Страница 4 из 9
Еще во дворе жила девчонка со странным прозвищем Мама Рыжая. Ни мамой, ни рыжей в то время она не была, а ее настоящую мать, молодящуюся блондинку, уважи тельно звали тетя Катя, так как она работала секретарем в домоуправлении. Во время войны Мама Рыжая училась в каком-то закрытом заведении, потом получила квартиру в другом конце города, исчезла из нашего поля зрения и про нее забыли. Как она прожила лихие сороковые и послевоенные пятидесятые, никто толком не знал. Но кое-что все-таки стало известно.
Однажды, уже после войны, на работе меня попросили съездить в управление цензуры и получить разрешение на публикацию пригласительного билета на юбилей нашего академика. Зайдя в здание, я нашел нужный кабинет, постучал и, не услышав ответа, заглянул в него. За столом сидела полная женщина в очках и разговаривала с посетителем. Я сразу же закрыл дверь и стал ждать. Через некоторое время посетитель вышел, а дама позвала:
– Заяц, заходи.
Я оторопел. Заяц было мое хитрованское прозвище. Давно уехал оттуда, забылось и оно. Глупо улыбаясь, я в упор смотрел на женщину.
– Что, не узнаешь? – спросила она. – А помнишь Хитровку?
И сразу же в памяти всплыл наш двор, и все стало на свои места. Несколько минут мы вспоминали довоенное время и наших ребят. Между прочим, Мама Рыжая упомянула и Ахата, с которым вместе училась, и, как мне показалось, его исчезновение для нее не было неожиданностью. Потом цензор мельком взглянула на приглашение, прямо на фотографии академика размашистым почерком поставила магическое слово «Разрешаю» и расписалась. Вот так судьба решила напомнить мне о девчонке, которую когда-то во дворе звали Мамой Рыжей.
Жизнь на бабушкину пенсию не была легкой. Я ходил в штанишках и курточке, перешитых из старых вещей, подаренных родственниками. И едой меня не баловали. Ко всему этому я привык. Но вот велосипед мне очень хотелось приобрести. А для этого нужны были деньги.
Как-то зимой один из моих школьных приятелей предложил заработать на уборке снега. После занятий пошли договариваться. В наши обязанности входило сгребание снега с тротуара и с середины улицы и перебрасывание его через высокий забор в садик. За два дня тяжелой работы каждый получил по 30 рублей. Для меня это была огромная сумма – более трети бабушкиной месячной пенсии. Купив немного конфет, остальные деньги я отдал в семейный бюджет. Бабушка радовалась, но почему-то была грустной и даже всплакнула. За зиму я еще несколько раз убирал снег. И хотя работа была тяжелой – болели все мышцы, – получать деньги понравилось, и я начал активно искать новые заработки.
Весной, опять же с этим парнем, мы взялись покрасить крышу пятиэтажного дома. На этот раз управдом нас надул. Не говоря уж об опасности – приходилось привязываться веревкой к трубе, работа оказалась очень трудоемкой. Обычной кистью надо было дважды покрыть краской более 1000 квадратных метров крыши. И когда мы получили свои 100 рублей на двоих, особой радости не было. Обида – вот главное, что мы испытали.
Еще одним заработком была спекуляция, преследуемая в те годы.
Недалеко от школы находился магазин, в котором иногда продавали дефицитные в то время велосипедные шины и камеры. Как только становилось известно, что привезли шины, мальчишки старших классов сбегали с уроков и мчались в магазин. Многие из них имели велосипеды, а некоторые, в том числе и я, покупали шины для перепродажи. Покрышка с камерой стоили 9 рублей, а перепродавали их за пятнадцать-двадцать. Много заработать на этом не получалось, так как давали не более двух комплектов в одни руки. И еще, не зная точно, когда появится товар, надо было всегда иметь в кармане 18 рублей. А иногда это не удавалось.
Однажды на рынке меня поймал милиционер и отвел в отделение. Там составили протокол и отправили его в школу. Разговор с директором был непростым. Пришлось во всем сознаться и рассказать о мечте приобрести велосипед, о бабушкиной пенсии и своих заработках. Директор молча слушал, потом как следует отругал и, получив обещание больше не торговать шинами, ограничился устным выговором.
