Валентина

Когда луна выбралась из облаков, кочевники добрались до стоянки и позвали старуху-знахарку. Мягко касаясь скрюченными пальцами головы Менгиса, она осмотрела рану и кивнула. Тогда человека в оленьих шкурах отнесли в ее шатер.

Старая женщина постаралась поудобнее устроить раненого и промыла засоренную песком рану, выбрав насекомых из запекшейся крови, затем нанесла толстый слой мази и обвязала голову Менгиса чистой тканью. Она точно знала, кто он такой. Рассказы об этом человеке наводили ужас на всех обитателей пустыни. Но не одежда из оленьей шкуры помогла знахарке догадаться, кто попал в ее шатер. Она не раз видела этого мужчину, когда он был еще мальчиком, любившим мчаться на быстром коне по пустыне вместе со своим братом.

Добрая женщина нежно ворковала над лежавшим в забытьи молодым человеком, время от времени вытирая пот с его горячего лба. Она знала и то, что к утру Аллах примет решение, оставаться ли в живых Менгису, и молилась, чтобы этому красавцу довелось еще пожить.

Жар терзал Менгиса всю ночь и утро, но к тому времени, как солнце высоко поднялось над горизонтом, жар стал спадать и раненый попытался приоткрыть глаза. Он улыбнулся старухе, склонившейся над ним, но она приложила палец к его губам и сделала знак лежать спокойно. Знахарка объяснила ему, где он и как сюда попал.

– Пройдет много дней, прежде чем ты сможешь двинуться в путь, – сказала она. – Ты слишком долго оставался без пищи и воды. Наши люди дадут тебе коня, когда ты поправишься. Все будет хорошо. А теперь спи.

Менгис вздохнул и заснул.

Дни, проведенные им среди кочевников, прошли в беседах со старухой и ее соплеменниками. Эти люди рассказывали ему странные вещи: будто судьбой ему предназначено занять трон Аламута и повелевать федаинами…

В это просто трудно было поверить.

Когда Менгис спрашивал своих собеседников, откуда же им это известно, если сам он о том ничего не ведает, они важно кивали головами и говорили, что все, происходящее в пустыне, известно номадам. Кочевники утверждали, что его брат – великий воин. Когда же Менгис непонимающе смотрел на них, знахарка напоминала, что страшный жар иссушил разум раненого и потому не может он ничего вспомнить.

Номады предложили отвезти его к подножию Аламута, где о нем наверняка позаботятся федаины, но Менгис отказался. Он упрямо качал головой и повторял вновь и вновь, что непременно должен отправиться в Джакард, и чем чаще повторял это, тем сам больше верил, что кто-то его очень ждет там.

Когда Менгис поправился и настала пора уезжать, он привязал бурдюк с водой и мешок с провизией к седлу и оглядел людей, столько сделавших для него. Старуха-знахарка скрюченными пальцами взяла его за плечи и заглянула в глаза.

– Хочешь верь, хочешь – не верь, но рану нанес тебе брат. Так сказал предсказатель, умеющий читать судьбы по песку, и ему можно верить. Пески никогда не лгут. Раз сам ты забыл все, то хотя бы запомни, что я говорю. В Джакарде ждут тебя только зло и горе. А ты надеешься обрести там счастье и покой! Прояви мудрость и осторожность, чтобы распознать ложь и обман. Много раз долгими ночами просила я Аллаха сохранить тебе жизнь и думаю, он не мог не прислушаться к моим молитвам. Сделай же так, чтобы не оказались потраченными впустую усилия старой женщины!

Менгис внезапно почувствовал озноб, хотя и стоял на жарком солнце.

– Я запомню твои слова.

Не оглядываясь, помчался он в Джакард, и душа его пребывала в глубоком смятении.

Еще несколько часов – и он окажется в Джакарде! Менгис ждал, когда его конь утолит жажду, напившись из небольшого ручья. Сам он тоже с удовольствием смочил прохладной влагой пересохшее горло и позволил коню попастись немного на траве.

Менгис присел у воды. Теперь он знал наверняка: что-то перепуталось в его воспоминаниях. Если верить старухе-знахарке, то какая-то часть жизни выпала у него из памяти. Но может, приехав в Джакард, он обо всем вспомнит?

