Василий Шульгин

Приложение составляло целую тетрадь с историческим обоснованием неприемлемости названия „Украина“ к исторически древним русским землям.

Губерниальный староста, узнав, в чем дело, закрыл дверь (сам) и сказал:

— Господа, зачем вы это делаете? Этот закон — ерунда, а Скоропадский — дурак.

Но мы все же просили наши заявления принять и записать куда следует, так как в законе было сказано, что те лица, которые не пожелают быть украинскими подданными, должны подать официальное заявление»[364].

Однако главные мировые события происходили не в Малороссии — Украине, а во Франции, где немцы прилагали неимоверные героические усилия, чтобы победить. Выход России из войны дал им такой шанс. Но на стороне Антанты выступил будущий экономический мировой лидер — Соединенные Штаты Америки, прибывшие на поле брани в тот момент, когда силы всех воюющих держав были истощены. Янки реализовали стратегию, высказанную еще в 1914 году американским послом в Лондоне Пейджем: «…вся Европа (в той мере, в какой выживет) обанкротится, а мы станем безмерно сильнее финансово и политически»[365].

Таким образом, приближалось окончание Первой мировой войны, после чего должно было начаться переустройство Европы и изменение баланса сил на просторах бывшей Российской империи.

Что окончание войны могло принести русскому антибольшевистскому фронту?

Только неизбежное охлаждение союзников.

Здесь надо сказать, что в мае Шульгин получил телеграмму российского посла В. А. Маклакова, она была передана курьером «Азбуки» кружным путем из посольства Франции в Москве.

Маклаков сообщил, что последний номер «Киевлянина» дошел до Парижа и произвел сильное впечатление на французов; он предупреждал, что в военном отношении Германия обречена.

В это время в Киеве появился П. Н. Милюков, у которого, как тогда у многих, в голове была каша — он уже считал необходимым сделать ставку не на союзников, а на Германию. Он даже встретился с руководителем немецкой администрации на Украине 70-летним фельдмаршалом Германом фон Эйхгорном, после чего пришел к Шульгину, стал убеждать того, что «Германия поставит Францию на колени».

Шульгин не согласился, познакомил гостя с телеграммой посла Маклакова — и не переубедил.

Тогда же в Киев приехал Максим Моисеевич Винавер, один из кадетских лидеров, чтобы отговорить Милюкова и некоторых кадетов, вошедших в правительство гетмана, от сотрудничества с немцами. Это ему не удалось, но он тоже встретился с Шульгиным и оставил в своем дневнике такую запись от 14 июля 1918 года: «На сей раз меня тянуло к нему более, чем к кому бы то ни было. И действительно, двухчасовая беседа с ним дала мне полное удовлетворение. Я нашел в нем человека стойкого характера и большого душевного такта. Если бы он не стоял так далеко от основного течения русской жизни, если бы не пришлось ему выбрасывать так много старого багажа для того, чтобы стать в уровень с эпохою, я думаю, он мог бы стать одною из тех фигур, около которых объединились бы стремления к возрождению России»[366].

Маклаковская телеграмма сыграла некую роль в дальнейших действиях Шульгина.

Генерал Деникин характеризовал «группу Шульгина» как союз единомышленников, обладавших серьезным влиянием «в киевских буржуазных и военных кругах». У нее было три главных лозунга: борьба с большевизмом, верность союзникам, верность монархии.

«Монархию безоговорочную, немедленную, открыто исповедуемую. Для Шульгина и его единомышленников монархизм был не формой государственного строя, а религией… Шульгин осуждал постоянно политику руководителей Добровольческой армии, убеждал друзей, что „скоро в России не будет никаких республиканцев“, и просил разъяснить руководителям армии, что никакие воззвания с Учредительным собранием и народоправством не привлекут в армию никого»[367].

Несмотря на то что гражданская администрация немцев смотрела на деятельность Шульгина сквозь пальцы, а выходившая новая газета «Киевская мысль» под редакцией его сестры Павлы Витальевны не задевала немцев, выступала против «украинства», у гетманской разведки копились вопросы к нашему герою. Его вовремя предупредили, и он стал готовиться к бегству на Дон. Но перед отъездом с ним встретились два генерала, один из которых — бывший дивизионный командир барон П. Н. Врангель, второй — член императорской семьи герцог Г. Н. Лейхтенбергский.

До этого Шульгин не был с ними знаком, но они его знали. Врангель объяснил причину визита: они искали, к кому присоединиться. Встречались с немцами, но поняли, что тем нужна Россия только для прорыва к Персидскому заливу (нефть!), а на Скоропадского, под началом которого Врангель когда-то служил, особых надежд не было. Оставалась Добровольческая армия. Хотели бы услышать от Шульгина совет.

