Страница 291 из 306
— Понятно… — спецагент вернула «гиду» бинокль, — …А как вы посоветуете перестроить ту стандартную коробку, которую я так поспешно приобрела для археологического центра?
— Я не эксперт в этом, — ответил он, — поговорите с соседями, может, они что посоветуют.
Тот же день, 25 марта, несколько позже, Аитутаки, восток Центрального острова.
Раньше здесь находился своеобразный «Сити» атолла. Теперь на месте административного комплекса (группы зданий всего на гектаре застройки) была воронка от авиабомбы, вокруг которой живописным кольцевым валом лежали обломки дерева, бетона и арматуры. Новый режим не спешил восстанавливать это. Но вот бетонный причал в 200 метрах от Сити, был восстановлен технически-безупречно, значительно расширен, и оборудован современными крановыми системами быстрой погрузки-выгрузки. Что же касается «школьного квартала», расположенного немного севернее центра, то он не пострадал от «новогодних американских бомбардировок». Восемь домов около единственной средней школы, напротив футбольной площадки, и обслуживающая их водонапорная башня, были невредимы.
Именно тут, в секторе плотного заселения была наиболее заметна пропасть в материальном благосостоянии между туземцами (не только полинезийцами, а вообще дореволюционными гражданами Островов Кука), и «нео-незийцами», победителями Зимней войны за Хартию. У первых (которые и до революции жили небогато, хотя не бедствовали) исчез единственный реальный источник средств: туризм. А у вторых появилась прорва средств. Судя по первым впечатлениям, каждый незийский резервист имел, как минимум, легкий самолет, плюс яхту-катамаран, плюс свой причал на «гребенке» пирсов. Но собственный дом для этих богатых уверенных в себе ребят был редкостью. Кажется, им больше нравились общежития. И еще странность: незийские резервисты не подчеркивали свою явно доминирующую позицию, а, кажется, наоборот, немного стеснялись того, насколько они богаче туземцев. В китайском магазинчике Джоан стала свидетелем того, как туземной семье просто не дали заплатить за корзину еды и мелких вещей. Какой-то резервист мигом передал золотой листок китайцу-продавцу и тот вежливо отказался брать деньги с туземцев «сэр, мэм все уже оплачено».
Вот об этих и о других странностях Джоан решила поговорить с кем-нибудь из соседей по «школьному кварталу». Найти собеседника оказалось несложно: некий мужчина, туземец, примерно ее ровесник, завершив подстригать кусты у входа в соседний дом, сел на бревно (заменявшее дворовую скамейку), и стал раскуривать сигару. Джоан подошла и…
— Извините, я не помешаю?
— О, конечно нет, мисс…
— …Просто Джоан, — договорила она, протягивая ему руку.
— Просто, Витока, — ответил он, пожав ей руку и похлопав по бревну, — присаживайтесь.
— Спасибо, Витока, — она устроилась поудобнее, и достала из пакета две бутылки пива, — вы составите мне компанию?
— Почему бы и нет, — он грустно улыбнулся, — раньше я во дворе не курил и не пил пиво. Вы понимаете: дурной пример школьникам…
— Вы учитель? — спросила Джоан.
— Вообще-то, я замдиректора школы. И учитель, конечно, тоже. А вы?
— Я археолог из США, хотя, если честно, то я просто менеджер от науки. Возможно, вы уже слышали: здесь создается центр исследования полинезийской античности.
— А-а, значит, это вы купили коттедж 4B.
— Да, — она сделала глоток пива, — и, я хотела бы посоветоваться с вами насчет планировки экспедиционного офиса, и как договориться вот с теми рабочими.
Она показала рукой в сторону футбольной площадки, где азартно гоняли мячик молодые китайцы и туземные тинэйджеры.
