Страница 36 из 137
Внутренний голос снова вмешался, причем на этот раз крайне нетактично.
«Эй, ты что, совсем идиотка?».
«Что тебе не нравится? — возмутилась Молли, — ведь все коротко и ясно».
«Молли, — язвительно напомнил внутренний голос, — это учебник для тинэйджеров. Ты видела тинэйджеров? Живых тинэйджеров, а не тех, что в сказке про Гарри Поттера».
Доктор Калиборо задумалась, а потом переключила рабочее окно ноутбука на сетевую библиотеку научной фантастики. Через четверть часа она нашла то, что надо. С учетом выясненного перед началом работы над учебником огромного интереса меганезийских юниоров к космической тематике, это должно было сработать…
«Космоскаф медленно плыл в 25 километрах от средней плоскости Кольца. Впереди исполинским мутно-желтым горбом громоздился водянистый Сатурн. Ниже, вправо и влево, на весь экран тянулось плоское сверкающее поле. Вдали оно заволакивалось зеленоватой дымкой, и казалось, что гигантская планета рассечена пополам. А под космоскафом проползало каменное крошево. Радужные россыпи угловатых обломков, мелкого щебня, блестящей искрящейся пыли. Иногда в этом крошеве возникали странные вращательные движения… Кольцо не было пригоршней камней, брошенных в мертвое инертное движение вокруг Сатурна; оно жило своей странной, непостижимой жизнью, и в закономерностях этой жизни еще предстояло разобраться… Такими представили себе кольца Сатурна советские авторы, братья А. и Б. Стругацкие в НФ-новелле «Стажеры», написанной в 1962 году. А теперь попробуем вместе разобраться в закономерностях этой странной и, на первый взгляд, действительно непостижимой механической жизни…».
…Опять встрял неугомонный внутренний голос:
«Что ты творишь, Молли? У тебя уже получается не учебник по механике, а антология околонаучной литературы времен Первой Холодной войны. И если те камни в кольцах Сатурна закручиваются, то нам мало будет только координат и линейной скорости, нам потребуется и скорость вращения, ведь в уравнениях движения придется учитывать не только линейный импульс, но и момент импульса. Ты все чертовски усложнишь, и…»
«Заткнись, крокодилица! У меня инсайт!», — грубо оборвала Молли новую критическую реплику внутреннего голоса и забарабанила по клавиатуре с такой скоростью, что весь мировой офисный планктон умер бы от комплекса неполноценности, если бы видел…
Стремительно пролетели три с лишним часа. В финале, Молли подправила несколько неудачных стилистических оборотов, а потом критически оценила название главы, без колебаний стерла его, и напечатала другое: «Гиперпространство — это простая штука». Теперь глава приобрела вид вполне в духе меганезийской молодежной моды, и Молли решила, что сама в общих чертах довольна этой работой. Можно было переходить к следующей главе, в плане называвшейся: «Качественный анализ дифференциальных уравнений эволюций состояния механических систем и характер их траекторий».
Название ни к черту не годилось. Это Молли понимала даже без внутреннего голоса. И примеры, законспектированные в черновике, тоже не годились. Скучные примеры. Не вызывающие эмоционального отклика. Нужно что-то визуализируемое и практически интересное юниорам — канакам… Новым канакам, так точнее, потому что этнических канаков среди нези… Хм… Мало, мягко говоря. И что им интересно? Так. Космос был, повторяться будет неправильно. Может, парусники? Ну-ну. И где там траектории?.. А! Минутку! Парусник зависит от погоды, прежде всего, от ветров. Следовательно…
…Доктор Калиборо снова положила ладони на клавиатуру и быстро напечатала новое название главы: «Циклоны и другие чудеса в атмосфере». И дальше, не снижая взятого темпа, она напечатала: «Когда мы смотрим на Землю из космоса, наше внимание сразу привлекают изумительные картины облачных вихрей грандиозного размера. Если мы понаблюдаем за этими вихрями длительное время, то может показаться, что это живые существа, каждое — со своим характером и манерой поведения. А если мы находимся на поверхности океана, в парусной лодке, то нам надо разобраться, как эти атмосферные существа, приносящие ветер, рождаются, растут, распадаются, и рождаются снова…».
Внутренний голос тактично откашлялся и шепнул:
«Тебе не кажется, что ты уже пишешь учебник в стиле эпоса Гомера об Одиссее?».
