Центурион

— Песчаная буря собирается, — ворчливо определил он на глаз. — Хорошо бы до ее натиска успеть в лагерь.

Септимус кивнул. Он почти всю свою службу провел на восточной границе и знал не понаслышке, как быстро человек теряет дорогу в стремглав налетающей завесе из хлещуще-колкого, удушающего песка — обычного явления в этих землях.

— Тем бездельникам в лагере считай что повезло, — сказал он, — их-то не затронет.

Кастор скупо улыбнулся. С полцентурии осталось охранять лагерь, пока остальные гнули спины здесь, на скалистой серой круче. Сейчас караульные уже наверняка отступили под прикрытие угловых башенок, спрятавшись там от кусачего ветра и песка.

— Ну что, надо пошевеливаться.

Он рукой дал отмашку, и колонна нестройно двинулась вниз по извилистой кремнистой тропе, что вела в лагерь, расположенный отсюда на расстоянии чуть больше мили. Набирающий силу ветер в густеющем сумраке бесцеремонно хлопал складками солдатских плащей, мешая и без того неудобному спуску по каменистому склону.

— Уж откуда, а из этого гиблого места я уйду без всякого сожаления, — бурчал на ходу Септимус. — Вы, часом, не знаете, когда нас здесь сменят? А то по нас с ребятами заскучает в Эмесе теплая казарма.

— Понятия не имею, — покачал головой Кастор. — А уйти отсюда меня тянет не меньше твоего. Все зависит от того, как сложатся дела в Пальмире, да еще как на все это посмотрят наши друзья-парфяне.

— Ох уж эти выродки, — вздохнул Септимус. — Так и норовят что-нибудь выкинуть. Это ведь они стояли за прошлогодней заварухой в Иудее, разве нет?

Кастор кивнул, припоминая мятеж, что неожиданно вспыхнул к востоку от Иордана. Парфяне тогда снабдили бунтовщиков оружием, да еще и отрядили им в подмогу отряд конных лучников. Спасибо гарнизону крепости в Бушире, что героическим усилием не дал иудеям вкупе с их парфянскими подстрекателями разжечь пожар антиримского восстания по всей Иудее. А нынче эти парфяне обратили свой алчный взор на Пальмиру — этот город-оазис, бесценную жемчужину восточных торговых путей и буфер между Римской империей и Парфией. Пальмира до сих пор пользовалась сравнительной независимостью и была скорее протекторатом,[2] чем узаконенной провинцией. Однако нынче правитель города стал стар и дряхл, и за спиной у него оживились соперники-домочадцы, правдами и неправдами стремящиеся добыть себе право зваться его преемником. А один из наследных сынков — кстати, самый влиятельный — уже и не скрывает, что не прочь окопаться в стане Парфии, если станет новым правителем.

— Так что это дело проконсула Сирии, — прокашлявшись, сказал Кастор, — убедить парфян умерить свои аппетиты в отношении Пальмиры.

Септимус скептически поднял бровь:

— Вы о Кассии Лонгине? Думаете, он будет или сможет этим заниматься?

Кастор секунду-другую помолчал, взвешивая ответ.

— Думаю, Лонгину это по плечу. Он не из тех, кто у императора на побегушках. Свое высокое положение он заслужил. И если дипломатическая схватка ни к чему не приведет, Лонгин вполне сможет их разгромить на поле боя. Если до этого, конечно, дойдет.

— Мне бы вашу уверенность, — качнул головой Септимус. — Я вот слышал, в прошлый раз Лонгин быстро показал пятки, как только учуял беду.

— И кто тебе это сказал? — фыркнул Кастор.

— Да один офицер из Буширского гарнизона. Лонгин при появлении мятежников как раз находился в крепости. Он тогда, кажется, прыгнул в седло и ушмыгнул быстрее, чем шлюха из Субурры[3] потрошит у клиента кошель.

— У него наверняка были на то свои причины, — пожал плечами Кастор.

— Еще какие.

— Послушай, — хмуро обратился к подчиненному Кастор, — это не нашего ума дело, обсуждать тонкие виды начальства. Особенно на слуху у солдат. Так что держи свои соображения при себе, ясно?

— Как скажете.

Колонна продолжала спускаться по склону, когда разгулявшийся ветер с силой обдал солдат первой заметью песка. Секунда-другая, и всякая видимость окрестности сошла на нет; Кастор замедлил шаг, чтобы не потерять свое положение впереди строя, ощупью идущего в сторону лагеря. Солдаты, теснясь, ступали вперед, отгораживаясь щитами от хлестких, секущих песком взвихрений. Ближе к подножию склона тропа постепенно выравнивалась. Из-за песка и густеющего сумрака оставленная позади площадка была уже и не видна.

