Валентина

Как всегда, Валентину поразила железная хватка этой бархатистой ручки. Под обманчивой внешностью розовощекой девочки скрывалась непреклонная воля, что могло бы явиться полной неожиданностью для непосвященных, но об упрямом характере Беренгарии знали только ближайшие приближенные. Многие черты характера королевы удивили бы окружающих, считавших ее невинным ребенком с простыми вкусами и невзыскательными желаниями.

– Валентина, поднимайся! – настаивала Беренгария, в ее голосе появились повелительные нотки. – У нас столько дел! Сина должна вымыть мне голову, и потребуется несколько часов, чтобы волосы высохли…

Не желая больше слышать от Беренгарии ни слова, Валентина откинула покрывало и выбралась из постели.

– Все-таки я опасаюсь, что Ричард, мой повелитель, вряд ли благосклонно отнесется к нашему появлению на встрече с Саладином. Обмен пленными – серьезное дело. Уверена, ни король, ни Саладин не потерпят присутствия женщин.

– Я не собираюсь советоваться с тобой, Валентина, – надула губки Беренгария. – Как это они не потерпят присутствия женщин? Я королева Англии! Или ты об этом забыла? Кроме того, Ричард нас даже не заметит. Когда он вообще обращал внимание на женщин? – заметила она со злобой и горечью.

– Моя королева, кажется, намекает на измену! – предостерегла Валентина.

– Измена? Едва ли! Меня тошнит, когда я вижу, как обмениваются улыбками Ричард и Филипп, король Франции. С каждым днем мне все труднее держать голову высоко поднятой. Все христианское войско знает, что Ричард не спит в моей постели. Они называют его «Львиное Сердце»! Ему больше подошло бы «Робкое Сердце»! Храбрый воин боится лечь в постель с женщиной!

– Чшшш, Беренгария. Кто-нибудь может нас подслушать! И у стен есть уши.

– Разве они услышат что-либо, чего не слышали прежде? Менестрели распевают повсюду о том, как королю нравятся мужчины, и среди придворных в ходу множество шуток и забавных историй на этот счет. Но Саладин! Это совсем другое дело. Благородный сарацинский воин, исламский владыка, защитник веры… Продолжать можно до бесконечности. Говорят, у него шестьдесят жен, представь себе! – Беренгария, пританцовывая, кружила по комнате, ее ночная рубашка развевалась, приоткрывая крохотные ножки в туфельках без задников.

Валентина со страхом и беспокойством наблюдала за королевой, своей давнишней спутницей на жизненном пути. Еще с того времени, как они были детьми, Валентина научилась с опаской относиться к приподнятому настроению Беренгарии. Когда та оживлялась и радовалась, обдумывая какую-нибудь каверзу, ничто не могло ее остановить и не помогали никакие увещевания. В последние три дня, узнав об ожидаемом приезде Саладина, Беренгария подумывала, как бы оказаться на встрече.

– Гария, – мягко произнесла Валентина, обратившись к королеве как в те времена, когда та еще была принцессой Наваррской, – никто не осмелится помешать тебе войти в зал совещаний, но после того, как король представит тебя гостям, он непременно попросит нас удалиться. Не сомневаюсь, если ты станешь упорствовать, твой муж прикажет просто вынести тебя из зала. Избавь же себя от этого унижения! – упрашивала Валентина, представляя, в сколь неловком положении окажется сама, сопровождая королеву.

Но вскоре она в который раз осознала, что Беренгарию бесполезно отговаривать. Придворной даме давно было известно: в таких случаях поладить со взбалмошной упрямицей можно, лишь играя роль сообщницы.

– Если тебе так уж необходимо увидеть этого сарацина, Гария, то я знаю, как нам следует поступить, чтобы присутствовать на этой встрече от самого начала до конца.

– Правда? Валентина, скажи мне, что ты предлагаешь? Твои задумки всегда так хитроумны! А я непременно должна увидеть Саладина!

Лицо Валентины осветилось лукавою улыбкой: иногда Беренгария бывала послушна, как струны лютни под пальцами музыканта.

– Слуги подготовили для встречи большой зал, примыкающий к саду. На галерею же есть боковой вход, а дверь, которая ведет туда, забрана решеткой и задрапирована. С галереи виден весь зал. Мы сможем все увидеть и услышать, не рассердив короля!

