Страница 39 из 41
Он весь напрягся. Может, она не заметит? Не поймет? Не осудит?
— Ты… не поцелуешь меня? — робко спросил Марк пересохшими губами. Приняв у нее из рук чашку, он допил воду.
— Зачем? — спросила она, морща лоб.
— По… понарошку.
Такая просьба была ей понятна. Она моргнула, но достаточно охотно подалась вперед и прикоснулась губами к его губам. Ее пижамная курточка натянулась…
— Ох! — выдохнул он, обнимая ее. — Еще, пожалуйста…
Он притянул ее ближе. Мари не сопротивлялась и не отвечала, но все равно ее рот был потрясающим.
«Я хочу… хочу…»
Ничего страшного не случится, если он дотронется до нее — просто дотронется. Мари инстинктивно обхватила руками его шею. Он ощущал каждый прохладный пальчик, заканчивающийся остреньким ноготком. Ее губы раскрылись. В висках гулко стучала кровь. Он скинул китель…
«Прекрати. Прекрати немедленно, черт тебя побери!»
Ведь она могла была бы стать его героиней. У Майлза их — целый гарем, тут никаких сомнений. Может, она позволит ему… не только ее целовать? Конечно, он ничего такого не сделает. Ничего, что причинило бы ей боль. Но если потереться между этими огромными грудями — это не может причинить ей боль, хотя может удивить. Она, наверное, подумает, что он псих, но плохо ей от этого не будет. Его губы жадно искали ее рот. Он прикоснулся к ее коже. Еще… Он нетерпеливо сдвинул пижаму с ее плеч. Кожа у нее бархатисто-мягкая. Его рука, дрожа, метнулась вниз — расстегнуть пояс брюк. Какое облегчение… Он так ужасно, мучительно возбужден. Но он не прикоснется к ней ниже пояса — нет…
Он уложил Мари на кровать, навалился на нее, отчаянно осыпая поцелуями. Она изумленно ахнула. Его дыхание участилось — и вдруг неожиданно остановилось. Спазм хватил легкие, словно все дыхательные пути вдруг сжались.
«Нет! Только не это!»
Опять как в тот раз, год назад, когда он попробовал…
Марк скатился с нее, весь покрывшись холодным потом. Ему удалось сделать один астматический, мучительный вдох. Вспышки воспоминаний такие ясные, словно у него начались галлюцинации.
Гневные крики Галена. Ларс и Мок схватили его, сорвали с него одежду — словно те побои, которые он только что от них вытерпел, — это еще недостаточное наказание. Сначала они выгнали девушку. Она сбежала, как заяц. Он выплюнул соленую кровь. Электрошоковая дубинка указывала, прикасаясь: сюда, сюда. Удар и треск. Гален краснел все сильнее, обвиняя его в предательстве — и хуже, расписывая сексуальные склонности Эйрела Форкосигана, включив слишком сильное напряжение… «Переверните его». Смутное воспоминание о боли, унижении, ожоге, судорогах, странном электрическом возбуждении и отвратительно постыдном оргазме…
Он оттолкнул от себя воспоминания и, почти теряя сознание, еще раз вдохнул и выдохнул. Почему-то вдруг оказалось, что он сидит не на кровати, а на полу, судорожно сжавшись. Блондиночка скорчилась на сбитой постели и удивленно уставилась на него:
— Что с тобой? Почему ты перестал? Ты умираешь?
«Нет, только жалею, что не умер».
Это нечестно! Он знал, откуда взялась такая реакция. Это не воспоминание, погребенное в подсознании, это не из далекого и забывшегося детства. Это произошло всего четыре года назад. Разве не считается, что подобное ясное осознание помогает человеку освободиться от демонов прошлого? Он что, будет кататься в судорогах всякий раз, когда попробует секс с настоящей девушкой? Если все будет спокойно, если его не будет мучить совесть, если у него когда-нибудь появится возможность заниматься любовью — настоящей любовью, тогда, может, ему удастся справиться с безумием. «Или, может, не удастся…» Он сделал еще один судорожный вздох. И еще один. Легкие снова работали. Неужели он действительно мог умереть? Надо полагать, в момент потери сознания автономная нервная система должна снова заработать.
Дверь его каюты скользнула в сторону. В проеме показались Таура и Элен. Увидев, что происходит, Элен разразилась проклятиями, а Таура стремительно шагнула вперед.
