Страница 3 из 16
– Он когда-нибудь спит? – удивился я вслух, ибо не мог припомнить ни единого раза, чтобы Гастингс не откликнулся на призыв Холмса, в какое бы время суток в нем ни возникла нужда.
– Наверное, спит, – ответил Холмс и, усмехнувшись, добавил: – Он ведь не жалуется.
Я посмотрел вслед кэбу, прислушиваясь к цоканью Лансовых копыт, и сказал:
– Тем лучше.
– Идемте, Гатри, – позвал Холмс. – Давайте воспользуемся этой редкой возможностью, чтобы отпраздновать успех Саттона и наши собственные достижения. Тьерс быстренько приготовит для нас что-нибудь, откупорим шампанское.
– Отлично, сэр, – сказал я и стал подниматься вслед за ним на верхний этаж, размышляя над тем, что для тучного мужчины за сорок Майкрофт Холмс способен при случае проявлять отменную резвость.
Глава первая
– Гатри, Гатри, мой мальчик! Сейчас же спускайтесь! Сейчас же!
Голос патрона, раздавшийся внизу, в прихожей дома на Керзон-стрит, где я снимал квартиру, заставил меня мгновенно вскочить с постели и броситься за халатом и тапочками, хотя едва пробило три часа ночи. Выходя на верхнюю площадку лестницы, я постарался привести мысли в порядок. Майкрофт Холмс ждал меня внизу. Он был одет во фрак и темный плащ-накидку, мокрый от дождя. Я догадался, что вечером он, верно, побывал в театре. В одной руке у него был шелковый цилиндр, в другой револьвер.
– Живее, Гатри, живее! Я хочу, чтобы вы быстро оделись и поехали со мной.
Я ни о чем не спросил, поскольку не надеялся получить объяснения.
– Я мигом, сэр, – заверил я его и вернулся к себе.
С того вечера, как мы с ним ходили в театр, прошло два дня; Холмс рискнул опять отправиться на спектакль. Но вряд ли он появился у меня в столь поздний час только поэтому. Я понимал, что патрон не стал бы просто так будить меня среди ночи; я редко видел его с револьвером, и это не предвещало ничего хорошего. Я сбросил халат, и меня охватила внезапная дрожь.
– Живее! – снова крикнул Холмс.
Услышав это приказание в третий раз, я окончательно проснулся. Патрон нечасто отдавал распоряжения столь резким тоном, а значит, дело и впрямь было срочное. Я опрометью кинулся в свою комнату и схватил с деревянной вешалки одежду, на ходу стягивая с себя ночную сорочку. Не обращая внимания на мурашки, побежавшие по рукам и плечам (в доме было довольно холодно), я принялся разбирать вещи, затем открыл ящик комода, вынул из него нижнее белье и бросил поверх остальной одежды. На какой-то миг мне ужасно захотелось проглотить пару ложек овсянки и выпить чашку крепкого чая, чтобы окончательно проснуться, но я отбросил эти мысли, услыхав, как патрон начал подниматься по лестнице. Звук приближающихся шагов заставил меня ускорить темп.
– В чем дело?
В дверях возникла внушительная фигура Холмса, до сих пор производившая на меня впечатление.
– Не более получаса назад я получил тревожное сообщение. Боюсь, Викерс снова объявился.
– Викерс? – переспросил я, застыв с фуфайкой в руках. – Я надеялся, что мы о нем больше не услышим. И о Братстве тоже.
– Я тоже надеялся, мой мальчик, – подавленно проговорил Холмс.
По его тону я понял, что новости у него не слишком радостные.
– Что случилось? – спросил я, натягивая фуфайку.
– Вечером я был в театре. Во втором антракте меня вызвали к одному… скажем так, весьма высокопоставленному лицу, которое попросило оценить работу сэра Мармиона Хэйзелтина, и я заверил его, что постараюсь как можно скорее выполнить это задание. Лицо, просившее меня о помощи, надеется, что сэр Мармион нашел более разумный и гуманный способ обращения с душевнобольными и подходит к диагностике душевных недугов с научной точки зрения. Я, разумеется, выполню его поручение.
– Разумеется, – повторил я, про себя сомневаясь, что именно это и привело его ко мне посреди ночи.
