пусть она будет звездой нашей победы. В 1919 году мы победим, и я повезу тебя в Москву.

Лёгкий прибой разбивался о скалы набережной. После каждого хлёсткого грохота волны слышалась дробь гальки, бьющей злой россыпью о бетон, нашёптывающей берегу какие-то морские тайны.

Они продолжили прогулку, тропинка вела вглубь садов, к степной окраине, и вдруг дальний-дальний, едва слышный, может быть, даже почудившийся голос:

   — Только знаешь, Лида, ради блага России я готов пожертвовать всем: и своей жизнью, и жизнью своей семьи, и даже детьми, если они у нас будут.

   — Я знаю, что ты такой, Александр, и люблю тебя такого.

Через годы, через пять или десять лет, на какой-то обычной парижской прогулке она вдруг сказала ему:

   — Если так случится, что мне останется жить лишь одно мгновение, то знаешь, что я вспомню в этот миг? Я вспомню тот вечер на юге, когда мы стояли на набережной и ты показывал мне звёзды.

1918. ДЕКАБРЬ

   — Кто же она всё-таки? — гадали только что получившие новые воинские звания штабс-капитаны Дымников и Макаров.

Они встретились в Иловайской, куда перевели батарею Дымникова, а Макаров прибыл с поручением генерала.

   — Я знаю только то, что и все: «дочь коллежского советника Лидия Давыдовна Кют, девица православного вероисповедания». Ведь он женился в Новороссийске, когда я перешёл в артиллерию.

   — Может, обыкновенная чухонская б..., которых в Питере кишмя кишит?

   — Если так, то была, а теперь — жена полковника.

   — Точно говоришь, Лео: жена и жена. И точка. Мне он помог в Новороссийске. Там один дотошный чинуша чуть было не поймал меня за руку, но твой полковник его точно на место поставил. Не доверяешь офицеру — скажи ему в лицо. Тут тебе или по харе, или на дуэль. Тот и затих. Хороший я там навар получил. Фунтами. С меня причитается. После кино. Потом в один дом пойдём.

На афише: «Французский киножурнал. Русский фильм «Отец Сергий» с Мозжухиным в главной роли. 1 сеанс для господ офицеров. 2 сеанс для господ унтер-офицеров и солдат. 3 сеанс для всех. Цена билета 2 рубля».

Сугробы, темень, огней мало, но возле электрокинотеатра — толпа.





В зале погасили свет, затрещал аппарат. Пыльно-голубой расширяющийся конус упёрся в мятую простыню экрана, тапёр ударил марш, на полотне задвигались неясные тёмные полосы, зрители закричали: «Сапожники!.. Рамку!..», и всё пришло в порядок. Леонтий понимал французские титры и переводил Макарову.

«Вагон, в котором был подписан в Компьенском лесу мирный договор[33] между Францией и Германией, выставлен для всеобщего обозрения».

Тапёр играл «Марсельезу». Возле длинного вагона человечки делали кукольные движения, улыбаясь, приветствуя, махая руками: «Вся Америка танцует новый модный танец «шимми». Под яростные ритмы очень раздетые девушки танцевали с мужчинами в элегантных костюмах.

«Юзеф Пилсудский[34] провозглашён начальником свободного Польского государства — Речи Посполитой. Его горячо приветствуют жители Варшавы».

Тапёр заиграл мажорную маршевую мелодию. Пилсудский, похожий на изображение Тараса Бульбы из какой-то книжки, шёл посреди улицы. По сторонам и сзади — свита военных и гражданских. Совсем рядом с ним — не более чем на полшага сзади — молодая женщина в манто и шляпке-каскетке, из-под которой огромными потоками струились светлые слегка вьющиеся волосы.

В зале несколько человек вдруг запели под мелодию тапёра:

На них зашикали, затопали, закричали.

На экране бесновалась восторженная толпа с двухцветными флагами. Женщина, идущая рядом с Пилсудским, улыбалась. Дымников словно чувствовал особенный запах упругих овалов этих щёк.

После французского киножурнала великий артист Мозжухин честно отстрадал за отца Сергия.

Когда фильм кончился, Дымников сказал Макарову, что должен забежать в батарею, проверить лошадей, и затем можно встретиться в кафе, а сам смешался с толпой унтеров и солдат и вновь оказался в кинозале.

Вновь посреди улицы, добродушно хмурясь, шёл начальник польского государства, а рядом с ним — она, Марыся, улыбающаяся Леонтию с экрана, зовущая куда-то к себе — в Варшаву, в Харьков, в любовь...

1919. АПРЕЛЬ

И опять они чувствовали, что он чужой — не только не генштабист, но и вообще другой. Не надо думать, как он что-то воспримет, как поступит. С ним просто — прикажешь, и он сделает. И даже теперь, произведя Кутепова в генерал-майоры, к нему продолжали относиться, как к бессловесному исполнителю. Назначили приказом командующим ещё не существующим 1-м армейским корпусом — его надо было создавать из остатков 2-го корпуса, который и корпусом нельзя назвать... и т. д.

Мало того: по штабным картам место сосредоточения 1-го корпуса — район Иловайская—Кирпичная, к северу от Таганрога, а вновь назначенного командующего корпусом направили на Маныч, где жмут красные. А там, где плохо, — туда и Кутепова. В Екатеринодаре и Ростове генералам не до красных: Деникин стал Главнокомандующим вооружённых сил юга России, и, конечно, романовские, лукомские, Врангели и т.п. рвут друг у друга из рук добычу — должность командующего Добрармией.

Кутепов заставлял себя не только не говорить, но и не думать обо всём этом. Приказал подготовить штабной вагон с отделением для Лидии Давыдовны, набрал свой штаб, добился по телефону от Романовского конкретного ответа на вопрос, какие части поступают в его распоряжение. Оказалось, что это дивизия генерала Шатилова, следующая из Терской области.

Эшелон остановили на станции Торговая. Кутепов приказал выставить охранение, оставил Лидию в вагоне с адъютантом, сам со штабными офицерами прошёл на станцию. Начальник станции доложил, что эшелон с дивизией Шатилова прибудет часа через два, и попросил разрешения провести необходимый технический осмотр вагонов. Кутепов разрешил, но под наблюдением своих солдат.

33

Компьенское перемирие завершило Первую мировую войну, оно заключено во Франции 11 ноября 1918 г. между Германией, с одной стороны, и государствами антигерманской коалиции, одержавшей победу, с другой.

34

Пилсудский Юзеф (1867—1935) — польский дворянин. За участие в покушении на Александра III привлекался к суду вместе с А. Ульяновым, отправлен в ссылку. Один из лидеров польской социалистической партии. Во время Первой мировой войны командовал польским легионом, сражавшимся на стороне Австро-Венгрии против России. В1919—22 гг. — глава Польского государства («Начальник»). В 1920 г. руководил военными действиями против Советской России. С мая 1926 г. после осуществлённого им государственного переворота установил в стране авторитарный режим.