Дом шалунов

– Бедная Кудлашка!.. Сидит, как в тюрьме! – участливо проговорила Женя и погладила мохнатую узницу.

– Ладно! Лучше так, нежели вовсе вон отсюда! Сама, небось, говорила, что дяденька твой ее согнать со двора ладил! – сурово произнес Котя. – Доживем как-нибудь… до зимы…

– А зимой как же? – встрепенулась Женя.

– А зимой замерзнет здесь насмерть Кудлашка. Здесь, небось, холодно, как в леднике! – мрачно произнес Котя и махнул рукой, как бы желая сказать: «Ну, чего пристала с расспросами. И без тебя ведь тошно!»

Женя притихла. Чуткое сердечко девочки забило тревогу. Она присела на холодный земляной пол подвала и стала нежно гладить Кудлашку. Личико ее стало недетски серьезным и задумчивым. Она потерла себе лоб рукой, нахмурилась и вдруг… ясно и светло улыбнулась.

– Слушай, Котя!.. – зашептала Женя, и глаза ее загорелись какой-то новой, внезапно появившейся в ее голове мыслью. – Котя, иди домой и ложись спать… Тебя может хватиться месье Шарль или Кар-Кар… Удивляюсь еще, как они не заметили, что ты каждую ночь исчезаешь из спальни? – прибавила она, пожав недоумевающе плечами.

– Куда им заметить! – разом оживляясь, произнес Котя. – Мы с Алеком чучело на ночь в мою постель кладем!..

– Какое чучело? – Женя высоко подняла темные брови.

– Обыкновенное… из соломы… Напихаем соломы в мою куртку и штаны и положим под одеяло… Пущай лежит… Благо есть не просит.

И Котя засмеялся в кулак, чуть слышно. Женя тоже засмеялась и, снова тряхнув по привычке головой, обняла Котю и сказала:

– Ступай спать… Только не в пансионскую спальню, а в мою классную комнату, где мы учимся с Марусей… Знаешь? Да возьми с собой и Кудлашку. Я провожу тебя.

– А как же Ляксандра Васильич? Если увидит, беда будет… Ведь он тогда сгонит со двора Кудлашку-то, а? – робко осведомился Котя.

– Говорю тебе, положись на меня… Идем! Кудлашка, сюда, за мной! – повелительным голосом произнесла Женя, и все трое тихонько, оглядываясь кругом, на четвереньках вылезли из подпола.

Глава XXXVI

Странный подарок

Александр Васильевич был не в духе. Ему жаль было наказывать двух провинившихся мальчиков, так как он вообще не любил строгих наказаний. Но в этот раз мальчиками была выкинута такая злая шутка, за которую не наказать виновных было нельзя. И скрепя сердце добряк директор решил, что наказание необходимо. Но его душа болела при этом так, точно это ему предстояло быть наказанным, а не Коте и Вите.

Но вот счастливая улыбка озарила нахмуренное лицо директора. Морщинки на его лице разгладились: он услышал за дверью шаги маленьких ножек и узнал походку своей любимицы Жени.

Женя и Маруся попали к нему после смерти их родителей. Младшей племяннице, Жене, было тогда всего лишь два месяца от роду, Марусе – два года. Александр Васильевич самолично, как нянька, выходил Женю, тогда еще слабенькую, хрупкую малютку, и немудрено, что горячо привязался к ней. Девочке ни в чем не было отказа. Вместе с годами к Жене пришло и здоровье. Она оправилась и окрепла. Но уже начав баловать хрупкую, болезненную племянницу, добрый дядя продолжал баловать и здоровую, жалея стеснять живую и подвижную, как ртуть, девочку. Женя росла особенным ребенком. В ней было много мальчишеского, удалого. Ни одна гувернантка у нее не уживалась.

В шесть лет Женя упросила сшить ей костюм мальчика вместо платьица и с тех пор лазила по деревьям, как белка. Видя, что это не мешает ей быть чуткой и доброй девочкой, дядя не очень горевал и с улыбкой смотрел на мальчишеские замашки Жени.

Женя пулей влетела в кабинет дяди, взобралась к нему на колени и повисла у него на шее.

– Завтра чье-то рожденье! Завтра чье-то рожденье! – припевала она, осыпая поцелуями бородатое лицо.

– Ну и что же, шалунья ты этакая? – так и расцветая улыбкой, спросил Макаров.

– А то, что я придумала себе подарок. Только это не вещь! – внезапно выпалила Женя и, прищурив лукавый глаз, взглянула искоса на дядю.

– Знаю, знаю… Пони, о котором ты уже не раз говорила! – засмеялся тот, возвращая ей поцелуи.

