Страница 31 из 73
— Гляди за детьми, — наказал он, прощаясь с женой. — Может, стрену управляющего, так шкуру с него сниму за Дюльзина и за всех шахтеров.
Популярность Блюхера росла. Не один казачий разъезд ему удалось разогнать и пленить, теперь дутовцы опасались близко приближаться к Челябинску и к железной дороге. Помимо самарского, челябинского и копейского отрядов, двух троицких казачьих полков, явились небольшие отряды из Златоуста, Миасса, Сима, Миньяра и латыши, эвакуированные из Риги и Либавы во время империалистической войны. Формирование шло по такому принципу: в составе отряда несколько дружин; конники сведены в сотни и полусотни. Одно только плохо — на людях старые шинели, ветхие пальто, а снега выпало по пояс. Шел последний месяц семнадцатого года.
Василий стоял у окна в Ревкоме и смотрел на улицу. Высоко в небе светила луна, освещая только половину улицы, а по другую лежала темная тень от домов. Зазвенели бубенцы, у подъезда остановились крошечные санки. «Наверное, Галактионов», — подумал он, зная, что председатель Ревкома не ездит верхом.
Так и есть. Галактионов прошел в свой кабинет, позвал Блюхера и озабоченно сказал:
— Дай-ка команду всем членам Ревкома собраться на срочное заседание.
Когда собрались, Галактионов коротко сообщил:
— Меня отзывают в Екатеринбург возглавить Бюро Уральского краевого партийного комитета. Надо избрать нового председателя Ревкома.
— Блюхера, — порывисто предложил Елькин. — Расписывать его не надо, все теперь знают, что он за человек.
И Василия Блюхера единогласно избрали председателем Ревкома.
Негреющее, но ослепительное солнце поднялось над Челябинском, брызнуло лучами на снег, засверкавший зеркальной чешуей. Паровоз, изрыгая из трубы черные клубы дыма, остановился у станции. На глазах у изумленных пассажиров из вагонов высыпали моряки. Для Челябинска — зрелище необычное.
Из Петрограда прибыл Северный летучий отряд мичмана Павлова.
Народ смотрел на крепких, рослых балтийцев в черных шинелях и бескозырках с золотыми надписями на ленточках: «Андрей Первозванный» и «Петропавловск».
За спиной у моряков карабины, у некоторых болтаются до колен маузеры в деревянных кобурах.
— Стройся! — раздалась команда.
Поеживаясь от холода, моряки пошли нестроевым шагом по улице, ведущей от вокзала к городу. Павлов шел со стороны рядом с Васенко.
Моряк-гармонист, растянув мехи, весело заиграл. В морозном воздухе раздался задорный голос, запел на популярный в то время мотив:
и весь отряд гаркнул:
Васенко усмехнулся в усы и повернул лицо к Павлову:
— Озорные!
— Зато ни один живьем не сдастся, — сказал Павлов в их защиту.
Гармонист затянул второй куплет:
и отряд снова подхватил:
За отрядом бежали мальчишки, шли взрослые, понимая, что приезд матросов связан с предстоящими боями против дутовцев, и думали: «Что же будет?»
Разместив отряд и отдав распоряжения, Павлов поспешил в Ревком. Мичман выглядел молодо, в лице задор, решительность. От Блюхера не ускользнула его готовность к бою, и он сразу предупредил Павлова, что отдыхать матросам не придется.
— Ну что же, как говорится, с корабля на бал. Нам это с руки, — без рисовки сказал Павлов и, прищурив глаза, будто вспоминал что-то, спросил: — Вам в Петербурге приходилось бывать, товарищ председатель?
— Приходилось, — осклабился Блюхер. — Именно в Петербурге. А матросов не знаю, они завсегда в Кронштадте, а я на Боровой улице у купца Воронина драп продавал.
По лицу мичмана пробежала кислая улыбочка, и это тоже не ускользнуло от внимательных глаз Блюхера.
— Значит, переменили профессию? — кольнул Павлов.
