Страница 15 из 19
– А вы, доктор, как полагаете? – спросил Шандон.
– По-моему, Джонсон прав, – ответил доктор.
– А вы, Джемс?
– Мне ничего не остается, – оказал Уолл, – как присоединиться к мнению этих господ.
Несколько минут первый помощник размышлял, потом внимательно перечитал письмо.
– Господа, – сказал он, – как ни основательно ваше мнение, я не могу принять его.
– Почему же, Шандон? – спросил доктор.
– Потому что изложенные в письме инструкции чрезвычайно точны. Мне приказано объявить экипажу благодарность капитана. До сих пор я слепо исполнял его распоряжения, каким бы путем ни получал их, а потому и на этот раз я не могу…
– Однако… – начал было Джонсон, боявшийся вызвать волнение среди матросов.
– Я вполне понимаю, почему вы так настойчивы, дорогой Джонсон, – прервал его Шандон. – Но потрудитесь прочесть: «…и просит вас объявить экипажу его благодарность».
– В таком случае исполняйте полученные вами приказания, – покорился Джонсон, строгий блюститель дисциплины. – Прикажете собрать экипаж?
– Прошу вас, – сказал Шандон.
Весть о письме капитана быстро разнеслась по бригу. Матросы немедленно собрались на палубе, и Шандон громко прочел таинственное письмо.
Чтение выслушали в мрачном молчании, потом разошлись, делая тысячи различных предположений. Клифтон дал волю своему суеверному воображению. Приписывая собаке-капитану участие в этом деле, он при встрече с догом отдавал ему честь.
– А что я говорил? – твердил он матросам. – Сами видите, этот пес умеет писать!
Никто ему не возражал, даже плотник Бэлл, и тот ничего не мог сказать в ответ.
Тем не менее всем было ясно, что, хотя капитана с ними нет, его тень или его дух присутствует на бриге. Самые благоразумные из матросов старались воздержаться от каких бы то ни было предположений.
Первого мая, в полдень, наблюдения показали 68° широты и 56°32′ западной долготы. Потеплело, и термометр стоял на –25F[7].
Доктор забавлялся, глядя на проделки белой медведицы, игравшей с двумя медвежатами на краю берегового припая. Сопровождаемый Уоллом и Симпсоном, Клоубонни попробовал было преследовать их на шлюпке, но медведица, не отличавшаяся особой смелостью, проворно убралась вместе со своим потомством, и доктору пришлось отказаться от охоты.
При попутном ветре ночью бриг прошел мыс Чидли, и вскоре на горизонте показались высокие горы Диско. Затем миновали залив Годхавн, где находилась резиденция датского генерал-губернатора. Шандон не посчитал нужным останавливаться, и «Вперед» оставил позади себя каяки эскимосов, пытавшиеся подойти к бригу.
Остров Диско известен также под именем острова Кита. Отсюда 12 июля 1845 года сэр Джон Франклин отправил в адмиралтейство свое последнее донесение. К этому же острову 27 августа 1859 года, возвращаясь в Англию, пристал капитан Мак-Клинток, привезший несомненные доказательства гибели экспедиции Франклина.
Доктор обратил внимание на совпадение этих двух фактов, неудивительно, что не самые радостные мысли посетили его сейчас. Но вскоре горы Диско уже скрылись из виду.
У берегов громоздились бесчисленные айсберги из тех, что даже во время оттепелей не отделяются от берега, вершины их поражали причудливостью форм. На следующий день, к трем часам, на расстоянии в пятнадцать миль на северо-востоке показался Сандерсон-Хоп – по правому борту от брига сначала встали, а потом и растворились на горизонте горы были темно-красного оттенка. Вечером киты-полосатики с плавником на спине, резвились среди плавающих льдин, выбрасывая фонтаны воды.
С 3 на 4 мая доктор в первый раз наблюдал, как солнце в полночь касается линии горизонта, не опускаясь за него своим сияющим диском. Начиная с 31 января, оно стало описывать на небе все более длинные дуги, круглые сутки не заходя за горизонт.
