Страница 2 из 11
Омела сосновая не привьется на груше, омела, живущая на иве, не живет на сосне.
Поселенье на ветвях паразита — несчастье для дерева. Омелы живут, разрастаясь, лет двадцать — тридцать. И все это время дерево кормит своего захребетника… Несимпатичный зеленый ком! Но сложно все в жизни устроено — птицы любят омелу. И людям она оказалась полезной — содержит ценные лекарственные вещества.
Таковы они, «метлы» — черные и зеленые, — хорошо заметные на еще не покрытых листвою деревьях.
Фото автора. 14 апреля 1985 г.
Почему сохнет дуб?
(Окно в природу)
Что происходит с дубом? Всюду видишь засыхающие деревья», — пишет М. Севостьянов из Внукова. Вопрос не первый. Наблюдение верное. В северной части средней полосы гибель дубов повсеместная. Отдельные дерева и целые рощи стоят омертвелыми — кора опадает, белеют скелеты дубов, побитые дровоедами. Весной, когда все одевается в зелень, дубовые сухостои особо заметны.
* * *
У всех народов дуб — дерево почитаемое. За красоту, долговечность и прочность, за урожай желудей.
Дуб в самом деле красив. В плотных дубравах он может быть, как сосна, стройным. Дуб долговечен.
В Москве в Коломенском растут деревья, мимо которых проходило, возвращаясь с Куликовской битвы, войско Дмитрия Донского (1380 г.). В поселке Лыхны (Абхазия) я стоял под дубом, которому тысяча лет. Самым старым деревом Европы считают дуб, растущий в литовском местечке Стельмуже, ему 1500 лет. Это все редкие долгожители, но 300 лет — возраст для дуба довольно обычный.
Дуб крепок. На все долговечное, прочное шло это дерево. Корабли, громадные винные бочки, нижние венцы деревянных построек, мебель, паркет, детали машин — все дуб. Прежде чем строить Исаакиевский собор в Петербурге, забили двадцать тысяч дубовых свай. Дуб в воде хорошо сохраняется, становится даже более прочным. В Воронежской области, на Дону, у села Щучье, обнаружен челн, пролежавший в воде 4000 лет. Он из дуба. Загляните в московский Исторический музей, и вы увидите, как хорошо сохранилась эта долбленая лодка древнего человека. Даже в морской соленой воде дуб сохраняется долго. Фрегат «Паллада» (тот самый, на котором путешествовал Гончаров) был затоплен на Дальнем Востоке. Недавно водолазы отыскали и осмотрели фрегат. Соленые воды и время его, конечно, не пощадили. «Но все, что из дуба, на фрегате сохранилось намного лучше того, что сделано из железа и чугуна», — отметили водолазы.
Семена дуба — желуди — каждый держал на ладони и, конечно, дивился их форме и красоте: шероховатая, аккуратная шапочка, и в ней — гладкий, тяжелый, как пуля, плод.
Осенью, когда желуди созревают, со стуком падают с веток, много лесных обитателей устремляются на кормежку. Скачет по веткам белка, хватают желуди клювами сойки. Приходят в дубравы пастись олени. Для кабанов желуди — главный, самый питательный корм.
В минувшую зиму я видел тропы, пробитые кабанами к отдельным деревьям в лесу. Снег под ними был перепахан, как плугом. Каким чутьем в ельниках и осинниках находили голодавшие звери дубы? Наверное, по памяти, еще с осени.
В опушечной дубраве я несколько раз подряд спугивал уток. Что их приводит на далекое от воды место? Подкараулил, оказалось, в шуршащих дубовых листьях утки искали и жадно глотали желуди.
Ученые утверждают: первым хлебом древнего человека был хлеб желудевый. В юных лесостепных районах дубравы были когда-то обширными. Предки наши «клали на зуб» всё, что давала природа, и, несомненно, ценили питательность желудей. Можно представить, как желуди вымачивали, сушили, поджаривали на огне, и постепенно дело дошло до печения хлеба. При раскопках поселения пятитысячелетней давности (Украина) археологи обнаружили печь с отпечатками желудей в глине.
Да что древность! В военные годы в наших воронежских селах ели хлеб желудевый: немного муки ржаной, остальная — из желудей. Я и сам ел этот горький военный хлеб. Но спасибо ему, он помогал выжить.
