Мираж

План Якушева заключался в том, чтобы очаровать Кутепова готовностью «Треста» к перевороту, а за это получить от него хорошие деньги. Очаровать можно Зайцова, но денежный вопрос он не решит. И только для того, чтобы подготовиться к встрече с Великим князем, подрепетировать разговоры, он вкратце сообщил Зайцову о готовящемся перевороте.

   — У нас всё рассчитано по дням, — говорил Якушев. — Если бы мы сегодня имели денежные средства, чтобы начать, то через полгода в России было бы уже наше правительство. Можно было бы приурочить переворот к майским праздникам. Но денег нет, а нам надо 25 миллионов долларов.

   — Финансовое положение в армии мне неизвестно, — сказал Зайцов, — но о подготовке военной части дела мы с Александром Павловичем говорили. Он считает, что армия будет готова перейти границы СССР через 10 месяцев. Если начать подготовку сейчас, то это значит — август. При этом разработаны два варианта — кавказский и польский. Поляки обещают нам освободить в приграничной полосе лесные дачи...

17

Зайцевский, Клинцов и Заботин жили в Эксельциоре на 3 этаже. Они скрытно наблюдали за встречей в 7 номере, заметили, что вместо Кутепова явился другой, убедились, что никакой охраны не было. Потом проследили за возвращением Якушева и Потапова в отель Крийон, убедились, что поднадзорные дисциплинированно легли спать, отправились к себе.

За ужином с дешёвым французским вином Клинцов — старший группы — рассказал о посещении здания советского посольства, где начался грандиозный ремонт. Там он встретился с лицом, временно исполняющим обязанности резидента.

— Свой человек, — рассказывал Клинцов. — Всё знает. Он ещё днём мне сказал, что мы Кутепова не увидим. Будто бы на него готовится покушение, а нам он сейчас нужен живой, потому как он у нас на крючке. Его чуть ли не наши специальные люди охраняют. Но этого никто не знает. Да. Свой парень. Со мной советовался.

18

Серый безветренный день накрыл землю с такой прочной безжалостной уверенностью, будто он утвердился навеки и теперь никогда не будет ни солнца, ни зелени, ни весны. Настроение Дымникова соответствовало этому серому дню, казалось, что в жизни никогда ничего не будет, похожего на весну, и единственное серьёзное событие для человека — это его смерть. Он уже подумывал, не начать ли успокаивающий запой, как в Лондоне, но тут явился посетитель. Леонтий сразу узнал того высокого, курившего с Клинцовым у отеля Эксельциор.

Такого, как Дымников, — не красный и не белый, сумел хорошо устроиться на Западе, к тому же — интеллигент: фотографировался с поэтом, — Зайцевский искал давно. Если решиться, наконец, бежать из СССР, то к такому можно обратиться.

   — Какое у вас дело ко мне? — спросил сидевший за аккуратно прибранным письменным столом симпатичный русоволосый человек лет тридцати с выражением неизлечимой тоски в светлых глазах.

   — У меня всего 10 минут, и дело касается вас. В советские органы передано обвинение в ваш адрес — будто вы в 1920 году в Крыму предали врангелевской контрразведке партийную подпольную конференцию.

   — Я давно этого жду и успел подготовиться, — сказал Дымников, открывая сейф. — Дарю вам фотокопию документа о партконференции. Можете передать его своим друзьям. Кстати, на днях я видел вас у отеля Эксельциор.

   — Мы там живём. Я хотел сделать что-нибудь полезное для вас. Потому что, возможно, в следующий мой приезд сюда некоторая помощь понадобится мне. Для агентства «Русский сыщик» я могу быть полезен. Я знаю так много о всех высших чинах Белой армии, что о каждом мог бы написать книгу.

   — И о Кутепове знаете?

   — Конечно.

   — Вы его ждали в тот вечер? Почему он не появился? Рассказывайте — вы же хотите сделать что-нибудь полезное для меня.

   — Его предупредили о готовящемся покушении.

   — Кто предупредил?

   — Этого я не знаю. Могли даже наши из ГПУ предупредить — он им сейчас нужен. Они через кого-то на него влияют и удерживают от террора.

   — Через кого?

   — Этого я не знаю. Мои 10 минут истекли. К следующему моему приезду постараюсь узнать то, что вас интересует.

