Дао Кенгуру

– Да! – профессор похлопал в ладоши, – Абсолютно верно! А репортеры так же редко встречались с анархистскими анти-системными революциями.

Олив Метфорт разлила кофе по чашкам, и заметила:

– Я думаю, точнее будет сказать, что они никогда с этим не встречались.

– Конечно, ты права, моя обстоятельная божья коровка. Разумеется, если бы на месте репортеров был титулованный политолог, он бы отметил анархизм и интернационализм Алюминиевой революции. Он бы назвал движущей силой Хартии союз серого бизнеса и анти-системных субкультур, вытесненных из цивилизованного мира, и дополнившихся боевиками трансокеанского трафика кокаина, мятежниками из слаборазвитых стран, и прочей мафией. Тогда у него получилась бы логичная схема.

– Какая? – спросил капитан Техас.

– Примерно такая: на фоне очередного мирового кризиса, образовалась Конфедерации Меганезия. Конфедерация не микро-государств, а мафиозных структур. Они захватили огромную акваторию, и скооперировались, чтобы защитить новую «поляну» от других крупных криминальных хищников, и от международных сил правопорядка.

Капитан Техас почесал в затылке и произнес:

– А ведь чем-то похоже на правду.

– Чем-то похоже, – подтвердил профессор Метфорт, – так, например, эта схема хорошо объясняет, почему проверенное средство усмирения мятежных режимов – точечные бомбардировки – в случае «Конфедерации Меганезия» не дали результата. Но когда этот политолог стал бы рассуждать с такой позиции об экономическом базисе Меганезии, он совершил бы фатальную ошибку.

– Ага! – капитан кивнул, – Я понимаю. Если мы мафиози, то наш доход чисто мафиозный. Навар с трафика по восстановленной Великой кокаиновой тропе, и инсайдерская игра на биржевых обвалах, вызванных действиями нашего мафиозного флота. И, возможно, еще технологически-примитивная добыча золота и алмазов на островах Соломонова моря.

– Приблизительно так, Оули. Можно было бы добавить некоторые мелочи, например нелегальные информационно-сетевые услуги, включая торговлю пиратскими записями музыки и кино, или запрещенного контента: экстремистского и порнографического…

– Док Лукас, а бывает экстремистско-порнографический контент?

Этот вопрос, раздавшийся со стороны трапа, был задан резковатым, но очень молодым женским голосом. А затем появилась автор: 20-летняя девушка банту, которой удалось почти бесшумно подняться на топ-бридж. Только почти. Капитан Техас уже несколько секунд смотрел в ее сторону. Не удивительно. Все-таки стрелковый инструктор.

– А я-то думал, – произнес профессор Метфорт, – куда скосил взгляд наш бравый кэп?

– Я сексуально выгляжу, правда? – спросила Уитни Мнгва, верховная судья по жребию,

моторист-механик восточно-африканского партизанского авиа-эскадрона «Нормандия-Неман», в ноябре прошлого года перелетевшего на Палау, в Западную Микронезию. В данный момент эта чернокожая девушка, совершенно обнаженная, покрытая мелкими капельками воды после душа, действительно выглядела…

– …Как черная кошка саванны в сезон спаривания, – ляпнул капитан Техас.

– Уитни, – вмешалась Олив Метфорт, – присоединяйся, мы как раз пьем кофе.

– Mauru, – поблагодарила молодая судья, и скользнула за стол, – а все-таки, бывает ли экстремистско-порнографический контент?

Профессор Метфорт покачал головой.

– Я не знаю, Уитни. Теоретически, можно придумать контент, который в Первом мире попадет и под признаки экстремизма, и под признаки порнографии, но практически я никогда не встречался с такими случаями.

– Надо будет сделать! – заключила 20-летняя судья, замолчала на мгновение, вероятно, фиксируя это решение в своей отличной памяти, и спросила, – А про что говорим?

– Вообще, про будущее, – ответил Оули Техас, – а конкретно сейчас про то, как нашу Меганезию видят репортеры и политологи, работающие на оффи Первого мира.

– Как они видят? – спросила судья Мнгва.

– Репортеры просто дебилы, – сказал капитан, – а политологи думают, что мы тут типа китайских «триад», ничего кроме контрабанды и биржевого жульничества не умеем.