— Теперь недолго осталось, — сам себе пробормотал Кастор, но оказался услышан Септимусом.

— Вот и хорошо. Я первым делом, как доберусь до палатки, прочищу горло добрым глотком вина.

— Славная мысль. Может, и мне к тебе присоединиться?

Септимус запоздало пришипился, но лишь мысленно махнул рукой: эх, прощай последняя фляжка, пронесенная через пустыню.

— С удовольствием, — просипел он сквозь непогоду.

Кастор со смехом хлопнул подчиненного по плечу:

— Добрый человек! Как вернемся в Пальмиру, рассчитаюсь в первой же корчме.

— Да ладно. И на том… — внезапно Септимус с резким вдохом застыл, напряженно глядя вперед; вначале застыл сам, затем вскинул руку, веля колонне остановиться.

— В чем дело? — негромко спросил Кастор, застыв рядом. — Что там такое?

— Мне что-то показалось — там, — кивком указал Септимус вперед, в сторону лагеря. — Кажется, всадник.

Оба центуриона, напрягши слух и зрение, уставились в завихрения песка, но в них не различалось ровным счетом никого — ни пешего, ни конного; только колыхание чахлого кустарника по обе стороны от тропы. Кастор, сглотнув, через силу расслабил мышцы.

— Что именно ты видел?

Септимус, улавливая сомнение начальника, бросил на него сердитый взгляд.

— Я же говорю: всадника. В полусотне шагов впереди. Песок на секунду развеялся, и я его углядел, всего на мгновенье.

Кастор медленно кивнул:

— А может, игра света? Куст какой шевельнулся? Легко ошибиться, в такую-то погоду.

— Да говорю же я: лошадь. Что я, коня не различу? Богами клянусь! Вон там, впереди нас…

Кастор собирался что-то сказать, но тут оба разом заслышали в завывании ветра слабое металлическое позвякиванье. Звук, безошибочно знакомый всякому солдату: звон клинка о клинок. Почти одновременно послышался сдавленный вскрик, тут же погасший на ветру. Чувствуя внутри зыбкий холодок, Кастор обернулся к Септимусу и невозмутимым голосом сказал:

— Передать команду остальным офицерам: рассредоточиться в сомкнутом строю по тропе. Все делать тихо.

— Слушаю.

Отсалютовав, центурион Септимус отправился передать приказ по колонне. Пока люди веером рассыпались по сторонам тропы, Кастор сделал несколько шагов в сторону лагеря. Шальной порыв ветра ненадолго расчистил видимость, и в песчаной зыби проглянули ворота, а также обмякшее тело, пришпиленное к ним несколькими стрелами. Спустя секунду все снова заволокло клубами пыли. Кастор отступил к своему воинству, стоящему теперь на тропе четырьмя колоннами — щиты приподняты, копья под углом, взволнованные взгляды устремлены в сторону лагеря. Септимус ждал своего командира во главе центурии, по правому флангу. Рядом всходил каменистый склон в щетине поросли.

— Что-нибудь заметили?

Кастор, кивнув, подождал, пока центурион встанет бок о бок с еще одним офицером, после чего тихо сказал:

— На лагерь напали.

— Напали? — взметнул брови Септимус. — Кто? Парфяне?

— А кто еще, по-твоему?

Рука Септимуса соскользнула на рукоять меча.

— Какие будут приказания?

— Они все еще близко. В такую бурю они могут быть где угодно. Можно попытаться проникнуть обратно в лагерь, очистить его от них и запереть следом ворота. Это наш наилучший шанс.

— Вы имеете в виду, единственный, — мрачно усмехнулся Септимус.

Вместо ответа Кастор откинул с плеч складки плаща и вынул меч. Высоко его подняв, он оглядел строй, чтобы убедиться, что остальные офицеры следуют его примеру и передают сигнал дальше. Со сколькими врагами предстоит столкнуться, представить было сложно. Если у них хватило решимости штурмовать и захватить лагерь, то, по всей видимости, число их вполне достаточное. Их приближение, скорее всего, прикрыли туман над рекой и песчаная буря. Что ж, может, теперь она же прикроет и приближение к лагерю оставшейся когорты. Если повезет, то можно будет точно так же застичь врага врасплох. Кастор медленно опустил руку с мечом, кончиком по дуге указав в сторону лагеря. Сигнал прошел по всему строю и к тем слева, что были сейчас скрыты в сумраке и летучей пыли.

2

Протекторат — форма межгосударственных отношений, при которой одна страна признает над собой главенство другой, сохраняя автономию во внутренних делах и собственную династию правителей.

3

Субурра — древнеримский увеселительный квартал с большим количеством лупанариев (борделей).