Палимпсест

Бензинцы вообще не были склонны рассматривать события в долгосрочной перспективе, и хотя их короли-жрецы располагали примитивной системой письма, большинство обитало все же в трудноописуемом мифоисторическом дописьменном мире. Время их бежало все время по одному и тому же кругу, но Йеллоустоун просыпался, а даже Стазис предпочитал скорей держаться подальше от столь яростных геологических явлений, чем соваться в самое их пекло.

— Но почему их? — Пирс кивком указал в сторону молчаливых алабамских женщин и детей, согбенных под невидимой тяжестью собственного ужаса. Они брели уже много дней, подгоняемые уколами клинков своих захватчиков, и были предельно истощены. Плаксивые и слабосильные уже погибли. Налетчики, убившие их мужчин и похитившие их для последующей продажи в рабство, горделиво восседали в седлах верблюдов, скальпы врагов свисали с их бедер, как жутковатые клубки лобковых волос. — Хорошо, бензинцы могут быть дикарями, но эти люди потерпели от них поражение, так что они даже хуже.

Вей покачал головой.

— Все взрослые особи в этой группе женского пола, и большинство из них в тягости.

Это самые здоровые, те, кто выжил при переходе. Они собирательницы, приученные жить с земли, и они все теперь собраны в подходящем месте.

Пирс стиснул зубы, увидев свою ошибку.

— Вы намерены использовать их при Пересеве? Они более плотной комплекции, более примитивны, лучше приспособлены к выживанию в глуши и дикости…

— Да. Для успеха Пересева нам требуются по крайней мере двадцать тысяч особей из как можно более разнородных групп, и даже в этом случае мы рискуем столкнуться с эффектом генетического бутылочного горлышка. Им потребуется выжить в отсутствие каких бы то ни было следов цивилизации. Если бы мы закинули тебя в самый разгар Пересева, ты бы и месяца не продержался. Как и я, впрочем; тут дело не в том, что я тебя за что-то критикую. Эти воины… — Вей вновь воздел свой клинок, салютуя работорговцам. — … нуждаются в рабах и женщинах, чтобы иерархическая структура могла функционировать.

Навершие твоего клинка сработано рабом-оружейником, а вовсе не воином. Твои мокасины и одежда также изготовлены бензинскими рабами. Они на полпути к возрождению цивилизации; дать бы им еще пять тысяч лет сверх отведенного, и тогда их отдаленные потомки построили бы паровые двигатели и заполнили бы все вокруг записывающими устройствами, преподнося свои воспоминания, как на блюдечке, абсолютному будущему. Но для нужд Пересева они так же бесполезны, как и мы.

— Но ведь мы еще не пришли к реше…

— Стой и молчи, они уже близко.

Последнего раба прогнали между зубчатыми столбами ограждения при входе на факторию, и стражники переместили тяжелую перегородку в исходное положение. Теперь налетчики взялись понукать своих верблюдов, вонзая им в бока остроконечные бамбуковые палки и загоняя в кольцо постов стражи. Вей и Пирс стояли неподвижно, пока налетчики пришпоривали ездовых животных и двигались прямо на них. Наконец, в самую последнюю минуту, ехавший впереди свернул в сторону и затем наклонился к Вею; верблюд его недовольно фыркнул и сердито топнул по земле.

— Хай! — издал человек приветственный возглас на тоновой разновидности северобензинского, используемой как торговый язык. — Что-то я тебя не припоминаю!

— Меня зовут Ястреб, а вот ты кто, во имя богов седьмой преисподней?! — Вей смело воззрился на всадника, но тот лишь сипло расхохотался и щелкнул хлыстом по краю своего седла; кончик хлыста вонзился в илистую почву, все еще в достаточном отдалении от Вея, чтобы считать это прямым вызовом.

Пирс покрепче стиснул свое оружие, утвердив указательный палец на спусковом крючке, вмонтированном в рукоять. Высоко в небесах походившая на стервятника тварь с неестественной точностью описывала круги над одним и тем же местом; все её системы ближнего боя пришли в полную готовность.

— Мое имя Тьюк, — сказал всадник, помедлив. — Я захватил этих женщин во имя нашего Отца, и во имя же нашего Отца я отправлю их вместе со щенками на работы в каменоломню! А что ты ныне совершил во имя нашего Отца?