Женя вздохнула.

– Ах, не пони! – произнесла она уныло. – А если бы ты знал, дядя, как мне хочется пони!

– Так за чем же дело стало, шалунья? Подарю тебе пони, и дело с концом!

– Ай, нет, нет! Этого нельзя! – вся так и всколыхнулась Женя. – Если я получу пони, то уже не посмею просить ничего другого!

– А какой же это другой подарок, позвольте полюбопытствовать? – шутливо осведомился дядя.

– Это не подарок, а просьба! – произнесла тихо Женя и скромно и лукаво опустила глазки.

– Какая же просьба, шалунья? Выкладывай скорее! Мне некогда. Сейчас уже восемь часов. Надо спешить в пансион.

– Зачем так рано? – удивилась Женя.

– Там будут наказывать двух шалунов, – нехотя ответил Александр Васильевич.

– Дядя, прости их! Прости, пожалуйста, дядя! – так и взмолилась Женя, устремляя на дядю красивые глаза.

– Нет, деточка, эту просьбу я положительно не могу исполнить.

И Александр Васильевич даже отвернулся, не желая встречать молящего взгляда своей любимицы.

– Не простишь?

– Нет!

– Ни за что?

– Ни за что!

Женя вздохнула долгим, протяжным вздохом. Потом полезла в карман, вынула оттуда конверт и дрожащей рукой подала его дяде.

– Вот! – проговорила она торжественно. – Когда я хлопну в третий раз в ладоши, ты разорвешь конверт и прочтешь это письмо, только громко, во весь голос. Это и будет твоим подарком ко дню моего рождения вместо пони, которого я должна лишиться, – печальным голосом заключила Женя. – Понял меня, дядя?

Дядя мотнул головой, хотя ровно ничего не понял из слов Жени. Но размышлять над этим было поздно. Женя уже командовала:

– Теперь сиди, не шевелясь, пока я не ударю три раза в ладоши! Я начинаю.

Она вышла на середину комнаты и ударила резко ладонь о ладонь.

– Раз!..

Дверь из гостиной в кабинет отворилась, и на ее пороге появился сконфуженный и красный, как рак, Витик Зон.

– А… а!.. – как-то странно проронил директор и искоса взглянул на маленького пансионера.

– Два!

Женя во второй раз хлопнула в ладоши. И вторично растворилась дверь, не гостиная только, а другая, маленькая, чуть заметная для взора, которая вела в кабинет из классной комнаты девочек.

На пороге классной возникло новое видение – перед изумленным взором господина Макарова теперь уже не один, а двое: Котя и Кудлашка.

– Что же это, наконец, за шутки, Женя? – растерянно заморгал Александр Васильевич.

Но Женя только трясла головой и мычала что-то непонятное себе под нос. Третий и последний хлопок.

– Три! Читай письмо, дядя! Скорее, скорее! И как можно громче! – закричала Женя так, точно потолок готов был сию минуту свалиться ей на голову.

Александр Васильевич, недоумевая, разорвал конверт, вынул из него лист бумаги, исписанный крупным почерком Жени, и прочитал во весь голос:

– «Дети, вы провинились и заслужили наказание. Но я прощаю вас и наказывать не буду. Кудлашку позволяю оставить в пансионе. Это будет подарок моей маленькой Жене вместо обещанного пони».

Вот и все, что было в записке. Женя торжествовала.

Глава XXXVII

Живой петух в печке

Каждый понедельник месье Шарль аккуратно, от девяти до двенадцати, читал детям очень поучительную повесть об одном умном, добром и послушном мальчике. Этот мальчик никогда не шалил, не клал локтей на стол за обедом, не фыркал носом, не пачкал курточку, не рвал штанов. Он умел кланяться и шаркать ножкой, за все благодарил и не носил дохлых мышей и живых лягушат в кармане. Словом, это был настоящий пай-мальчик. Но слушать про этого мальчика маленьким пансионерам было очень скучно. К тому же Женя сидела на яблоне, как раз под окном классной, и строила рыцарям такие уморительные гримасы, что те, глядя на нее, едва удерживались от смеха.

Женя не ограничилась этим и, сорвав несколько яблок, еще зеленых и незрелых, запустила их в окошко. Одно яблоко попало в чернильницу, которая стояла как раз против месье Шарля. Черные брызги фонтаном полетели во все стороны. Одна из них попала на нос Жирафа и украсила его кончик черной лепешкой. Месье Шарль, разом поняв, в чем дело, помчался в сад, чтобы поймать виновницу, а заодно и смыть с носа злополучное чернильное пятно.