– Вскоре после того, как я уехал из дворца, осведомитель из Адмиралтейства прислал мне весточку о том, что сюда для встречи с прибывающими к нам немецкими членами Братства вызван Викерс. – Он вздохнул. – Законных поводов запретить им въезд в страну у нас нет.
– Но почему? – спросил я, возясь с пуговицами сорочки.
– Эти люди не внесены в список персон нон грата, поскольку власти не знают о Братстве – во всяком случае, официально, так чтобы это повлекло за собой какие-либо дипломатические последствия. Было бы величайшей ошибкой признать факт существования Братства, объявив его членов нежелательными лицами. Плохо, что эта организация вообще возникла, но будет во стократ хуже, если допустить ее в правовое поле, упомянув в официальных документах. – Он откашлялся, явно волнуясь. – Проблема в том, что они очень хитры, и это ставит меня в крайне затруднительное положение, в чем, думается мне, и состоит их цель.
Он опустился на мой единственный стул, стоявший в эркере, и выглянул на улицу.
– Я долго ломал голову, сочиняя удобные предлоги для того, чтобы не пускать их в страну, но все без толку. С одной стороны – сэр Мармион Хэйзелтин, с другой – Братство и немцы. Есть над чем призадуматься!
– И ничего не поделать? Нельзя ли задержать прибытие немцев до тех пор, пока вы наводите справки о сэре Мармионе для вашего… м-м… высокого лица? – спросил я, натягивая кальсоны и ежась от холода, по спине и рукам у меня ползли мурашки.
Я заметил, что в комнату вошел кот моей квартирной хозяйки и, усевшись рядом, уставился на меня. Когда-то он приблудился ко мне здесь, в меблированных комнатах, и я пристроил его в хорошие руки. В благодарность за это грациозное пятнистое животное, именуемое теперь Ригби, время от времени, как, например, сегодня, проявляло ко мне снисходительную симпатию.
– Нет, это может доставить беспокойство одной знатной немке и осложнить отношения с турками, – презрительно усмехнувшись, ответил Холмс.
– Ах да, турки! – сказал я, продолжая одеваться.
– Из-за них теперь надо действовать особенно быстро. – Холмс выпятил нижнюю губу. – Все дело в этой знатной немке.
– Господи! – воскликнул я, надевая брюки, заправляя в них сорочку и поправляя лямки подтяжек. – Запутанное дельце! А немка-то тут при чем?
– А при том, что мы получили известие из Шотландии. Насчет сэра Камерона. – Он оглянулся на дверь: – Нас не могут подслушать, а?
Дело еще более усложнялось! «Какое отношение ко всему этому имеет сэр Камерон?» – спросил я себя, ни на миг не усомнившись, что тупоголовый шотландский рыцарь замешан во всей этой истории.
– Нет, разве что кот, – ответил я на его вопрос. – Моя квартирная хозяйка – воплощенное благоразумие. К тому же она ни за что не откажется от драгоценных минут отдыха ради подслушивания.
Мои слова как будто убедили Холмса.
– Хорошо. Вы помните, что вторая жена сэра Камерона – немка?
– Да. Я думал, они разошлись.
Такое мнение сложилось у меня во время первой встречи с надменным шотландцем в Мюнхене, когда я начал работать на Майкрофта Холмса.
– Ее почти никогда не видели в его обществе. И я ее понимаю.
– Вот именно, – сухо ответил Холмс.
– Так они помирились? – усомнился я.
– Пока что нет. Но она, кажется, унаследовала от дяди недурное состояние, и потому сэр Камерон горит желанием восстановить отношения. Очевидно, она тоже не против, хотя зачем ей это, ума не приложу. По причинам, о которых я могу только гадать, первый шаг сделала именно она. Нетрудно предположить, каковы были его ответные действия. Он не прочь запустить лапу в ее денежки. – Холмс грустно улыбнулся. – Понятно, что примирение выгодно в первую очередь ему. Так или иначе, они как будто готовы вновь сойтись. Она, кажется, поощряет его, чего прежде не наблюдалось. Раньше она всячески старалась избегать общения с ним, но две недели назад написала, что собирается приехать в Англию, чтобы повидаться с ним и решить, хочет ли возобновить… м-м… тесные отношения.
– Странно все это, – заметил я, повязывая галстук, а затем доставая из комода пару носков. – Не пойму только, к чему такая спешка.