Страница 9 из 129
Купцы хохотали, тут же заключались пари: удастся ли голодному рабу проглотить хотя бы кусок хлеба. Ставки возросли до десяти драхм. Смеялся и сам Эвбулид.
После последней отчаянной попытки хлеб выскользнул из пальцев раба, он сел на пыльную землю и стал шарить вокруг себя руками. Слезы текли по его лицу, падая на ярмо.
— Ну, что скажешь? — заворковал над ухом Эвбулида купец. — Надежна моя «собачка»? А теперь представь, что в руке моего раба не ломоть хлеба, а муха с твоей — да ниспошлют ей удачу боги — мельницы! С такой охраной ни одна горсть муки не будет съедена твоими прожорливыми рабами!
— Ладно, беру! — смеясь, согласился Эвбулид. — Вели рабу надеть на моих сколотов по своей «собаке»! А ты, — нашел он глазами Армена, — отведешь их в мой дом и скажешь Гедите, чтобы она посадила к очагу и обсыпала их сухими фруктами и сладостями. Да чтоб не забыла произнести при этом пожелание, чтобы покупка пошла на благо дому. А потом на мельницу их — и сегодня же за работу!
ГЛАВА ВТОРАЯ
Консул Сципион Эмилиан был вне себя.
Полчаса назад сенат на своем собрании направил его в восставшую Испанию, отказав при этом в дополнительном наборе войска!
Оставшись наедине с городским претором[24], Эмилиан дал волю своему гневу. Он вел себя так, словно перед ним уже были стены Нуманции, а не почтенный сенатор и благородные своды храма Сатурна.
— Не дать мне даже один свежий легион! — кричал он, брызжа слюной. — Мне, отправляющемуся под крепость, которую Рим не может взять уже семь лет! А ведь они прекрасно понимают, что можно ждать от разложившегося войска, где легионерами командуют не командиры, а торговцы и проститутки! Где командиры понаставили в палатки кроватей, а воины разучились даже маршировать!
— Успокойся, Публий! — пытался смягчить гнев консула семидесятилетний претор. — Просто отцы-сенаторы помнят, что ты навел порядок в еще более худшей армии под Карфагеном!
Грубое солдатское лицо Эмилиана налилось кровью.
— Если мы не возьмем Нуманцию в ближайшее время — мы потеряем все! Нас перестанут бояться! На пример испанцев смотрят все их соседи. Ты заметил, как обнаглели их послы? И где — в самом Риме! Что же тогда делается в их землях, где одно только слово «Рим» еще вчера вселяло в сердца неописуемый ужас?! Вот почему я потребовал дополнительный набор. И что же услышал в ответ? «Нам не из кого больше набирать римское войско!» Каково, а?
Резкие морщины у толстых губ делали лицо консула безобразным.
Любому другому претор, оставшийся за главу государства, напомнил бы об уважении к богам и к себе. Но перед ним был приемный внук Сципиона Старшего — победителя Ганнибала, родной сын триумфатора Эмилия Павла, покорившего Македонию.
Это был один из тех немногих людей, о которых в Риме с восхищением и страхом говорят: «То, что дозволено быку, не дозволено Юпитеру»[25].
И претор примирительно ответил:
— Но, Публий, ты должен понять сенат. Откуда взять воинов? Вот уже несколько месяцев нам почти некем пополнять легионы. Кому, как не тебе знать, до чего быстро редеют они в боях! Раньше это делалось за счет крестьян. А теперь — где они? Почти все здесь, в Риме, питаются на подачки, живут рядом с помойками. Как городской претор, я готов засвидетельствовать, сколько их ежедневно приходит в Рим, лишая тем самым армию новых воинов…[26]
— Зачем ты мне объясняешь это? — поморщился консул. — Ты знаешь, что я организовал кружок. Вот уже несколько лет мы бьемся над тем, как вернуть нашей армии былую силу. Ясно, что нужна аграрная реформа. Но попробуй ущеми интересы патрициев! Мы пока не пришли к общему мнению.
— А тем временем Риму все труднее защищаться от внешних врагов и держать в узде миллионы рабов в самой Италии! — подхватил претор. — Стоит ли после этого обижаться отказу!
— Но моему коллеге консулу Флакку сенат дал все, что он затребовал. И дал бы больше, попроси он еще — я ведь видел это по лицам отцов-сенаторов!