Людей непривычных удивляет и даже утомляет этот постоянный свет. Трудно поверить, до какой степени ночная темнота необходима для наших глаз. Доктор очень страдал от этого беспрерывного света, который делался еще ослепительнее из-за отражения солнечных лучей от ледяных полей.
5 мая «Вперед» прошел семьдесят вторую параллель. Двумя месяцами позднее он встретил бы немало китобоев, занимающихся в этих высоких широтах своим промыслом, но нынче пролив еще не полностью очистился от льдов, и промысловые суда не могли проникнуть в Море Баффина.
На следующий день бриг, миновав остров Женщин, подошел к Упернавику – самому северному датскому поселению на берегах Гренландии.
Шандон, доктор Клоубонни, Джонсон, Фокер и повар Стронг спустились на вельбот и отправились на берег.
Губернатор, его жена и пятеро детей, чистокровные эскимосы, вышли навстречу и приветствовали путешественников. Доктор, будучи филологом, немного знал датский язык, и этого было достаточно, чтобы завязать с туземцами дружеские отношения. Впрочем, Фокер, переводчик экспедиции, он же ледовый лоцман, знал слов двадцать на эскимосском языке, а с двадцатью словами при некоторой находчивости можно далеко уйти.
Губернатор родился на острове Диско и никогда не покидал своей родины. Он показал путешественникам город, состоявший из трех деревянных домишек, занимаемых им самим и лютеранским пастором. В городе также нашлись школа и склады, где хранился провиант для судов, потерпевших крушение. Остальные городские здания были просто-напросто ледяными хижинами, в которые эскимосы залезают ползком через единственное отверстие.
Почти все население высыпало навстречу бригу «Вперед», а многие из туземцев даже вышли на середину залива на своих каяках – самодельных лодках длиной в пятнадцать футов, а шириной не больше двух.
Доктор знал, что слово «эскимос» значит «поедающий сырую рыбу», однако ему также было известно, что слово это в здешних краях считается бранным. Поэтому он счел за лучшее называть туземцев гренландцами.
Однако пропитанная жиром одежда, сапоги из тюленьих шкур, лоснящиеся грязные лица, до странности одинаковые у мужчин и у женщин, красноречиво утверждали, какую пищу употребляют эти люди. Вдобавок они, как все племена, питающиеся исключительно рыбой, страдали кожными болезнями, хотя это не мешало им быть бодрыми и прекрасно себя чувствовать.
Лютеранский пастор и его жена, с которыми Клоубонни намеревался побеседовать на интересовавшие его темы, уехали в Превен, лежащий к югу от Упернавика, поэтому доктору пришлось ограничиться беседой с губернатором. Но этот чиновник был не слишком образован: чуть поменьше развития – и он был бы сущим ослом, чуть побольше – он был бы грамотным.
Доктор расспрашивал губернатора о торговле, обычаях и нравах эскимосов и узнал, прибегая к языку жестов, что тюлень на копенгагенском рынке стоит около сорока фунтов, за медвежью шкуру платят сорок датских талеров, за шкуру голубого песца – четыре, а за шкуру белого – два-три талера.
Клоубонни пожелал также для пополнения своих сведений посетить эскимосское жилище. На что только не отважится ученый в своей ненасытной жажде познания… Однако отверстие ледяного дома оказалось настолько тесным, что пылкому доктору так и не удалось туда протиснуться.
Счастье, что он туда не попал! Нет ничего отвратительнее жилища гренландских эскимосов, где в беспорядке навалены трупы животных и пропитанная жиром одежда и нестерпимо воняет тюлениной, гнилой рыбой и немытым человеческим телом – можно просто задохнуться от смрада, ведь, к тому же, нет ни одного окна, только дыра в потолке, через которую выходит дым.
Фокер описал жилище эскимосов доктору, не щадя его воображения. Несмотря на столь неаппетитные подробности, ученый муж проклинал свою тучность. Ему так хотелось на опыте испытать, каковы эти своеобразные запахи.
– Я убежден, – заявил он, – что в конце концов и к этой вони привыкнешь.
В этих словах характер достойного Клоубонни отразился полностью!
7
– 4 °С.