Обещание не торговать шинами я сдержал. Но это не означало отказа от других подобных заработков. Их главным источником стала спекуляция билетами в кино. Сразу же после школы я ехал в два-три кинотеатра, расположенные в центре, и в кассах предварительной продажи покупал билеты на вечерние сеансы. Вечером же попасть в кино было трудно, и парочки молодых людей с удовольствием брали у меня билеты, переплачивая за них в два, а то и в три раза. Это приносило хотя и небольшой, но стабильный доход. Надо было только не лениться.
Неожиданно возник еще один заработок – ремонт электробытовых приборов, чаще всего утюгов. Я и раньше бесплатно выполнял подобные работы по просьбе соседей. Но однажды в нижней квартире дома вечером погас свет. Перегорели пробки, и нужно было поставить «жучок». Дежурного электрика на месте не оказалось, и я, не думая о деньгах, вызвался помочь. На этот раз мне заплатили и с тех пор начали приглашать для выполнения разных хозяйственных работ, но уже за плату. Я даже официально подменял домового электрика, за что получал небольшую зарплату в домоуправлении.
Все эти заработки пополняли семейный бюджет и в конце концов позволили приобрести велосипед. Купить его в те годы было трудно, и машину пришлось собирать из запасных частей. Это дало не только некоторую экономию, но, самое главное, обеспечило высокое качество, так как я работал аккуратно и выбирал детали, заведомо хорошо зарекомендовавшие себя в эксплуатации. На таком велосипеде вместе со старшими ребятами я совершил в 1940 году путешествие от Симферополя до Керчи.
Школа. Будь готов к труду и обороне
Красное кирпичное здание школы, в которой я учился до войны, размещалось недалеко от Хитровки на Ивановской горке почти рядом с исторической библиотекой. В огромном проходном дворе, окруженном двух-и трехэтажными домами, кроме школы громоздилась лютеранская кирха с остроконечной крышей и высоким шпилем над входом. По праздникам сюда приезжали какие-то богатые люди, и двор заполняли конные экипажи и автомобили. А мальчишки и нищие выстраивались в ряд и просили милостыню. Ребят интересовали не деньги, а те иностранные монетки, которые некоторым удавалось получить от сердобольных лютеранок. Потом кирху перестроили в кинотеатр «Арктика». Но вскоре из-за плохой акустики его закрыли, а после реконструкции превратили в студию «Мультфильм».
А школа? После войны здание выросло на два этажа. Теперь это было закрытое учреждение, обнесенное высоким забором и охраняемое часовыми. Что там сейчас – неизвестно. Но ту старую школу жалко. В ее огромных залах, вокруг которых размещались классы, жизнь била ключом, а на третьем этаже с особенно высоким потолком и большими арочными окнами иногда устанавливали сцену, и школьный драмкружок под руководством учительницы русского языка Елены Антоновны ставил свои спектакли. Один из них, в котором я был суфлером, помнится до сих пор.
Сидя под старинным креслом, обычно стоявшим в учительской, я подсказывал «актрисе», игравшей старую помещицу. А она тонким девчоночьим голосом, как бы проснувшись, кричала своим служанкам:
– Машка, Агашка, Стешка, Наташка, чешите пятки!
На сцену выбегал пионерчик в красном галстуке и, держа указательный палец у виска и удивленно поглядывая в зал, говорил:
– Должно быть, винтик не в порядке!
И все смеялись.
По-настоящему, что такое рисование, пятиклашки узнали, когда в школе появился учитель рисования Борис Николаевич – мужчина средних лет, с рыжеватой волнистой шевелюрой. Классическим приемам рисования он не учил. На его уроках в угол класса дежурные ставили учительский стол, накрытый его газетой, затем водружали стул, на который учитель сажал кого-нибудь из учеников. Требование к «натурщику» всегда было одно – отсутствие валенок. (В те годы зимой большинство московских ребят ходило в валенках.) Затем учитель давал несколько указаний, на что следует обратить внимание, садился на свободное место за партой и начинал читать вслух. Так ученики познакомились с классикой: «Метелью» Пушкина, «Тупейным художником» Лескова, «Кондуитом и Швамбранией» Кассиля, «Тилем Уленшпигелем» Де Костера и другими. Иногда вместо чтения Борис Николаевич рассказывал разные истории из своей жизни. И это тоже было интересно.