Страница 15 из 16
Терпеливо жду, лицо невольно расплывается в улыбке. Забавно наблюдать, как она смущается, небось сейчас перебирает в памяти все, что слышала по радио, сидя с родственниками в машине, или в записях; что и говорить, попалась птичка.
— «Я готов любить», — наконец сообщает она.
Я потрясен.
— Правда? — задаю вопрос на засыпку и вдруг чувствую внутри какой-то странный толчок.
Что это со мной, думаю, а сам ничего понять не могу. Такое чувство, будто кто-то машет из-за стены или наблюдает за тобой, а ты не видишь кто.
— Что — правда? — спрашивает она, словно вопрос застал ее врасплох, как, впрочем, и меня.
— Да нет, ничего, — отвечаю я и отворачиваюсь, улыбка с лица так и не сходит.
А вот и извращенец из туалета выползает и идет по темному проходу мимо нас. Небось злится, что я все еще сижу на том самом месте, где он сам хотел бы сидеть. Я рад, что она ждет, когда он пройдет, и только потом просит вернуться на свое место, потому что хочет занять оба кресла.
Ухожу к себе, но тут же перегибаюсь через переднюю спинку.
— А кстати, куда вы едете? — спрашиваю я.
Отвечает, что в Айдахо, но мне кажется, она что-то недоговаривает. Не могу сказать точно, но у меня такое чувство, будто она либо врет, и это, скорей всего, хорошо, потому что я для нее человек совершенно чужой, либо что-то скрывает.
Но пока я не придаю этому значения, сообщаю ей, куда еду сам, и сажусь.
Мужик впереди снова поедает ее глазами. Я уже готов вскочить и вышибить из него мозги, просто так, для острастки.
Через несколько часов автобус делает остановку, и водитель дает нам на все про все пятнадцать минут, ну, там, размяться, перекусить и прочее. Вижу, как девушка направляется к туалету. Я успеваю встать первым в очереди за едой. Покупаю поесть, выхожу на воздух, сажусь на травку рядом со стоянкой. Мимо проходит извращенец и лезет обратно в автобус.
Выходит она, и мне удается уговорить ее посидеть со мной. Сначала она колеблется, но потом, кажется, мое обаяние побеждает. Мама всегда говорила, что средний сынок у нее самый обаятельный. Думаю, она была права на все сто.
Минутки две рассказываю ей, зачем еду в Вайоминг, а она, в свою очередь, что потеряла в Айдахо. Я все еще пытаюсь разгадать, что она за штучка, в ней есть что-то такое, чего я не вполне понимаю, но одновременно стараюсь не поддаться ее чарам, ведь я-то знаю, что она малолетка, и, спроси я ее об этом прямо, обязательно соврет.
Но, приглядевшись, вижу, что она не намного младше меня.
Черт побери! О чем я думаю? У меня отец умирает, а я сижу тут с ней на травке, ломаю голову, сколько ей лет и все такое…
— Как вас зовут? — спрашиваю я, ставя бутылку с содовой на траву и пытаясь мысли об отце задвинуть куда-нибудь подальше.
Отвечает не сразу, наверное, прикидывает, соврать или нет.
— Кэм, — говорит.
— А полное как?
— Кэмрин.
— А меня Эндрю. Эндрю Пэрриш.
Кажется, немного смутилась.
— А лет тебе сколько? — спрашивает она.
Вот это да! Может, она вовсе не малолетка, потому что малолетки, когда хотят соврать насчет своего возраста, обычно стараются не затрагивать этой темы.
Возникает надежда, что она вполне совершеннолетняя. Ну да, я очень хотел бы, чтоб ей было…
— Двадцать пять, — говорю. — А тебе?
— Двадцать, — отвечает.
Сжав губы, секундочку размышляю. Еще не совсем уверен, врет она или нет, но узнаю после, нам еще долго ехать вместе.
— Ну что ж, Кэмрин, сокращенно Кэм, двадцать лет, едет в Айдахо повидать сестру, которая только что родила… приятно познакомиться.
Я улыбаюсь. Еще несколько минут болтаем о том о сем — если быть точным, ровно восемь минут. Гляжу на нее и глаз не могу оторвать, потому что ее хорошенькие губки вполне того заслуживают.