«Нет, мне так не кажется», — упрямо ответила Молли, однако, ощутила неуверенность, поскольку, кажется, на время потеряла грань между учебным и научно-популярным изложением. Следовало отвлечься и подождать, пока грань снова станет видна. Чтобы отвлечься, тут была отличная возможность: море в двух шагах, песчаный пляж, почти безлюдный, и изумительные мелководные коралловые поля всего в трехстах метрах от берега. В своем отношении к морским пляжам доктор Калиборо была очень типичной австралийкой. Пожалуй, в ее характере это была единственная неоригинальная черта.
…Погрузившись в бледно-изумрудную воду, она, абсолютно не торопясь, поплыла к коралловому полю. Плыла с удовольствием, лениво, минут 20. А там, улеглась в очень уютный естественный бассейн, который, впрочем пришлось делить со стайкой мелких пятнистых коралловых рыбок. Хотя, рыбки не мешали, а наоборот создавали фон для размышлений. В какой-то мере, Молли Калиборо сейчас продолжала работать над своим учебником. Она формулировала в уме этакий усредненный образ адресата: типичного меганезийского тинэйджера — студента Лабораториума Палау. Чтобы четко решить эту задачу, она, для начала, ограничила ответ пятью эпитетами. И получилось:
* Хитрые.
* Честные.
* Решительные.
* Общительные.
* Прагматичные.
Повторив эти пять слов уже вслух, она подумала: «Абсурд какой-то. Парадокс. Хитрый прагматичный человек не может быть честным. Или, все-таки, может в каком-то своем внесистемном смысле?
* Внесистемные (отметила Молли). Да, это, существенный эпитет.
В Меганезии (подумала она) люди не скованы рамками каких-то примитивных ролей. Бармен. Генерал. Мэр. Судья. Военный пилот. Полисмен. Как там говорил Шекспир? «Весь мир — театр, в нем женщины, мужчины — все актеры». Тут не поспоришь. Но, в Меганезии роли актеров спектакля «Жизнь» не заданы, как в традиционном японском театре «Кабуки». Или как в любом урбанистическом обществе «западного образца». В Меганезии нет официозной лексики, нет бюрократических улыбок, нет дресс-кода, и вообще нет множества других элементов стиля, придуманных для тех, кто хочет быть роботом, и испытывает комплекс неполноценности оттого, что является человеком.
«Да, — подумала Молли, — человеку, привыкшему к «западным стандартам», Меганезия должна казаться страной абсурда, но, стоит отвлечься от представления о жизни, как о непрерывном ролевом ритуале, и становится очевидным, что нези ведут себя не менее рационально, чем, например, австралийцы. И даже более рационально — ведь у них нет ритуала, который требовал бы нелогичных, идиотских действий. Удивительно, до чего быстро в Меганезии оказались стерты ритуалы. Чуть больше года — и готово. И именно стерты, а не заменены другим набором ритуалов того же типа. «Культуроцид», как это называется у нези. Уничтожение стандартов колониализма. Уничтожение даже самого глубокого стандарта, объявляющего, какие стороны жизни подлежат стандартизации».
Молли Калиборо вспомнила словосочетание, прозвучавшее в ходе сетевого семинара с будущими студентами. ПРИНУЖДЕНИЕ К СВОБОДЕ. Как любитель парадоксов, она немедленно попросила разъяснить, что это значит. Разъяснение было дано охотно, и на целый день ввергло Молли в легкий эмоциональный шок. Но к концу того дня она вдруг вспомнила, где встречала похожие концепты: в эссе «Культура, как ошибка» Станислава Лема. «Культура, — писал Лем, — посредством созданных ею же религий, законов, заветов и запретов — действует так, чтобы недовольство превратить в идеал, минусы в плюсы, недостатки в достоинства, убогость в совершенство. Страдания нестерпимы? Да, но они облагораживают и даже спасают…».
Эссе Лема было глубоко-философским, многоплановым. Меганезийский принцип Tiki напротив, был простым, как пулемет, которым этот принцип утверждался. Культура облегчает человеку примирение с неизбежным? Что ж, это полезное дело. Оставляем. Культура заставляет человека примиряться с тем, чего можно избежать, и что можно изменить? Это вредное дело для человека и общества. Истребляем. Человек иногда по различным причинам становится слаб, и внушаем, так что внешний субъект может по миссионерской схеме подчинить его евро-религии и другим глюкам культуры? Что ж, минуты слабости неизбежны. Но подчиняющий субъект может быть истреблен. И его следует истребить — эффективно и быстро, как истребляют патогенных микробов. По принципу Tiki: «культура для человека, а не человек для культуры».