Тайпи. Ому (сборник)

Невдалеке виднелось довольно большое строение, где жили жрецы. По соседству было другое здание, построенное на каменной кладке по крайней мере в двести футов длиной, но не больше двадцати шириной. Фасад был открыт, и от одного конца до другого тянулась узенькая терраса, огражденная камышовым плетнем. Внутри пол был устлан циновками, лежащими между стволами кокосовой пальмы.

Сюда Мехеви и повел нас. Как только мы приблизились к строению, женщины отделились от толпы, следовавшей за нами, и, стоя в стороне, позволили нам пройти вперед.

Войдя в дом, я был удивлен, увидев шесть мушкетов, прислоненных к бамбуковой стене, на стволах которых висело по мешочку с порохом. Вокруг мушкетов было множество копий, весел, дротиков и дубинок.

Когда мы шли вдоль строения, нас поразили четыре или пять уродливых стариков. Тела их были того тускло-зеленого цвета, который со временем приобретает татуировка. Их кожа имела ужасный чешуйчатый вид, местами висела крупными складками. Головы их были совершенно лысы, а безбородые лица очень морщинисты. Пальцы на ногах, как линии морского компаса, указывали на все стороны света. Это, вероятно, происходило оттого, что в течение почти столетия существования пальцы на ногах никогда не были как-нибудь сжаты обувью и в старости, не желая близкого соседства друг с другом, устремились в разные стороны.

Старики, казалось, потеряли способность двигаться и сидели на полу, скрестив ноги, словно в оцепенении. Они почти не обращали на нас внимания, кажется, не сознавая нашего присутствия, пока Мехеви усаживал нас на циновки.

Через несколько минут вошел мальчик с деревянным блюдом, наполненным пои-пои; я снова вынужден был принять заботы своего усердного слуги. Последовали и другие блюда, и Мехеви гостеприимно приглашал нас есть и подавал достойный пример.

Когда пиршество было окончено, я закурил трубку, которая переходила от одного к другому. Под влиянием ее действия, тишины и теней приближающейся ночи мы с Тоби задремали. Вождь и Кори-Кори заснули рядом с нами.

Я очнулся от тревожного сна около полуночи и, приподнявшись, увидел, что мы одни. Тоби спал, но наши спутники исчезли. Единственным звуком, нарушавшим тишину, было дыхание стариков. Кроме них, в хижине никого не было.

Предчувствуя недоброе, я разбудил Тоби, и мы стали шепотом совещаться. Вдруг из глубины рощи показались высокие языки пламени, в одно мгновение осветившие ближайшие деревья и погрузившие в еще больший мрак то, что нас окружало. Темные фигуры двигались вперед и назад перед пламенем, танцевали и прыгали вокруг костра; они казались демонами.

– Что это может значить, Тоби? – спросил я с ужасом.

– Ничего, – ответил он, – разводят огонь, я думаю.

– Огонь! – воскликнул я, и сердце мое отчаянно забилось. – Какой огонь?

– Огонь, чтобы зажарить нас. Ради чего еще людоеды поднимут такой переполох?

– Прекрати так шутить, Тоби!

– А ты когда-нибудь слышал, чтоб я шутил? Для чего же они кормили нас так три дня? Будь спокоен, нас съедят в эту прекрасную ночь. Вот и огонь готов… Они идут за нами! – воскликнул он, когда четверо островитян поднялись на ступени и стали приближаться к нам.

Они вошли бесшумно, даже крадучись. Холодный пот выступил у меня на лбу, и, онемев от ужаса, я ждал, что с нами будет.

Внезапно тишину нарушил голос Мехеви.

– Томмо, Тоби, кай-кай (кушать)! – обратился он к нам.

– Кай-кай! – сказал Тоби угрюмо. – Хорошо, зажарь нас. Но что это? – добавил он, когда появился еще один дикарь, несший большое деревянное блюдо с дымящимся мясом; дикарь поставил блюдо у ног Мехеви. – А, зажаренный младенец! Но я не хочу этого! Я был бы порядочным дураком, если бы дал себя разбудить среди ночи, накормить и напоить, для того чтобы стать обедом для шайки людоедов! Я лучше уморю себя голодом! Не ешь ни кусочка из того, что они тебе дают! Откуда мы знаем, что это?

