Мауи и Пеле держащие мир

— Найдем точное место, тогда увидим, — ответил Темао, и после паузы добавил, — Рут, я помню тот твой выстрел. Мауи и Пеле, держащие мир, свидетели: классный выстрел!

— Угу, — буркнула она, придавая самокрутке эстетичную форму, и одновременно, как-то невзначай, проваливаясь в воспоминания первой недели на атолле Сувароу.

Казалось бы, что может случиться на необитаемом атолле, от которого до ближайшего человеческого жилья 300 км? А вот может! И, если не держать наготове «трещотку», то запросто влипнешь в неприятности. Тот самолет — обычный 6-местный туристический «Embraer-Cherokee» с поплавковым шасси, приводнился в северном углу лагуны около островка-моту, где располагалась станция (замаскированная под крошечную туземную деревушку из трех домиков «fare» на ножках-сваях). Ну, приводнился — и приводнился. Иногда туристы, ищущие «единения с природой», посещают затерянные островки, это нормально. Только вот, эти пятеро мужиков были нетипичными туристами, к тому же, вооруженными помповыми ружьями. Они потребовали топлива и жратвы, а о платеже вообще речи не было. И пришлось все отдать, притворившись «добрыми туземцами», признающими «право белого человека». Игра удалась — непрошенные гости, ничуть не опасаясь проблем, залили себе полные баки топлива, и напихали в багажник коробки с тушенкой, после чего, сели в самолет и порулили от берега.

В тот момент у Рут были минуты на выполнение правильных действий. Ей требовалось извлечь из тайника китайскую противотанковую винтовку (крупный калибр, удобный станок-турель, прицел комбинированный — оптика и лазерный маркер). Поставить эту машинку в подходящую точку. Передернуть затвор. Прицелиться. И — бац! Дистанция почти километр, а мишень — силуэт уже взлетевшего самолета с кормы, но не подвела техника из КНР. Вероятно, пуля прошила самолет насквозь, и что-то там загорелось, а пилот получил шок, и даже не пытался удержаться в воздухе. «Embraer-Cherokee» резко качнулся и рухнул в океан за рифовым барьером, оставив за собой кривое облако бурого дыма. Команда станции выбежала на внешний край островка, и внимательно осмотрела поверхность океана в бинокли. Ничего. Только масляные пятна, отломанные поплавки, какие-то куски пластмассы, и яркие тряпки, возможно — обрывки одежды.

Что характерно — никаких негативных эмоций Рут тогда не испытала. Только бешеная первобытная радость от уничтожения врага, мгновенно передавшаяся всем остальным. Веселье продолжалось весь день: песни, пляски, секс — по полной программе. Конечно, немалую роль сыграло то, что Рут в этот раз не видела результат попадания вблизи. А первый случай, когда она стреляла в человека, около двух лет назад, был гораздо хуже. Правда, тогда рядом с ней на позиции были мама Смок, папа Глип и двое работников семейной фирмы. Они-то и выполнили главную часть работы по пресечению высадки нежелательных персон на пирс фабрики. Рут (которой исполнилось 16 лет) занимала резервную позицию за опорой подъемного крана. И надо же случиться такому, чтобы последний уцелевший визитер метнулся в ее сектор. Кажется, она растерялась, и тут, прозвучала фраза мамы Смок — резкая и отрывистая, как на тренинге: «Fire!». И, как на тренинге, Рут подняла пистолет-пулемет и надавила крючок. Пум-пум-пум. Короткая дистанция, никаких проблем. Две пули в грудь, одна в шею. Неприятно, что в шею. 9-миллиметровая пуля разорвала артерию, и из падающего тела фонтаном хлынула кровь. Редкий случай, чтобы при огнестрельном ранении выплескивалось столько крови. Тут, эмоции самые неприятные. Рут потом блевала желчью до поздней ночью, а мама Смок поила ее цветочным чаем и читала вслух сказки, как маленькой. Такие дела…

…От воспоминаний Рут отвлек возмущенный голос Ормра.

— Эй, ты что, вообще затормозила? Давай, прикуривай, все общество ждет очереди!

— Блин, — буркнула она, щелкнула зажигалкой, прикурила, слегка затянулась травяным дымком, и передала самокрутку брату, с напутствием, — ты это аккуратнее, не чихни на общую дудку, понял?