— Переменил. — Блюхер, поднявшись из-за стола, зашагал по кабинету. — А вы давно мичманом?
— Я, видите ли, прапорщик. Меня Дыбенко произвел в мичманы.
— За буйные успехи, — пошутил Васенко.
Все засмеялись.
— Я вот сразу узнал, что вы прапорщик, — уверенно произнес Блюхер.
— Это почему же? — Павлов смутился.
— Фронтовой унтер даже ночью распознает офицера.
— Значит, вы тоже военный человек, товарищ председатель?
— Дело не в этом, мичман. Вот, к примеру, у нас тут есть товарищ Елькин. Он до революции знал только тюремщиков, а теперь бьет дутовцев в хвост и в гриву. Как видите, дело в убеждениях.
— Согласен с вами, — как бы извиняющимся тоном ответил мичман.
— Вот мы и познакомились! А теперь начнем деловой разговор.
Через три дня балтийский отряд выступил на Троицк, вокруг которого снова появились многочисленные дутовские разъезды. Прощаясь с Павловым, Блюхер предупредил:
— Казака не просто взять. Он на коне, а матрос на земле. Поэтому действуйте больше хитростью, устраивайте засады, ройте волчьи ямы.
— Понятно, Василий Константинович.
Весь день Блюхер мотался то по городу, то за городом, проверяя боеспособность прибывающих отрядов. Спал он теперь где попало. И вдруг телеграмма из Самары: отряду возвратиться обратно. На заседании Ревкома выступил Колющенко. На этот раз он говорил без прибауток и даже раздраженно:
— Дутовцы повсюду в Оренбургской губернии. Сегодня они в самом Оренбурге, а завтра, глядишь, захватят Верхне-Уральск или Троицк. Может, в Самаре заявился другой атаман, — этой сволочи хватает в России, — может, в Самаре нет войск и нужда в отряде большая, но против отъезда Блюхера я категорически возражаю. Он не только командует всеми отрядами, но и председатель Ревкома, а мы не собираемся его освобождать.
Колющенко окинул взглядом всех с надеждой, что его поддержат.
— Я согласен с Дмитрием Васильевичем, — простуженным голосом прохрипел большеголовый, с глубокими залысинами и темно-русой бородкой Васенко.
— И я! — покачал головой Тряскин и тут же предложил: — Давайте проголосуем.
Блюхер смущенно молчал. Он не ожидал, что его так оценят, и уверял себя, что незаслуженно перехвалили. Впрочем, уезжать ему так же не хотелось, как и управлять в Ревкоме. Куда важнее поехать по станицам и поднять казачество против Дутова.
— Что скажешь, Блюхер? — спросил Васенко.
— Я думаю, что отряду надо безоговорочно отправиться в Самару, а заодно и я поеду. Поговорю с Куйбышевым, объясню положение.
— Не вернешься ведь?
Блюхер пожал плечами:
— Как прикажут.
— А мы тебе приказываем остаться. Я настаиваю на том, чтобы проголосовать предложение Тряскина.
Отряд уехал, а вдогонку Ревком послал телеграмму Куйбышеву, требуя возвращения Блюхера. Прошла неделя, и в субботу, когда звонарь по старому обычаю ударил в церковный колокол к вечерне, в Ревком вошли Блюхер и Кошкин. Сидевший за столом Васенко бросился навстречу.
— Неужто из церкви? — рассмеялся он. — Добились мы своего, садись за стол и управляй!
В полночь Кошкин принес откуда-то ворсистое одеяло, подушку и положил на неуютный диван, обитый облезлым плюшем.
— Вам пора отдохнуть.
Где спал Кошкин, Василий не знал, но если он ночью кликнул бы его — тот вырос бы из-под земли.
Сняв с себя портупею с револьвером, саблю и кожаную тужурку, Василий разулся и лег на диван. Сон сразу сковал глаза, но приснилось ему такое, что размахнулся рукой, ударил о кресло и проснулся. Смотрит: стоит Кошкин с всклокоченными волосами, босой, без ремня.