— Фульвий Флакк отправляется в Сицилию! — напомнил претор. — Надо положить конец этому царству рабов под самым носом Рима! Подумать страшно: взбунтовавшаяся чернь перерезала своих господ, захватила почти все крупные города острова, провозгласила какого-то раба по имени Евн своим базилевсом и всем своим двухсоттысячным войском подступило к Мессане! К самой границе Италии!
— Рабы останутся рабами, будь их хоть миллион! — отрезал Эмилиан. — Да, они разбили несколько небольших отрядов наших преторов. Но как только до них дойдет весть, что в Сицилии высадилась консульская армия, помяни мое слово — они разбегутся, как стая зайцев при виде волка!
— Может, вместо осторожного Фульвия Флакка в Сицилию следовало бы отправиться тебе? Ведь у тебя такое громкое имя, что оно одно наводит ужас на целые народы!
— Орел не ловит мух! — перебил претора Эмилиан. — С рабами справитесь без меня. Мне хватит дел и под Нуманцией. Нужно окружить ее двойной линией укреплений, заново обучить солдат военному делу, навести порядок, и мечом или голодом заставить эту крепость сдаться на милость победителя. А наша милость будет обычной: город разрушить, остатки населения продать в рабство!
— Иначе нельзя! — кивнул претор. — И так уже Рим становится похожим на тунику жалкого раба! Не успеваем залатать одну дыру, как тут же появляется другая. Не Нуманция — так Сицилия, не Македония — так Греция! Успокоим Сирию — поднимется Египет, утихомирим Египет — снова поднимет голову Сирия!
— Боги совсем забыли, что жертвоприношения Рима были всегда самыми щедрыми и желанными им! — вздохнул Эмилиан.
— Боги помнят об этом! — торопливо возразил претор, косясь в сторону статуй. — И потому Египет и Сирия больше не опасны нам! Антиох Сидет, базилевс сирийский, правда, разрушил без нашего ведома Иерусалим, но дальше этого не пошел. А Птолемей Фискон не знает, как ему разделить ложе, а также трон со своими единокровными женами![27] До других ли ему границ, когда самого вот-вот выгонит из страны Клеопатра Старшая?
— Выгонит — заставим принять! И на ложе, и на троне. Этот оплывший жиром любитель наслаждений полезнее нам, чем деятельный правитель. Страшнее то, что скоро и Риму будет не до других границ! — нахмурился Эмилиан. — А нам так нужны сейчас новые провинции. Вместо того, чтобы ехать под Нуманцию, с каким наслаждением я повел бы армию…
— В Иудею?
— Меня не интересуют развалины! Мои глаза пресыщены ими. Подождем, пока евреи отстроят Иерусалим и набьют его храмы золотой посудой!
— Тогда… в Парфию?
Консул вздохнул:
— Парфия пока нам не по зубам.
— Значит, Понт?
— Понтийское царство с его энергичным царем Митридатом нам выгоднее пока использовать как союзника. Пока, — повторил Эмилиан. Но, клянусь Марсом, это уже горячее!
— Малая Азия!
— Жарко, совсем жарко!
— Пергам?!
— Попал иглою![28]
Претор с изумлением посмотрел на консула:
— Но разве ты не знаешь, что у Пергама очень сильная армия? — спросил он. И не менее сильный боевой флот…
— Именно поэтому я и отправляюсь сегодня не в Пергам — нахмурился консул и испытующе оглядел претора. — А жаль! Это царство не дает мне спокойно спать так же, как Карфаген Катону![29] Кстати, ты бывал в Пергаме?
— Да.
— Давно?
— Еще юношей. Кажется, лет пятьдесят… Нет — пятьдесят пять тому назад.
— Значит, ты не знаешь Пергама.
— Но я много слышал о нем.
— Что именно? — оживился Эмилиан. — Говори!
— Благодаря предшественникам нынешнего Аттала из крошечной крепости он превратился в огромный город, славящийся алтарем Зевса и невероятной чистотой улиц.
24
Г о р о д с к о й п р е т о р — должностное лицо, ведавшее судебными делами и следившее за порядком в городе. В случае отсутствия обоих консулов считался главой Рима.
25
Парафраза известной римской пословицы «То, что дозволено Юпитеру, не дозволено быку».
26
Закон запрещал брать в армию неимущих граждан Рима.
27
Птолемей VIII был женат на своей сестре Клеопатре II и ее дочери Клеопатре III.
28
Римская поговорка, т. е. попал в точку.
29
К а т о н — римский цензор, инициатор разрушения Карфагена.