Похоже, ей нравится моя манера общаться. Ее как будто тянет ко мне, я это чувствую. Пусть даже совсем чуть-чуть. И дело тут вовсе не в моей внешности… Черт, у меня, наверное, изо рта пахнет, как из помойки, да и душ принять не помешает. В отличие от других девчонок, которым я нравился, она бы давно отшила меня, если бы ее не привлекло во мне что-то, кроме смазливого лица. Не захотела же, чтобы я сидел с ней рядом в автобусе. И не испугалась, разбудила и попросила прикрутить музыку, да еще так бесцеремонно. Вон как рассердилась, когда я намекнул, что она торчит от Бибера. Меня лично, например, бесит даже то, что я вообще знаю это имя, но тут уж я не виноват, таково общество. У меня такое чувство, что она, не задумываясь, наорет на меня, а то и оплеуху влепит, если я вдруг начну ее лапать. Я, понятное дело, не собираюсь. Блин, конечно нет. Но как приятно, что она не какая-нибудь вертихвостка.
Ну да, черт меня побери, она мне нравится.
Мы садимся в автобус, и я покорно устраиваюсь на своем месте, вытягиваю ноги в проход, и вдруг вижу, что ее кроссовки тоже высовываются из-за кресла… При мысли, что я интересен ей хотя бы такими нехитрыми идеями, которые способна родить моя голова, снова улыбаюсь. Минут через двадцать проверяю, как она, и вижу, что спит без задних ног.
Снова прибавляю звук и слушаю музыку, пока тоже не засыпаю, а наутро просыпаюсь раньше ее.
Голова ее возникает над спинкой сиденья, я улыбаюсь и радостно машу ей рукой.
В дневном свете она еще красивее.
КЭМРИН
Глава 8
— Через десять минут, — говорю я, — выйдем из этой консервной банки погулять.
Эндрю улыбается, отрывает спину от сиденья и выключает плеер.
Зачем мне вдруг понадобилось сообщать ему об этом? Сама не знаю.
— Как спала? Уже лучше? — спрашивает он, расстегивая сумку.
— В общем, да, — отвечаю я, ощупывая шею: на этот раз никаких затекших мышц, все в порядке. — Спасибо тебе, увидела, как ты лег, и сама попробовала. Отлично выспалась.
— Да не за что. — Улыбка до ушей. — Следующая — Денвер? — спрашивает он после паузы.
Догадываюсь, что он спрашивает про мою следующую станцию.
— Да, почти через семь часов.
Недовольно крутит головой. Похоже, ему тоже не нравится такой временной расклад.
Через десять минут автобус въезжает в Гарден-Сити и останавливается на станции. Народу здесь раза в три больше, чем на предыдущей, начинаю волноваться. Прохожу через терминал и занимаю первое попавшееся свободное место, потому что они заполняются очень быстро. Эндрю исчезает за углом, под вывеской торговых автоматов, и вскоре возвращается с банкой содовой и пачкой чипсов.
Он садится рядом и открывает жестянку с содовой.
— В чем дело? — спрашивает он, глядя на меня.
Я и не заметила, что с отвращением наблюдала, как он залпом прикончил почти всю банку.
— Ничего, — отвечаю я и отворачиваюсь. — Просто по думала, что это неприлично.
Он едва слышно смеется и с треском открывает пакет с чипсами.
— Что ни сделаешь, все у тебя неприлично.
Ставлю сумку на колени и снова гляжу на него:
— Когда ты в последний раз ел что-нибудь не такое… вредное для здоровья?
Грызет чипсы, глотает.
— Я ем то, что хочу… а ты, видно, из тех чокнутых вегетарианок, которые всюду кудахчут, что фастфуд влияет на всеобщее ожирение?
— Ничего подобного, — отвечаю я, — но думаю, что эти, как ты выражаешься, чокнутые вегетарианки в чем-то правы.
Он уминает еще горсть чипсов, запивает содовой, улыбается.
— Фастфуд здесь ни при чем, люди толстеют от собственной глупости, — говорит он, снова принимаясь вдумчиво жевать. — Их же никто не заставляет, сами выбирают. Американцы глупы, а владельцы ресторанов фастфуда этим пользуются. Хотите фастфуд? Пожалуйста!
— Выходит, и ты глупый американец?
— Выходит, да, — пожимает он плечами. — Но что делать, если выбирать больше нечего, кругом одни автоматы с чипсами и киоски с бургерами.
Я закатываю глаза к небу:
— Можно подумать, будь у тебя выбор, ты бы взял что-то получше… Вот я, например, вообще ничего такого не покупаю.