– Попробую, чтобы узнать, – сказал я, разжевывая кусок, который Кори-Кори положил мне в рот. – Превосходно! Очень похоже на телятину.

– Это жареный младенец, клянусь! – вскричал Тоби. – Телятина! Почему же мы не видели на острове ни одного теленка?

Действительно, откуда они могли достать это мясо? Я решил выяснить: повернувшись к Мехеви, я скоро дал ему понять, что хочу, чтобы принесли свет. Я внимательно вгляделся в миску, но увидел только куски самого обыкновенного поросенка.

– Пуарки! – воскликнул Кори-Кори.

Так мы узнали, как называется на языке тайпи свинья.

На следующее утро, после того как нас снова угощал гостеприимный Мехеви, Тоби и я встали, чтобы уйти. Но вождь просил нас отложить уход.

– Або, або! (Подождите, подождите!) – сказал он.

Мы уселись. Кори-Kори рьяно распоряжался среди туземцев, занимавшихся непонятными нам делами.

Но мы не остались в неведении долго, через несколько минут вождь подозвал нас, и мы поняли, что он отбирал своего рода почетный караул, для того чтобы сопровождать нас обратно в дом Мархейо.

Шествие возглавлялось двумя внушительного вила дикарями, каждый из которых был снабжен копьем, с конца которого струился вымпел молочно-белой таппы. После них шли несколько молодых людей, несущих сосуды с пои-пои, а за ними – четыре дюжих парня, поддерживая на длинных бамбуковых шестах, на высоте по крайней мере двадцати футов от земли, большие корзины фруктов и печеных плодов хлебного дерева. Следом мальчики несли гроздья спелых бананов и очищенных кокосовых орехов в корзинах, изготовленных из листьев и ветвей кокосовых пальм. Последним шел здоровяк, державший над головой деревянную лопату, с помощью которой надлежало утилизировать остатки нашего полуночного праздника, скрытые от глаз, однако, листьями хлебного дерева.

Удивленный, я не мог скрыть улыбку. Мехеви, казалось, собирался пополнить кладовую старика Мархейо и, возможно, опасался, что без его предосторожности гости могут чувствовать себя не так хорошо, как только можно мечтать.

Как только я сошел со спины Кори-Кори, процессия сформировалась заново, мы оказались в ее центре. Иногда я освобождал от себя Кори-Кори, опираясь на копье.

Когда мы двинулись в указанном порядке, туземцы завели какой-то речитатив, который продолжали, пока мы не прибыли на место назначения.

Пока мы шли, молодые девушки бросались к нам от окружающих деревьев, цеплялись за нашу одежду и сопровождали нас криками веселья и радости, которые чуть не тонули в речитативе. Когда мы приблизились к хижине старого Мархейо, обитатели долины вышли приветствовать нас; дары Мехеви были приняты, воинам оказали почести и проявили самое теплое гостеприимство, словно английский сквайр угощал друзей в прекрасном старом родовом особняке.

Неделя прошла незаметно. Туземцы относились к нам все внимательнее, обращались с нами безупречно.

– Ведь они людоеды! – сказал Тоби, когда я их хвалил.

– Конечно, – ответил я, – но более гуманных и любезных каннибалов не существует, вероятно, в Тихом океане.

Но я слишком хорошо знал изменчивость настроений островитян, чтобы не мечтать о бегстве из долины и не чувствовать угрозы смерти. Однако я все еще хромал. Я не понимал ни причины, ни характера заболевания, отказался от надежды на выздоровление и предался унынию.

Несмотря на доброе отношение к себе, я слишком хорошо помнил о переменчивом нраве дикарей и не мог не беспокоиться о том, как покинуть долину и обезопасить себя от страшной смерти, которая, несмотря на улыбчивость туземцев, могла все еще угрожать нам. Но сначала я должен был оправиться от хромоты, поразившей меня; действительно, моя болезнь начала всерьез тревожить; несмотря на травяные лекарства, нога распухала все больше. Мягкие повязки, хотя и успокаивали боль, не устраняли заболевание, и я был убежден, что без лучшей помощи меня ожидают ужасные и долгие страдания.

Но как получить эту помощь? От хирургов французского флота, который, вероятно, по-прежнему стоит в бухте Нукухивы, их можно легко получить. Но как это сделать?