19

Итоги поездки обсуждали в кабинете Ягоды днём, но окна были завешены и включено электрическое освещение. Замнаркома любил работать ночью и, по возможности, старался день превратить в ночь.

   — Клянусь, Генрих Григорьевич, Великий князь Николай Николаевич вышел к нам в заштопанном костюме и старых сапогах, — сказал Потапов.

   — Какой бедный. А в этом году одних колчаковских денег получил миллион франков. Кормит всех белых генералов и РОВС, и своих прихлебателей.

   — И свита у него удивительно неосведомлённая, — продолжал Потапов. — Принимал нас в присутствии какого-то специалиста по охоте с борзыми, и тот, не понимая, о чём идёт речь, вдруг сообщил Николаю Николаевичу, что в России существует подпольная организация «Трест». Это же смешно. Князь его высмеял, но тогда зачем привлекать к серьёзным обсуждениям?

   — Смешно, — согласился Ягода. — Смешно то, что так ни копейки вы у него и не выбили.

   — Мы просили хотя бы аванс 10 миллионов, но получили полный отказ. Наверное, поэтому и вышел в потрёпанном костюме. Однако я вполне уверенно утверждаю, Генрих Григорьевич, что наш доклад о готовящемся перевороте произвёл на князя большое впечатление. Он тут же приказал вызвать из Сербии Врангеля, спрашивал о сроках.

Бывший генерал Потапов вызывал у Ягоды некоторое уважение, и он больше нажимал на другого участника поездки.

   — К вам, Николай Михайлович, у меня нет претензий, но зачем вы туда ездили, Александр Александрович? Что вы сделали? Денег не получили. С Кутеповым не встретились. Почему?

   — Нам сообщили о его болезни. Как мы могли проверить?

   — Вы сами не верите в болезнь Кутепова. Вы расшифровали «Трест». Кутепов больше вам не верит. Это всё ваши прогулки по Парижу.

   — Но я же никому ничего...

   — Этого мы не знаем. А то, что Кутепов перестал вам доверять, понятно.

   — Позвольте, Генрих Григорьевич...

   — Подождите. Потому и денег вам не дали, что не верят в «Трест». Считают вас агентом ГПУ.

   — Позвольте, Генрих Григорьевич, высказать предположение, что Кутепов не захотел с нами встречаться без Марии Захарченко. Может быть, и в «Тресте» усомнился поэтому.

   — Уважаемый Александр Александрович, — начинал злиться Ягода. — В нашей работе очень опасно валить с больной головы на здоровую. Это я сейчас пойду к Феликсу Эдмундовичу и скажу ему, что он виноват в случившемся, не разрешил поездку в Париж госпожи Захарченко? Нет. Идти к нему надо с предложениями: что сделать для восстановления доверия «Тресту».

   — Я не знаю, — забормотал Якушев. — Кутепов такой...

   — А если так, — вмешался Потапов, — кого-нибудь освободить из ихних и распространить информацию, что это сделано благодаря «Тресту», люди которого внедрены на многие высокие посты.

   — Неплохо, — согласился Ягода, — поищем кандидатуру.

1925

1

1 марта в Прощёное воскресенье торжественно освящали храм Преподобного Сергия. Храм был битком набит русской эмиграцией и русской традицией: внешне генералы ненамного отличались от шофёров такси, рабочих заводов «Рено» и «Ситроен», принарядившихся в праздничные костюмы, но почётные места у алтаря отведены были только генералам и знаменитостям. Кутепов, как всегда, впереди. Здесь же и Миллер[58], и Шатилов, и Лукомский[59], и Струве, и Гучков... С уважительным вниманием слушали «Слово» митрополита Евлогия:

58

Миллер Евгений Карлович (1867—1937) — генерал-лейтенант (1915). В1919—20 гг. — генерал-губернатор и главком войсками Северной области, главный начальник края. С1920 г. эмигрант. С1930 г, — председатель РОВС. Похищен и вывезен из Парижа агентами НКВД, осуждён и расстрелян.

59

Лукомский Александр Сергеевич (1868—1939) — генерал- лейтенант (1916). С июня 1917 г. начальник штаба Главкомверха Л.Г. Корнилова. В1918—19 гг. — помощник командующего, затем Главнокомандующего Добровольческой армией и ВСЮР, председатель правительства при генерале Деникине (1919—20). С марта 1920 г. — председатель сил южной контрреволюции при союзном командовании в Константинополе.