— Я нес дозор, — отвечал Вей, взявшись за толстый конец своего оружия. — Я охранял стадо нашего Отца, пока такие вот жополизы, как ты, прохлаждались и маялись дурью.

— Хай!

Перепачканное пылью лицо всадника искривилось в широкой усмешке.

— Теперь-то я тебя вижу!

Он воздел свой правый кулак, и на миг Пирса посетило леденящее видение его собственных кишок, намотанных на лезвие варварской секиры, но тут верблюд дернул головой и истошно завопил, а Тьюк пустил его неожиданно размеренной иноходью прочь от Вея и утыканных колючками сторожевых столбов, прочь от фактории работорговцев.

И прочь от места, где размещались Врата Времени, через которые явится за обитателями лагеря эвакуационная команда спустя двое суток. Узников поместят на хранение до начала следующего Пересева. Но ни одного бензинца к тому времени уже не останется в живых — через сотню тысяч объективных лет, или около того, в будущем.

Вероятно, следы их верблюдов зафиксирует слой горячей пыли, которой суждено выпасть дождем по всему континенту завтра на рассвете. Некоторые из этих следов даже превратятся в окаменелости, и много позднее потомки алабамских рабов наткнутся на них, сочтя ценным артефактом древности, чудом дошедшим до новой эры. Но такое бессмертие, подумалось Пирсу, отнюдь не лучшая замена немертвию.

Внимание в классе

На крыше мира было светло и морозно. Пирс, наголо постриженный и тщательно выбритый, облаченный в зеленое одеяние, как и все прочие новички, сидел на низкой скамье во внутреннем дворике, дожидаясь начала лекции. Высоко над древними каменными мостовыми и спиральными минаретами Библиотеки поднялся обгрызенный по краям лунный диск, словно напоминая Пирсу, как далеко он забрался.

— Добрый вечер, уважаемые студенты.

Тренировочный лагерь располагался в живописной долине среди нижних Средиземноморских Альп. Смутно различимые даже с плодородных низин Сахарского бассейна, они в эту эпоху вздымались существенно выше, чем стесанные временем и погодой пеньки Гималаев.

— Добрый вечер и вам, почетный схолиаст Ярроу[3], — нестройно откликнулась дюжина студентов шестого года обучения.

Уремский, как в свое время японский, обладал развитой системой индикации относительного статуса говорящего и слушающего. Многие культуры, с которыми Стазису приходилось взаимодействовать, оказались крайне чувствительны к вопросам половых, кастовых и прочих ранговых различий, так что разработчики уремского решили отразить в своем творении эти особенности при помощи специальных склонений. Вновь поступившим в обучение ненавязчиво давали понять, что попрактиковаться в таких формальностях уремского будет весьма важно для их будущей карьеры — ибо никто из них не владел им от рождения.

— Сегодня мы побеседуем о структуре человеческой истории и методах нашего взаимодействия с нею.

Почетный схолиаст Ярроу была женщиной неопределимого возраста, затянутой в черное одеяние, в ореоле коротко подстриженных золотистых волос, — ей могло быть как тридцать лет, так и триста. Учитывая, что Стазис обеспечивал своим сотрудникам любую необходимую степень эпигенетического омоложения, последнее предположение казалось более вероятным. Впрочем, вряд ли ей было три тысячи лет: с течением веков неизбежно происходило продвижение по лестнице служебной ответственности. Взгляд Ярроу, упавший на Пирса, оказался безмятежен, глаза — того же синего оттенка, что и дальний горизонт. Это был ее первый визит в класс Пирса с лекцией — не то чтобы неожиданный, поскольку в академии состояло множество преподавателей, и путь к выпуску был достаточно тернист, чтобы отсеять даже самых дисциплинированных. Она была экспертом в области, кот орую Пирс для себя называл Общим Анализом. Прежде он никогда не видел ее выступлений в местном филиале Библиотеки. Считалось, что в общем лучше приступать к таким урокам с открытым, незамутненным восприятием; вообще же студенты могли себе позволить лишь обрывочный, случайный доступ к лекционному материалу для старших.

3

Ярроу — имя наставника молодых агентов в романе Айзека Азимова «Конец Вечности», хотя там этот персонаж мужского пола.