— Не учи меня жить, поняла? — отреагировал он, затянулся, и передал самокрутку Иаои, сидевшей рядом. И пошла карусель дальше. Трава была правильная, легкая, только для прикола, без всякого выноса мозга. Через четверть часа, тинэйджеры весело хихикали, наблюдая, как одинокий альбатрос, покачивая крыльями, набирает высоту, используя нагретый воздушный поток, формирующийся над маленьким островком. А чуть позже появилась лодка — «зодиак», двигавшаяся от экологической баржи к их берегу. Темао рефлекторно схватился за рукоятку пистолет-пулемета, но почти сразу убрал ладонь и накрыл оружие полотенцем, чтобы гость не увидел. Человек в лодке был один, причем знакомый: эколог. Улат Вук, родом из какой-то маленькой южно-славянской страны. Нормальный дядька, лет 30 с плюсом, правда, сейчас не в лучшей форме (касательное ранение в бок явно беспокоит его при каждом вдохе, а касательное ранение в голову вынуждает носить широкий пластырь над левым виском — но это мелкие трудности).

Вытащив «зодиак» на берег, он обменялся с компанией приветственными жестами и, приблизившись, положил на середину общей циновки увесистый пластиковый пакет.

— Hei foa, я принес шоколадное мороженое. Это подарок.

— Aloha oe, — ответила Иаои, пружинисто поднялась ему навстречу, протянула руку и положила свою изящную ладошку ему на левую сторону груди. Ей нравилось играть полудикую туземку, немного эпатируя мужчин европейского происхождения такими жестами дружбы.

— Aloha oe, — ответил Улат и, слегка помедлив, выполнил симметричный жест, положив ладонь на левую грудь юной полинезийки. Девушка была одета только в набедренную повязку, и его жест по европейским меркам выглядел сексуально-нескромным. В этом заключался любимый прикол Иаои.

— Шоколадное мороженое, это хорошо! — объявила Утахе, и без церемоний вытащила из пакета широкий цилиндрический термос.

Улат Вук (он же — Махно) не учился вести религиозно-политическую агитацию, так что сейчас слабо представлял себе, с чего начинать беседу с этой молодежной командой на берегу крошечного островка, около совсем игрушечной полинезийской деревни. У него существовал четкий план только на два стартовых шага:

Первый: подарить три фунта мороженого.

Второй: попросить рассказать о местных обычаях.

Сейчас можно было переходить ко второму шагу.

— Знаете, — сказал Махно, — мы тут люди новые, из другой части мира, и мы бы хотели больше узнать о ваших обычаях, чтобы… Ну, в общем, чтобы дружить.

— Обычаи… — произнесла Рут, широко взмахнув руками, — …Это очень много всего. Ты спрашивай прямо про то, что тебе интересно. Никаких обид. Скажешь что-то смешное — посмеемся вместе. Спросишь про что-то сложное — подумаем вместе.

Адресовав гостю это предложение, грубо стилизованное под дикарский примитив, Рут попробовала (как учил папа Глип) посмотреть на себя глазами собеседника. Во-первых, собеседник видит ее, как индивида-представителя наблюдаемой микро-группы (На этом пункте размышления Рут мысленно надулась от гордости, что, несмотря на некоторое количество травяной эйфории в голове, вспомнила эту фразу из учебника психологии). Значит, надо определить, как собеседник видит всю микро-группу. Прикол: он пока не сообразил, что перед ним люди из разных этносов: четверо маори-полинезийцев и трое американских креолов (а точнее — выходцев из Флориды). Он, конечно, заметил, что у четверых есть кое-какие «азиатские» черты, а у троих нет, но не придал этому особого значения на фоне общих черт. Одинаково смуглая кожа. Одинаковая стрижка (грива, не достигающая по высоте классического «ирокеза», но вполне панковская). Одинаково-минимальная одежда (просто, шорты с кучей карманов, и только у Иаои — набедренная повязка — lava-lava, с древним орнаментом: черно-бело-красная «волна маори»). Гостю кажется, что все они из натурального туземного племени, лишь слегка подвергшегося европейскому влиянию по культуре (отсюда — шорты) и по крови (отсюда — креольские биологические черты у троих из семи респондентов)… В этот миг гость задал вопрос, триумфально подтвердивший последнюю по счету догадку Рут Малколм.