– Да! Да! – возликовала Беренгария. – Это замечательно! Хотя, впрочем, меня вовсе не волнует, рассердится Ричард или нет! – сердито добавила она, закусив нижнюю губу острыми белыми зубками.

Валентина знала, что оправдания короля по поводу его пренебрежения супружеским долгом неубедительны и полны неприязни к жене. Беренгария же, обладая строптивым и нетерпеливым нравом, воспринимала его доводы, пожалуй, слишком бурно. Валентине требовался весь ее ум, чтобы спасти королеву от грозившей ей беды.

Солнце поднялось еще выше и залило комнату светом, проникнув сквозь высокие окна, выходившие на восток.

– Ну вот, мы зря теряем время! Ты сказала, что Сина должна вымыть тебе голову. Позвать ее?

– Нет, я сама найду Сину. Скорее всего, она, словно верный пес, ждет приказаний у двери моей комнаты. О, Валентина, как я волнуюсь! Подумать только, собственными глазами я увижу Саладина! Клянусь Господом, моя набожная сестрица Бланш сойдет с ума, когда я сообщу ей, что мне довелось лицезреть предводителя мусульман!

Возбужденно смеясь, королева закружилась по комнате. Перед ее мысленным взором стояла сестра, потрясенная обрушившимся на нее сообщением.

Валентина проводила взглядом удалившуюся Беренгарию и сразу же начала подсчитывать, сколько золотых монет ей придется потратить, чтобы подкупить слуг и завладеть ключом от галереи. Как и большинство особ королевской крови, Беренгария представления не имела, насколько простые люди зависимы от власти денег.

Даже если бы Валентина посетовала, что это маленькое приключение будет стоить ей половины месячного содержания, Беренгария все равно и не подумала бы вернуть деньги. По ее разумению, одной королевской улыбки было достаточно, чтобы окупить понесенные придворной дамой траты. И причина того крылась вовсе не в жадности, просто королева не задумывалась о ценности денег. Она жила в роскоши, любая ее прихоть удовлетворялась, и никогда мысль о том, что кто-то за все это платит, не посещала хорошенькую головку королевы.

Часто Беренгария приказывала принести ей что-нибудь с рыночной площади, и бедный слуга стоял в оцепенении, опасаясь напомнить королеве, что покупка будет стоить несколько динаров, и как же ему выполнить поручение, если нет у него денег?

В таких случаях Валентина извлекала несколько монеток из вышитой шелковой сумочки, привязанной к поясу, и вкладывала их в раскрытую ладонь слуги. Ей казалось смешным, что она начинает демонстративно звенеть монетами и долго давать слуге наставления принести сдачу, а Беренгария в это время, не обращая никакого внимания на происходящее, продолжает вышивать или вяло пощипывать струны лютни.

Дома, в Наварре, король Санчо следил, чтобы для нужд дочери выделялись деньги. Выбирая товары у торговцев, посещавших башню принцессы, Беренгария лишь брала себе, что ей нравилось, а счета направлялись королевскому казначею.

Но с тех пор как Беренгария покинула Наварру, все ее маленькие покупки оплачивались леди Элеонорой, матерью Ричарда, или же его сестрой, принцессой Джоанной. Но все-таки чаще всего именно Валентине приходилось улаживать эти досадные мелочные недоразумения.

Принцесса Джоанна несколько раз напоминала Беренгарии о ее долгах. Россыпь веснушек на носу Джоанны, казалось, становилась ярче от румянца, вызванного смущением, когда в ответ на деликатное напоминание Беренгария мчалась в свои покои, возвращалась с пригоршней золотых монет и с радостным видом начинала совать их своим дамам, словно раздавала подарки, а не возвращала долги.

Валентина тряхнула головой, отгоняя воспоминания о Наварре и привычную тоску по дому. Сбросив ночную рубашку, она наполнила водой чашу для умывания. Поеживаясь от прохлады, девушка принялась за утренний туалет. Вытираясь, она стояла в луче солнечного света, проникавшего через окно. Услышав шорох у себя за спиной, Валентина обернулась и обнаружила, что Беренгария пристально смотрит на нее со странным выражением.