Во имя Жизни

— Ну, по крайней мере, это будет непросто, — радостно заявил Барс. — Извини, я…

— Избавь меня, пожалуйста, от подробностей, — тяжело вздохнул Петрович. — Что на «Розовой слезе» случилось?

— Где? — вырвалось у меня.

— Так станция называлась, где мы заправлялись, — пояснил Барс. — Согласен, название более чем неподходящее. А случилось там то же, что случалось уже не один раз: Диллан умудрился наткнуться на меня, завёлся и начал требовать драки. Учитывая, чем моя сдержанность и бесконфликтность закончилась в прошлый раз, я решил не доставлять Винни проблем и попробовать дать человеку то, чего он просил. Я, кстати, не выяснял; как результат-то? Сильно он убился?

— До инвалидности, — буркнул Емельяненко. — Жить будет, а вот заниматься боями — уже вряд ли.

— И что, ко мне по этому вопросу есть какие-то претензии?

— Ну, проблем Ирвину ты всё равно доставил в количестве. Он просил по возможности передать тебе по шее, потому что его уже задолбали как журналисты, так и представители спорткомитета, и отвлечься на вручение привета самостоятельно он не может.

— Погоди, а у комитета-то какие вопросы могут быть?! — возмутился Барс. — Диллану что, анализ на стимуляторы не сделали?

— Ему сделали, тебе — нет. Но Винни посылает всех к Солу, а Сол посылает их разнообразными маршрутами дальше, и грозится предоставить справку, что если бы ты сейчас вколол себе что-то забористей витаминов, тебя бы очень легко и быстро нашли у него в больнице. И эта переадресация продолжается уже четверо суток с момента твоего отбытия с той станции, притом что никто из нас троих не был в курсе, что ты вообще куда-то улетел, — сверля Зуева полным укора взглядом, пояснил тренер. — Это хорошо, я с генералом контактами обменялся, хоть он вкратце пояснил твои матримониальные поползновения.

— Виноват, — покаянно кивнул белобрысый. — Я вообще ни о чём не вспомнил; обрадовался, что помилование мне прямо в руки на месте выдали, да ещё родители помирились, и рванул на первой космической, только переодеться и успел. Мне зачтётся, что я, во-первых, педантично принимал все выданные Гольдштейном лекарства, во-вторых, не пропустил ни одной тренировки, и, в-главных, никаких больше… как ты их называл, «одноразовых девок»? Так вот, всё, больше не будет никаких внезапных исчезновений и залипаний в непонятных местах, я определился в жизни, — лучезарно улыбаясь, он многозначительно погладил мою талию, которую всё это время обнимал.

— Хоть одна хорошая новость! Ладно, живи, — поморщился он. — Я Ирвину передам, что ты нашёлся, в полном порядке и временно не настроен на общение, а ты болталку хоть иногда проверяй, для порядка.

— Погоди, ты что, только за этим приехал? — растерянно уточнил мужчина.

— А что мне оставалось делать, если ты ни на какие вызовы не отвечаешь? — язвительно парировал тренер, поднимаясь с места и направляясь к выходу. — Ладно хоть, дома нашёлся. Развлекайся, чёрт с тобой, заслужил. Да, Олеся Игоревна просила передать, чтобы ты не забыл заглянуть в холодильник, — уже с порога добавил он и, не прощаясь, вышел.

— Кхм, мне вот сейчас про «заслужил» не послышалось? — обратился ко мне полным недоумения голосом Барс, поднимаясь с дивана и утягивая меня в сторону кухни.

— Нет, не послышалось. Он настолько редко тебя хвалит?

— Да хвалит-то нормально, за дело, но вот так чтобы я прямо «заслужил», это уникальный случай… Ух ты! — оборвал он собственные пояснения, заглядывая в указанный холодильник и разглядывая его содержимое. Слово «холодильник», впрочем, давно уже не отражало функциональных свойств этого прибора; уже больше века для сохранения продуктов использовались иные принципы, а название осталось. — Она что, все две недели ударно готовила? — хмыкнул он.

— Твоя мама готовит сама? Теперь я понимаю, откуда у тебя склонность к этому странному процессу.

— Я же вроде говорил уже, это семейная традиция, — нахмурившись, оглянулся на меня Зуев, на пару мгновений прерывая процесс ревизии. — Или не говорил?