Слова старухи звучали в ушах: «Будь осторожен! Остерегайся своего брата!» Она сказала, что Паксон нанес ему эту глубокую рану на виске. Но почему? Если бы только удалось вспомнить! Как мог брат, поступив столь жестоко и злобно, оставить его умирать? Всякий раз, когда Менгис думал об этом, голова начинала страшно болеть. Но в Джакарде, он был уверен, ему удастся все вспомнить.

Горячее солнце приятно согревало, и Менгис задремал, не сомневаясь, что через несколько часов окажется в Джакарде. Сейчас ему хотелось только одного: чтобы приятное чувство расслабленности длилось как можно дольше. Какие-то смутные воспоминания будоражили сознание, и он пытался припомнить, когда же прежде подобное умиротворение снисходило на него. Но картина почему-то не складывалась в единое целое из многочисленных обрывков образов и фраз. Менгис пожал плечами и задремал. Он скорее почувствовал, чем увидел, что к нему приближается всадник. Не изменив позы, Менгис наблюдал за человеком, спешивавшимся с коня.

– Привет, Пакс, – тихо сказал он брату.

Паксон резко обернулся, лицо его побледнело, и Менгис убедился: старая женщина была права. Теперь нужно быть осторожным в своих словах и поступках!

– Как ты здесь оказался? – с удивлением спросил Паксон.

Менгис указал на своего коня.

– Так же, как и ты, – лениво произнес он.

– И куда же ты держишь путь? – холодно поинтересовался Паксон.

– Сдается мне, что туда же, куда и ты, – медленно проговорил Менгис.

Паксон ощутил некую странность в поведении брата: тот вел себя, словно…

– Давно ты здесь? – спросил султан Джакарда.

– Часа два, может быть, три. Кто же замечает время, путешествуя по пустыне? А ты откуда едешь, брат?

– С охоты, – коротко ответил ему Паксон.

– Не вижу дичи! Она была на четырех или на двух ногах? – рассмеялся Менгис.

Паксон нахмурился.

– Чего ты хочешь?

– Ничего, – спокойно ответил Менгис. – А разве я должен хотеть чего-либо особенного?

– Почему ты здесь? Зачем едешь в Джакард? Отвечай, тысяча проклятий! И прекрати свои шуточки!

Паксон с тревогой ждал ответа.

– Что же плохого в том, что сын едет навестить отца?

– Навестить отца? Наш отец умер много лет тому назад! Что взбрело тебе в голову?

– Я забыл, что он умер. Я многое не помню. Кажется, кто-то нанес мне смертельную рану, и чудом мне удалось выжить. Последнее, что я помню – это как мы с тобой скачем по пустыне, а рядом с нами бежит детеныш пантеры. Номады выходили меня и помогли набраться сил, и я решил вернуться в Джакард и поговорить с тобой, надеясь: ты поможешь мне обо всем вспомнить.

– Я не верю ни одному твоему слову! Что за хитрость ты затеял, Менгис?

– Не хочешь ли ты сказать, что меня не примут в доме моего отца?

– Докажи мне, что говоришь правду! – потребовал султан.

– Как же я могу это сделать? Я никогда не лгал тебе, Пакс. Почему же должен обманывать на этот раз? Что-то ужасное случилось в Джакарде, и ты не хочешь, чтобы мне о том стало известно?

– В Джакарде все, как обычно!

Паксон лихорадочно соображал. Если Менгис на самом деле потерял память… то ничего лучшего и придумать было нельзя! Он опустился на траву рядом с братом, и его поведение, и тон резко изменились: Паксон превратился в приятного и дружелюбно настроенного собеседника.

– Я устал от сражений и недавно вернулся в Джакард. Война отняла у меня все силы, Менгис. Однако, – добавил он, широко улыбнувшись, – у меня есть и хорошая новость. В скором времени я беру себе в жены одну красавицу. Моя нареченная ждет меня в Джакарде, и свадебные торжества покажутся мне особенно радостными, если на них будет присутствовать мой брат, – Паксон хлопнул Менгиса по спине, ожидая, что же тот ему скажет.

– Берешь в жены одну красавицу, говоришь?

– Сам скажешь, что красивее ее нет на свете, когда увидишь Валентину.

Менгис слегка нахмурился, повторив про себя это имя.

– Никогда раньше не слышал я такого имени, – сказал он.