На краю бездны

 – Я приказала ей убить прокурора. Ведь когда-то он засудил его друга, – она смеялась, считая это очень забавным.

Он услышал её слова, и, несмотря на то, что не мог ни о чём думать, всё же заставил себя с трудом, но сделать шаг вперед. Кэйлаш по-прежнему была в опасности.

Его лицо оставалось относительно не тронутым, и он мог спокойно пройти мимо толпившихся внизу людей. Путь до дверей отеля дался ему так, словно его тело разваливалось на части. Вот как выглядит насилие. Его не смыть и не содрать, даже если снять с себя кожу, обнажая кости. Он пропитан им насквозь, он омерзителен как гниющий труп, распространяя его дыхание вокруг себя.

Он ехал в такси, которое поймал у отеля. Дорогая одежда, кредитная карта, такая безупречная оболочка для искореженного нутра. Джил могла отправиться лишь в одно место в это время дня, во Дворец Правосудия. Туда он сейчас и ехал, надеясь лишь на то, что не опоздал. Нащупав в кармане телефон, он набрал номер не слушающимися его пальцами и сказал то, на что хватило сил:

 – Бросай всё и мчись во Дворец Правосудия. Вызови прямо сейчас нашего врача, пусть ожидает твоего возвращения.

Две фразы дались ему с таким трудом, словно он разучился разговаривать.

Последний бросок.

Последнее усилие.

Он не для того проделал весь этот долгий путь.

Когда перед ним автоматически раскрылись стеклянные двери, он уже знал, что Джил тут. Вынимающая пистолет и целящаяся в прокурора, чужая и уверенная в себе, словно перед ним стоял кто-то другой, а не маленькая женщина, неспособная забыть погибшего друга.

Он собрал все силы и направился к ней. Действие любого заклятья спадает, если разрушить контакт, изменив действие так, чтобы его выполнил не тот, кому его внушили, а другой. И он столкнулся с Кэйлаш, выхватывая у неё пистолет и нажимая на курок.

Теперь она свободна.

Но он смотрел на летящую к прокурору пулю и видел, как тот не проявляет эмоций, свойственных человеку. Тем более, человеку, в которого стреляют. Перед ним стоял кто-то неизвестный, кто улыбался, наблюдая за происходящим так, словно оно ему было по душе.

Рассудок отказывался воспринимать что-либо, всё, что он мог сейчас помнить и видеть перед собой, это была она одна. Поэтому он равнодушно бросил пистолет и повернулся к ней. Её глаза наконец-то стали прежними – большими, испуганными, и он опустился на пол рядом с ней. Он позволил себе прикоснуться к ней, обнять.

Это убивало его. Простое прикосновение к ней казалось похоже на пытку, словно он обнимал огонь, и не только потому, что он испытывал боль каждым сантиметром кожи. И не потому, что ему было сложно заставить себя испытать контакт с кем-то после того, что с ним сделали. Его грязное тело не должно было даже касаться её, пачкая Кэйлаш тем, чем он теперь был пропитан насквозь. Но он знал, что это – последний раз, когда он может оказаться рядом с ней. Ощутить её реальность, которая так и останется обрывками воспоминания, смешанного с канвой боли и позора. Услышать её голос, уже начинающий стираться, как старая запись. Он яростно удерживал её образ  перед собой, борясь с тем, что волочило его обратно, в засасывающую тьму.

Это было прощание.

Он всё еще оставался собой, когда вокруг них поднялся шум, появилась полиция. Он не мог найти в себе силы отпустить Джил и поставить точку.

Но затем он всё же отпустил её.

Пока его окружали полицейские, он смотрел, как её подхватывает и уводит единственный, кому он мог доверить заботу о ней. Когда они скрылись в толпе, его разум мог больше не бороться с теми трещинами, которые раскололи его на множество осколков.

Последнее, что он подумал – всё равно, ради неё стоило заплатить такую цену.

***

Аноэль застыл с пультом в руке, когда до него дошло то, что только что произнёс ведущий вечерних новостей.

Сперва он решил, что ослышался, но затем, когда отмотал назад, благо – имелась функция записи, и вновь просмотрел весь отрывок, ему захотелось запустить чем-нибудь в плазму.

