Страница 9 из 12
— Идите работайте, Наташа, я поговорю, — сказал Данилов.
Он вышел в коридор, закрыл за собой дверь и представился молодой брюнетке в строгом светло-сером деловом костюме:
— Дежурный врач Данилов. Слушаю вас. Если можно, потише, здесь все-таки реанимация.
— А другой доктор, лысый такой и в очках? — понизив голос, спросила женщина.
— Он на конференции, вернется минут через десять-пятнадцать, можете подождать его здесь.
— Нет, я тогда лучше с вами! — Словно боясь, что Данилов уйдет, женщина схватила его за руку. — У меня всего один вопрос!
— Слушаю вас, — повторил Данилов, мягко высвобождая руку. — Только сначала представьтесь, чтобы я знал, с кем имею честь…
— Я племянница Зявкина, которого вчера перевели к вам из пульмонологии.
Зявкина Данилов уже осмотрел.
— А звать вас как?
— Марина.
— Могу вас, Марина, немного обрадовать — статус купирован, скорее всего, ваш дядя сегодня вернется в отделение.
— Вы не шутите? А вы не перепутали?
— Я разговаривал с ним пять минут назад.
— А легкие слушали?
— Слушал и давление измерил. Сейчас придет начальник и будет общий обход, после которого решится, кого сегодня переводим, а кого оставляем. Но насколько я понимаю, ваш дядя — один из первых кандидатов на перевод.
— А почему медсестра мне этого не сказала?
— Потому что сестры не дают никакой информации о больных. Таковы правила.
— Но с ним точно все в порядке?
— Скажем так — он компенсировался, перестал задыхаться, вернулся в свой обычный жизненный ритм.
— А что с ним было?
— Астматический статус, если по-простому — то сильный и затянувшийся приступ астмы. Такое бывает.
— А ваш напарник так нас напугал. — Женщина покачала головой. — Мы с сестрой примчались к вам вчера вечером, когда узнали, что дядю Мишу перевели в реанимацию. Так нам все в таком мрачном свете представили… Смешали все в кучу — и отек легких, и фатальную надпочечниковую недостаточность, и нарушения психики. Мы всю ночь в Интернете самообразованием занимались. Неужели нельзя было просто сказать, что это астматический статус, и что есть надежда на поправку?
«Можно было, — подумал Данилов. — Только об этом уместнее спрашивать не меня, а Чернова».
— Видите ли, Марина, — сказал он, — это постфактум легко оценивать случившееся, а в момент приступа надо помнить и о возможных осложнениях, учитывать самые худшие варианты…
— Учитывайте на здоровье, кто вам мешает?! — Женщина повысила голос, но Данилов приложил указательный палец к губам, призывая ее говорить потише. — Извините. Помните, учитывайте, но зачем родственников так пугать, чуть ли не до усрачки, прошу прощения за выражение! Мы же места себе не находили!
— Давайте будем радоваться тому, что сейчас у нас все хорошо, ладно?
Данилов улыбнулся и, не дожидаясь ответа, скрылся за дверью, чтобы не принимать даже пассивного участия в заочном обсуждении поведения своего коллеги. Если есть претензии к доктору, то их следует изложить ему или его начальнику, а не другим докторам, которые тут вообще ни при чем.
— Как вы ее сразу погасили! — похвалила Наташа. — У нас только Роман Константинович так умеет.
— Никого я не гасил, просто поговорил с человеком.
— Владимир Александрович, зайдите ко мне на минуту! — пригласила, выглянув из своего кабинета, старшая сестра Любовь Дмитриевна.
Кабинет старшей сестры был одновременно и аптечным складом отделения. Подобное практикуется чуть ли не повсеместно, потому что выделять для хранения лекарств, полученных из общей аптеки, целую комнату — это очень жирно. Не так ведь много этих лекарств, примерно трех-четырехдневный — максимум недельный — запас.
— Вы собираетесь участвовать в наших «поздравлялках»? То есть сдавать деньги на подарок к дням рождения? — Любовь Дмитриевна говорила быстро, практически не делая пауз между словами. — Мы скидываемся по триста рублей, чтобы подарки были мало-мальски значимыми — чайник, мясорубка, фен, набор посуды, парфюм. Деньги в конверте не дарим — подарок должен быть подарком, вещью!