— Не говорил… что это? — уточнила я, когда мне в руки была всунута внушительного размера ёмкость с чем-то мелким и красным.

— Это? Это малина! — сообщил мужчина с набитым ртом и с таким восторгом в голосе, что вопрос о любимом лакомстве Зуева отпал, не успев родиться. — Такая земная ягода; я, признаться, не в курсе, её где-то ещё выращивают, или только тут.

— Слово знакомое, но я её прежде не встречала, — я пожала плечами, с интересом разглядывая незнакомый земной продукт.

— Мама, определённо, знала, что оставлять, — весело фыркнул Барс, запуская руку в миску. — Её тут треть холодильника. Если ты ещё не догадалась, поясняю: для меня это примерно то же самое, что для тебя шоколад.

— Да уж догадалась, — иронично улыбнулась я. — Попробовать-то можно?

— А для чего я тебе её выдал?

— Ну… подержать? — хмыкнула я.

— Хм. Тогда держи крепче и иди сюда, — с подозрительно хитрым видом он потянул меня к удобному низкому стулу со спинкой, на который плюхнулся сам и угнездил меня на коленях. — Ты куда? Ну-ка, стоять! Ты держи, не отвлекайся, я тебя сам покормлю, — перехватил он мою руку, когда я всё-таки потянулась попробовать ягоду. Причём глаза его сияли таким предвкушением, что я занервничала и даже почти решила спастись бегством.

В общем-то, неладное я заподозрила правильно, но о несостоявшемся побеге не пожалела.

Почему-то из чужих рук малина окзалась гораздо вкуснее. Может, потому, что каждый раз, когда мои губы касались пальцев мужчины, он окидывал меня такими горячими взглядами, что сердце сбивалось с ритма? Причину этих взглядов я весьма отчетливо определила, когда сама предложила Барсику несколько ягод на ладони, и он, крепко придерживая мою руку своей, принялся увлечённо собирать их по одной губами, щекоча дыханием чувствительную кожу: ощущение было настолько потрясающим, что я задержала дыхание, не в силах оторвать взгляд от лица мужчины.

Этот простой процесс оказался невероятно увлекательным и чувственным, и через пару минут, а то и меньше, я поймала себя на мысли, что малина меня сейчас интересует меньше всего. Понял ли Барс что-то по моему лицу, или просто так совпало, но очередная ягода была предложена мне уже губами и отдана только вместе с поцелуем — глубоким, жадным, умопомрачительно вкусным. Не знаю, планировал ли мужчина доесть содержимое миски, но лично моё терпение закончилось после третьей ягоды, подобным образом разделённой на двоих. После чего миска была безжалостно изгнана с моих коленей на удачно стоящий рядом стол, и освободившиеся руки я поспешила использовать для объятий.

Если у Зуева и были какие-то другие идеи, оглашать их вслух он не стал, вместо этого запустив обе ладони мне под футболку и недвусмысленно потянув её вверх.

А ягоды в итоге сильно пострадали. Что, в общем-то, было закономерно, потому что мне не стоило ставить миску на край стола. И Ване, наверное, следовало сажать меня на этот самый край не на ощупь. И, опять же, мне надо было смотреть, куда именно я опираюсь руками. Но в тот момент подобные мелочи нас интересовали мало, а потом… слизывать сладкий красный сок с разгорячённого тела оказалось тоже очень приятно.

— А я ещё что-то нехорошее про лепестки говорил, — задумчиво хмыкнул Барс, слегка отстраняясь и разглядывая картину погрома. Последовав примеру и осмотревшись, я уткнулась лбом в плечо Зуева и захихикала, потому что слов по делу у меня не нашлось.

Неравномерно перемазанная ягодным соком там, где меня касались руки мужчины (а касались они почти везде), я сидела на высоком кухонном столе среди раздавленной малины, руками и ногами обнимая заляпанного всё теми же красными пятнами Барса. Поскольку в обозримом пространстве миски не наблюдалось, я подозревала, что не осевшая на нас и столе часть ягод в какой-то момент переместилась на пол, и со стороны наша скульптурная композиция должна была выглядеть ещё колоритней. Даже жалко, что некому оценить…

— Мыться. Без вариантов! — отсмеявшись, сообщила я.