Они, видно, кое-что знали о делах Василия Витальевича.

Он прямо сказал, что состоит в переписке с Деникиным, и даже привел часть письма Антона Ивановича: «Вы боретесь смело. У нас ходит по рукам ваше письмо, в котором вы объявляете себя монархистом. У нас офицеры на восемьдесят процентов монархисты. Что касается меня, то я считаю, что это только форма правления. Конституционная монархия — тоже хорошо».

Гости услышали то, что хотели.

На прощание Врангель вымолвил: «По-видимому, мы с вами скоро встретимся у Алексеева».

Они понимали, что без сопротивления их просто зарежут, застрелят или мучительно казнят. В феврале 1918 года в своем имении Торосово под Петроградом был убит двоюродный брат генерала Врангеля Георгий Врангель, причем убийцы выкололи глаза на родовых портретах, разбили севрский фарфор, рояль и старинную мебель. Чем мешали портреты русских генералов?

Шульгин оставил выразительное описание врангелевского облика: «Лицо Петра Николаевича было значительно. В профиль — хищная птица. En face — высокий лоб, близко посаженные глаза неопределенного цвета, кажется, стальные, а может быть, зеленые. Нельзя сказать, чтобы взгляд их был неприятен. Но он был тяжел и давил собеседника. В них был гипноз. Но гипноз какой-то оправданный, он помогал здравым мыслям, с которыми легко можно было согласиться. Тонкий нос придавал лицу что-то орлиное. Нижняя часть лица была совершенно противоположна моей. У меня подбородок короткий и угловатый, хохлацкий. У Врангеля — продолговатый и угловатый, с энергичной мускулатурой. Губы не тонкие, но и не полные. Небольшой рот. Линия рта прямолинейная. В общем, его лицо было прямоугольное, узкое (продолговатая голова)»[368].

Неизвестно, знал ли наш герой о кровном родстве Врангеля с великим Пушкиным, но и без того видно, что Петр Николаевич произвел на него неслабое впечатление. Они стали соратниками на долгие годы.

Генерал Врангель (родился в 1878 году) был сыном барона, доктора философии, председателя и члена правления нескольких акционерных обществ, знаменитого коллекционера. Он окончил Горный институт и Николаевскую академию Генерального штаба, участвовал в Русско-японской войне командиром казачьей сотни. В августе 1914 года в Восточной Пруссии эскадрон под командованием ротмистра Врангеля в конной атаке захватил германскую батарею под деревней Каушен. Все офицеры эскадрона были убиты, одному снесло голову. Врангель чудом остался жив, а его лошадь получила девять картечных ран. За эту атаку он был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени. В 1917 году назначен командиром корпуса, поддержал Корнилова. Врангель — прямой потомок по материнской линии инженер-поручика Ганнибала, «арапа Петра Великого», и, соответственно, дальний родственник поэта Александра Пушкина. В роду Врангеля было семь генералов и фельдмаршалов. Генерал-адъютант А. Е. Врангель воевал на Кавказе, его войска взяли в плен Шамиля; Ф. П. Врангель — выдающийся путешественник; на пятнадцатой стене храма Христа Спасителя, посвященной сражениям при Колоцком монастыре, Шевардине и Бородине 24 и 26 августа 1812 года, указан среди раненых прапорщик Софийского полка барон Врангель. Именно Петр Врангель, возглавив в августе 1918 года 1-ю конную дивизию Добровольческой армии, с успехом применил новую тактику глубоких кавалерийских прорывов, подобных тем, что через целую эпоху, во время Второй мировой войны, успешно применили танковые армии вермахта. За Врангелем, казалось, стояла вся история Российской империи. По пушкинской линии он был связан с родом боярина Гаврилы Олексича, ближайшего сподвижника Александра Невского. Через Гаврилу Олексича и его старшего сына Ивана Морхиню — с родом победителя Наполеона фельдмаршала М. И. Кутузова. По материнской линии М. И. Кутузова — Беклемишевых — с князем Дмитрием Пожарским, руководителем Второго народного ополчения и освободителем Москвы от поляков в 1612 году[369].

364

Шульгин В. В. Тени… С. 198.

365

Цит. по: Виноградов К. Б. Кризисная дипломатия // Первая мировая война. Пролог XX века. М., 1998. С. 127.

366

Цит. по: Будницкий О. В. Российские евреи между красными и белыми (1917–1920). М.,2005. С. 197–198.

367

Деникин А. И. Очерки русской смуты… Май — октябрь 1918. Минск, 2002. С. 149.

368

Шульгин В. В. Тени… С. 304.

369

Шишов А. В. Кутузов. Фельдмаршал великой империи. М., 2006. С. 4, 6.