– E-oe? – удивилась судья, и посмотрела на Лукаса Метфорта.

– E-o, – ответил социальный философ, – видишь ли, при всем снобизме истеблишмента Первого мира, или, попросту говоря, оффи, ход мысли у них прост, как мычание. Они уверены, что нет, и не может быть ничего кроме иерархических государств и таких же иерархических мафий. Меганезия в их понимании это объединение нескольких мафий, превращающееся в государство.

– Хэх… – судья Мнгва почесала себе за ухом. – …Они думают, что мы превращаемся в государство потому, что у нас начались выборы правительства, так?

– Совершенно верно, Уитни. А пока мы не государство, а объединение мафий, у нас не может быть иного бизнеса, кроме грабежа, жульничества, и торговли наркотиками.

В еще большем недоумении, девушка банту снова почесала себе за ухом.

– Док Лукас, я не врубаюсь. С одной стороны, оффи вводят запреты на ввоз продукции наших предприятий. Я не про «снежок». Я про коммуникаторы-палмтопы «wiki-tiki» и

«solomonster», про электрогенераторы-ветряки «antipode», про мотопланы «fritter». Ну, короче, про все бытовое машиностроение. А с другой стороны, как ты говоришь, оффи вообще не верят, что у нас может существовать машиностроение. И где логика?

– Уитни, – сказал он, – ты читала Оруэлла, роман «1984»?

– Нет, док Лукас. Как-то не до того было. Но, я знаю содержание. Кэп Ури-Муви Старк просто фанат этой книжки и несколько раз пересказывал ее кусками.

– Тогда я спрошу более конкретно. Ты знаешь, что такое «двоемыслие»?

– E-o, – она кивнула, – это принудительная идеология, и человек для себя знает, что там полная херня, но должен изображать, что верит. В средние века так было с церковью.

– Извини, Уитни, ответ неправильный. В книге Оруэлла, двоемыслие – это способность держаться двух противоречащих друг другу убеждений. Не просто изображать веру, а действительно верить в некие догматы, несмотря на понимание их нелепости. Об этом говорил еще древний христианский проповедник Тертуллиан: «верую, ибо абсурдно».

– Это, – заметил Оули Техас, – подозрительно напоминает шизофрению.

– А что, по-твоему, должна напоминать психика оффи? – иронично спросила Олив.

– Хэх…Аргумент! – согласился капитан-инструктор.

В этот момент на ноутбуке на столе пискнул сигнал вызова по видеосвязи. Профессор Метфорт глянул на часы и, обнаружив, что уже далеко за полночь, прокомментировал:

– Удачно, что мы засиделись. Это, наверное, исландцы. У них сейчас полдень.

– У тебя друзья в Исландии? – спросила судья Мнгва.

– Да, – ответил социальный философ и, не глядя, нажал значок «ответить», – Исландия – единственная страна Запада, где я могу дистанционно преподавать. В остальной части Первого мира я запрещен, как идеолог терроризма.

– Лукас, – сказала Олив, – это не Исландия. Там Тореро с Бора-Бора, помнишь?

– Конечно, это же было на Рождество! – ответил профессор, – Aloha, Тореро. Как дела?

– Aloha! – раздался голос из динамика, – Классно, что вы помните! А мы вот в Р'лйехе.

– Точнее, – встрял другой голос, – мы в полтораста метрах над Р'лйехом.

– Aloha, Люггер! – сказала Олив, – Я не поняла. Р'лйех, это же из «Мифов Ктулху».

– Так точно, сента Олив. Это из мифов, но мы его нашли. Мы, типа, в археологической экспедиции американского фонда «Скрытая историография». Во, как!

– По-моему, вы немножко аферисты, – произнес социальный философ.

– Разве что, совсем немножко, док Лукас! – вмешался Тореро, – А скажите: можно у вас попросить консультацию?

– Гм! Вы хотите, чтобы я высказался по поводу роли Ктулху в новейшей мифологии?

– Не совсем так, док Лукас. Тут другая тема. Джоан Смит, археолог, хорошая девчонка, попала в ситуацию: начальство срочно требует от нее обзор про политику Меганезии.