Сейчас! Ему надо потерять сознание прямо сейчас! Но упрямый демон не слушался. Он продолжал тяжело дышать, свернувшись на боку, со спущенными до коленей брюками.
— Ты что делаешь? — прорычала Таура. В неярком свете ее клыки угрожающе засверкали. Марк видел, как она одной рукой разрывала солдатам горло.
Блондиночка, страшно встревоженная, поднялась на колени. Она, как всегда, пыталась прикрыть руками свои самые выдающиеся атрибуты и, как всегда, только привлекла к ним всеобщее внимание.
— Я только попросила попить водички, — прохныкала она. — Извините!
Таура поспешно опустилась на одно колено и повернула руки ладонями вверх, показывая девочке, что на нее-то она не сердится. Марк решил, что Мари таких тонкостей не понять.
— Тогда что случилось? — сурово спросила Элен.
— Он заставил меня его целовать.
Элен, глянув на Марка, яростно сверкнула глазами:
— Ты пытался ее изнасиловать?
— Нет! Не знаю. Я только…
Сержант Таура распрямилась, сгребла Марка за рубашку, прихватив заодно и немного кожи, подняла на ноги и притиснула к ближайшей стене. Пол оказался в метре от его ног.
— Отвечай честно, будь ты проклят, — рыкнула сержант.
Марк закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Не потому, что ему угрожают женщины Майлза, нет. Не из-за них. Но из-за того, что тогда, четыре года назад, последовало за этим унижением. Когда встревоженные Ларс и Мок в конце концов убедили Галена остановиться, Марк был в глубоком шоке, на грани остановки сердца. Галену пришлось отвезти дорогостоящего клона к врачу. Была глубокая ночь. Гален объяснил ожоги, сказав, будто Марк тайком занимался онанизмом с помощью электрошока, случайно его включил и не смог выключить, потому что у него свело руки. Врач ошарашенно захихикал. Марк еле слышно подтвердил все: он слишком боялся Галена, чтобы сказать правду. Но врач ведь видел следы побоев, неужели он не понял, как все было на самом деле? Но врач ничего не сказал. Ничего не сделал. Потом уже Марк осознал, что самые глубокие сожаления вызывает в нем его собственное пугливое подтверждение, что тот мрачный смешок обжег его больнее всего. Он не может допустить, не допустит, чтобы с Мари произошло то же самое.
Отрывистыми, резкими фразами он описал, что пытался сделать. Это звучало просто отвратительно, хотя виной тому была ее красота. Он крепко зажмурился. Он ни словом не обмолвился о своей панике, не попытался рассказать про Галена. Внутренне содрогаясь, он говорил правду. Пока он говорил, стена медленно поползла вверх вдоль его позвоночника, и его ступни коснулись пола. Сжимавшие рубашку руки разжались, и он осмелился открыть глаза.
И чуть было не зажмурился снова, обожженный откровенным презрением, читавшимся на лице Элен. Ну все. Она — почти дружелюбная, почти добрая, почти его друг — теперь словно окаменела от ярости, и он понял, что потерял единственного человека, который мог бы за него заступиться. Было больно, смертельно больно потерять то малое, что он имел.
— Когда Таура доложила, что одной из девочек нет, — произнесла Элен, — Куин сказала, что ты настаивал на том, чтобы проводить ее. Теперь мы знаем почему.
— Нет. Я… ничего такого не планировал. Она действительно захотела попить.
И Марк указал на чашку, валявшуюся на полу.
Таура повернулась к нему спиной и опустилась на колено, мягко заговорив с блондиночкой демонстративно-мягко.
— У тебя ничего не болит?
— Со мной все в порядке, — дрожащим голосом ответила она, натягивая пижамную курточку. — Но этот человек по-настоящему болен.
Она смотрела на него удивленно-встревоженно.
— Несомненно, — пробормотала Элен. Подняв голову, она взглядом пронзила Марка, все еще цеплявшегося за стену. — Ты сидишь в каюте под арестом. И я снова ставлю у твоей двери охрану. Даже не пытайся выйти.
«Не буду, не буду».
Они увели Мари. Дверь с шипением закрылась, словно падающий нож гильотины. Марк, весь дрожа, бросился на свою узенькую койку.