Вот же дерьмо.

Теперь он понял, почему Гай говорил, что тот не сможет ему помочь.

Покушение на прокурора. Торговля оружием. Обвинения в убийствах. Ох, простите, несколько тех, кого Гай убил, были слишком непростыми людьми. Да ладно, они даже людьми-то не были…

Полный крах.

В общей сложности набегала вероятность того, что его приговорят к смертной казни.

Аноэль моргнул. Похоже, что-то попало ему сразу в оба глаза, защипав их. Что он может сделать ещё? Ничего. Все деньги потрачены, лучшие адвокаты изображают бурную деятельность. Он понятия не имел – как полиция получила сведения о делах Гая. Разве что, какой-то осведомленный сотрудник решил спасти свою шкуру и поделился информацией.

Вдобавок, Аноэль испытывал жгучее чувство вины. Всё время, пока он пил и развлекался в перерывах между делами, он мог поинтересоваться тем, чем занят Гай, и мог в чем-то его предостеречь или остановить.

Но не удосужился.

 – У них не получится приговорить его, у них нет четких доказательств – вот о ком Аноэль в данный момент позабыл напрочь, так это о Джил Кэйлаш.

Судя по всему, она стояла в дверях уже некоторое время и видела эти новости. Аноэль с раздражением подумал, что уж её всё это не касается. Он сейчас был не готов выслушивать пустую болтовню. Забота о ней и её состоянии – это одно, но переживания за Гая касаются только его.

 – Поверь, у них есть все нужные доказательства, – Аноэль не потрудился скрыть грубости в своем тоне.

Несмотря на то, что Джил практически ничего не знала о Гае, ей не хотелось, чтобы это было правдой. Несмотря на то, что ему инкриминировали такой список, что наиболее вероятным было лишь одно решение суда.

Аноэль потер лоб и, убирая руку, случайно заметил серебряный круг, красовавшийся на его ладони. Со злостью подумал, что лучше уж быть просто человеком, чем  застрять где-то посередине и не иметь возможности помочь Гаю. Даже Хедрунг исчез, и как Аноэль не старался, найти его не удалось. Не помогла даже попытка пробраться в комнату с Проходом – Аноэль смог оказаться там, несмотря на то, что везде была полиция, но комната молчала, словно там никогда ничего и не было. Казалось, что удача полностью оставила их всех.

 – Я должна поговорить с прокурором Стоуном, – неожиданно заявила Джил. Ей пришло в голову, что она сможет повлиять на него, и, возможно, Стоун в свою очередь будет более снисходителен к Гаю. Это была единственная мысль, имевшая хоть какое-то зерно разума и пользы.

 – Ага, а потом тебя обвинят в соучастии. Если ты не забыла, в этом доме жил обвиняемый. Просто чудо, что еще никому не хватило наглости заявиться сюда, – Аноэль ненавидяще смотрел на круг в центре ладони, – так что, сделаешь только хуже всем нам.

Он был прав.

Несмотря на поздний вечер, на улице была жара как в парилке, вытягивающая весь кислород.

 – Вы видели его? – Поинтересовалась Джил. Не будь она слаба, как новорожденный теленок, то сама попыталась бы добиться встречи с Гаем. Ей казалось, что от того, что они вновь увидятся и смогут поговорить, что-то изменится. Навязчивая мысль, что он знает нечто важное, никак не оставляла её  в покое.

 – Да, видел, – сухо ответил Аноэль, не желая распространяться.

– Если Вы сможете ещё раз с ним встретиться,…

 – Он попросил позаботиться о тебе, – пребил её Аноэль, поднимаясь,  – позволь спросить – откуда ты его так хорошо знаешь, что он, находясь по уши в дерьме, беспокоится за тебя?

Джил невольно ощутила себя очень маленькой, когда он поднялся, оказываясь вдвое выше неё и источая вокруг себя сплошную угрозу. И опять уставилась на его волосы.

 – Что не так? – Опасный друг Гая явно испытывал недоумение от её реакции.

 – Ваши волосы, простите, я не могу быть безразличной к такому цвету,– выдавила Джил, краснея, как рак, от своего поведения. Но эти волосы просто не позволяли оторвать глаз, завораживая её, как золото – сороку.