* * *
Итак, дерево, которому в древности человек поклонялся, дерево вековечное, крепкое.
Отчего же при такой жизненной силе дубы оказываются вдруг побежденными и ничтожным грибком, и животною мелкотой? Увы, все живое не вечно. И все, потеряв жизнестойкость, немедленно атакуется разрушительной силой всяких болезней — богатырь побеждается мелюзгой, иногда не видимой даже глазу.
Проходя у дубов, спиленных на дрова, обратите внимание: на каждом срезе — трухлявое годовое кольцо, овальная рыхлая полость. Это память дубов об очень суровой зиме 1939/1940 года.
Я эту зиму помню. Морозы были за сорок и стойкие, долгие. Погибли в ту зиму сады, погибло все, что боится мороза. Дубы не погибли. Но их жизнестойкость, защитные иммунные силы, как сейчас говорят, были подорваны. Дубы повсеместно стали болеть. А больного, известно, валит любая из новых невзгод. Такой невзгодой оказалась зима 1978/1979 года. Мы помним мороз той зимы — лопались трубы водопроводов, облуплялась краска с трамваев, замерзали в полете птицы, гибли сады. Роковой та зима оказалась и для дубов. Болеть они стали повально.
Точнее сказать, с той зимы дубы начали умирать. И, поскольку умирают деревья стоя, картина их гибели на виду.
Означает ли это, что лес навсегда лишился дубов? Конечно, нет. Дубы — деревья теплолюбивые. Наилучшие условия для роста дубов в нашей стране — в лесостепи (самая лучшая лесостепь — западная, не подверженная суховеям).
Северная граница дубрав — сплошных дубовых массивов — проходит по Московской области, а к западу — по Калининской, Псковской. Вкраплениями в лесах дубы мы встречаем севернее.
Отдельные экземпляры деревьев — даже далеко на севере, на Двине и Сухоне. Это значит, что есть совокупность условий — почва, температура, влажность, где дуб выживает, но это значит и то, что дуб за долгую эволюцию себя «районировал», приспособил к условиям жизни на грани возможного. На этой грани время от времени его настигает беда. Но годы проходят, и павших меняет новое племя. Осмотритесь в лесу внимательно.
Среди дубов усыхающих вы увидите древеса крепкие и здоровые. Часть дубов выдержала натиск морозов. Потомство их будет тоже выносливым, жизнестойким. И уже показались в подлеске верхушки дубков молодых. Это то, что природой отобрано для продления жизни. То, что — дайте время — станет новой дубравой.
Фото автора. 20 апреля 1985 г.
В сорока шагах от медведя
(Окно в природу)
Этот снимок нашего читателя Мстислава Владимировича Березовского из города Череповец. Снимок великолепный. Медведица после выхода из берлоги обходит обжитый ею участок, а три ее медвежонка открывают для себя мир.
Они любопытны, подвижны, как ртуть, — рвутся вперед, но боятся пока что от матери удалиться. Большая удача — увидеть такое. Но сцена еще и снята…
Врач Мстислав Владимирович Березовский был страстным ружейным охотником. На Урале в столовую для строителей Магнитки в 30-х годах он каждое утро поставлял тридцать — сорок уток (были такие охоты!). Охотился он страстно на зверя и птицу. Пережил много лесных приключений — «тонул, по шесть-семь часов сидел на деревьях в укрытии, проходил за день по пятьдесят километров». Но пришло время (у охотников с возрастом это часто бывает), «ружейная страсть» исчезла. Увлекшись фотографией, Мстислав Владимирович вовсе повесил ружье на стену и сделался страстным фотоохотником.
У него немало трофеев. Охота на вологодских медведей — особая его страсть. Я получил от него целую папку снимков. И на каждом — медведь. Один копает коренья, не замечая присутствия человека, другой, напротив, встал на дыбы, изучает, разглядывает встречного. Сняты медведи на дереве, возле воды, сняты сквозь ветки, мешающие их как следует разглядеть. Несколько лет потратил фотограф, специально разыскивая медведей. И, как он пишет, «сошелся» со зверем, то есть выдержкой и терпеньем добился такого к себе отношения, когда медведи не нападали и не бежали от человека. Появилась возможность наблюдать их жизнь с расстояния в тридцать — сорок шагов.