— Собираюсь, — ответил Данилов. — Дело хорошее.
— Тогда я запишу вас в свою «подарочную» тетрадку. — Тетрадка была потертой и по перегибу проклеенной скотчем, явно служила не первый год. — У вас, кстати, когда день рождения?
— Двадцать второго июля.
— Так вы — матерый Рак? — удивилась Любовь Дмитриевна, открывая тетрадку.
— Почему «матерый» и почему вы так удивляетесь? Разве я больше похож на Скорпиона?
— Матерый, потому что родились в последний день Рака, а впечатление производите… — Любовь Дмитриевна закатила глаза, словно прислушиваясь к внутреннему голосу, — …по впечатлению вы — Стрелец.
Настал черед удивляться Данилову. Вообще-то он не верил во всю эту зодиакальную галиматью, а на вопрос о том, кто он по знаку Зодиака, отвечал что в голову взбредет (чаще всего почему-то назывался Козерогом или Девой), путая знакомых несовпадающими ответами. Но тем не менее Данилов помнил, что Стрельцов принято считать веселыми обаятельными оптимистами. Кое-какой оптимизм у Данилова имелся, но вот весельчак-обаяшка из него был никудышный.
— Почему именно Стрелец?
— Потому что впечатление такое! — Старшая сестра рассмеялась и кокетливо поиграла бровями. — А какой бы подарок вам хотелось получить в этом году?
— Давайте я скажу позже, ближе к дате.
— Позже так позже. Если ничего не надумаете — получите электрический чайник, наш стандартный подарок.
«Логично, — подумал Данилов. — Лишний чайник всегда пригодится в хозяйстве. Универсальный подарок!»
— Что-то там наши доктора задержались… — Любовь Дмитриевна озабоченно посмотрела на настенные часы.
— Придут, никуда не денутся.
Данилов вышел в коридор и сразу же увидел легких на помине Романа Константиновича и Чернова. Нетрудно было заметить, что оба они чем-то недовольны — Роман Константинович хмурился, а от пунцового Чернова можно было прикуривать. Данилов решил, что им попало за что-то на конференции, но с расспросами и утешениями лезть не стал, захотят — сами расскажут. Увидев Данилова, Чернов устремился к нему.
— Начинаем обход! — сказал Роман Константинович.
Чернов зло посмотрел на Данилова и прошел мимо него в ординаторскую.
— Истории на посту, Виктор Владимирович! — сказала Наташа.
Чернов развернулся и пошел обратно.
Во время обхода Чернов ни разу не посмотрел на Данилова, словно никакого Данилова не было вовсе. Данилова очень заинтриговала подобная перемена в поведении, но соваться с расспросами к человеку, который демонстративно тебя игнорирует, было глупо. «Когда Чернов уйдет домой, спрошу у начальника, что там случилось», — решил Данилов.
Спрашивать у Романа Константиновича не пришлось. После обхода Чернов вошел в ординаторскую следом за Даниловым, закрыл дверь и сказал:
— Так вот ты какой, северный олень!
Ершистый тон, каким были сказаны эти слова, Данилову не понравился. Он положил папку с историями на стол, обернулся, посмотрел Чернову в глаза и попросил:
— Можно без ненужной патетики? Просто скажи, что случилось?
— А ты не знаешь? — насупился Чернов, подходя на шаг и останавливаясь в метре от Данилова.
«Вот мы уже и на „ты“ перешли. Неужели еще и подеремся для более тесного сближения? — подумал Данилов. — Не хватает рефери и толпы зрителей. Впрочем, стоит только начать, как зрители тут же набегут».
— Не знаю.
— Можно подумать, что с родственницей этого старого пердуна не ты разговаривал?
— Я разговаривал только с родственницей Зявкина, — уточнил Данилов, — и если хочешь знать, слова «пердун» и «пациент» синонимами не являются.
— У нас — очень даже являются! — На скулах Чернова заходили желваки. — И не надо всяким тут лезть в наш монастырь со своим уставом! И не надо выставлять других дураками!
— Может, присядем и разберемся? — предложил Данилов, не отводя взора от гневных глаз Чернова. — Если словами не обойдемся, тогда можно будет перейти к более активным действиям…