— Я понимаю, — произнес Витока, отложил сигару, и тоже глотнул пива, — сейчас миру стала интересна полинезийская античность. Но я думаю, что предмет интереса не та античность, которая была на самом деле, а та, под флагом которой пришли новые «хозяева жизни». Так называл их бедняга Паттис, который преподавал историю. Теперь нет предмета «история». Вообще, от старой программы мало что осталось. Теперь предметы такие: коммуникация, навигация, бионика, физхимия и механика. Вот такая пентаграмма… Хотя, зачем я вам это рассказываю? Вы ведь спрашивали, как получше перестроить коттедж.
— Честное слово, Витока, все это очень интересно! Если только вы не опасаетесь чего то…
Замдиректора школы сделал отрицающий жест, будто перечеркнул что-то ладонью.
— Нет, чего мне опасаться? Я читал Хартию. Никого нельзя наказать за мнение. Вы можете говорить что угодно частным образом. Запрещено только агитировать и учить вопреки той доктрине, которую объявили «хозяева жизни»… Вот ведь, привязалось словосочетание.
— Наверное, не просто так оно привязалось, — предположила Джоан.
— Не просто так, — согласился он, — знаете, я люблю литературную классику. Странно для преподавателя физики. Правда, теперь я преподаю физхимию, и механику, а в механику по новой программе входит математика, и даже экономика. Но литература… И все таки, мне нравится Моэм, Акутагава, Бальзак… О «хозяевах жизни» понятнее всего пишет Бальзак, наверное. У него показан принцип: деньги дают власть, а власть самих денег — абсолютна. Деньги, это единственная достойная цель в жизни, это бог, это мера всех вещей.
— Кажется, — произнесла Джоан Смит, с трудом вспоминая обще-гуманитарную часть своего образования, — кто-то из античных философов утверждал, что человек, это мера всех вещей.
— Да, Джоан. Это из Протагора. «Человек — мера всех вещей: существующих — в том, что они существуют, и несуществующих — в том, что они не существуют». Я никогда не думал, что реализация этих слов на практике может выглядеть так страшно.
Спецагент Смит, была удивлена таким поворотом диалога, но пока не стала реагировать на загадочную фразу о реализации на практике, и лишь призналась:
— Я помнила только первую половину этого афоризма.
— Странно, — произнес Витока, — большинство образованных людей запоминают в афоризмах только начало. А ведь смысл афоризму придает именно заключение. Но, разрешите, я буду объяснять по порядку, не прыгая через ступеньки. Я начал с «хозяев жизни» в мире денег. Наверное, уже лет двести считается, что это весь человеческий мир, кроме тех затерянных первобытных племен, что обитают в неисследованных дебрях Амазонки. Не так ли?
— Наверное, так, — осторожно согласилась Джоан Смит.
— …А теперь, — продолжил замдиректора школы, — ответьте, что такое деньги в простейшем, физическом смысле, доступном в ощущениях?
— Э… — протянула она, — …Раз вы вспомнили про затерянные племена, то, наверное, в таком простейшем смысле, деньги, это листочки бумаги или кружочки металла с картинками, или карточки из пластика, тоже со значками, в смысле, кредитные карточки.
— Именно так, — Витока кивнул, — теперь вспомним Протагора, и попробуем по его афоризму определить с помощью человеческой меры: существуют ли деньги, как нечто большее, чем листочки бумаги, кусочки металла, и карточки из пластика?
— Вероятно, — начала Джоан, стараясь нащупать мысль собеседника, — они существуют в том смысле, что люди доверяют той или иной валюте, в которой объявлен номинал денег.
Витока кивнул, и сделал глоток пива, перед тем как продолжить.
— Сейчас, Джоан, вы произнесли главное слово: «номинал». Нечто нарицательное, никак не соответствующее физике, и принимаемое на веру. И это касается не только денег. В нашей цивилизации номинально все. Общественный и семейный статус, право, мораль, бог… Это крайне серьезно! Цивилизация, как король в сказке Андерсена, физически голая. И только привычная вера заставляет нас думать, что она облачена в мантию из золота и самоцветов. Помните, что произошло в сказке, когда уличный мальчишка крикнул: «король голый»?