Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 74 из 153

За псевдонимом «де Ноблемонт» скрывался Георгий Александрович Эдельберт, харьковский помещик, поручик из контрразведки белогвардейской Добровольческой армии.

Далее события разворачивались так. Копия успокоительной телеграммы, адресованной «диктатору» генералу Иванову, ночью 1 марта была разослана всем командующим фронтами.

Тогда же царский поезд повернул на Псков, так как были получены сведения о блокировании путей на столицу революционными войсками. В Пскове располагался штаб Северного фронта. Прибыв туда, император оказался под опекой генерал-адъютанта Н. В. Рузского, который, как вскоре выяснилось, уже определился в отношении сотрудничества с Временным комитетом.

1 марта в 15 часов 58 минут генерал Алексеев направил царю в Псков телеграмму, в которой впервые со всей определенностью указывал императору, как следует действовать.

В первой части телеграммы выражена забота о состоянии армии.

«Беспорядки в Москве, без всякого сомнения, перекинутся в другие большие центры России, и будет окончательно расстроено и без того неудовлетворительное функционирование железных дорог. А так как армия почти ничего не имеет в своих базисных магазинах и живет только подвозом, то нарушение правильного функционирования тыла будет для армии гибельно, в ней начнется голод и возможны беспорядки. Революция в России, а последняя неминуема, раз начнутся беспорядки в тылу, — знаменует собой позорное окончание войны со всеми тяжелыми для России последствиями. Армия слишком тесно связана с жизнью тыла, и с уверенностью можно сказать, что волнения в тылу вызовут таковые же в армии. Требовать от армии, чтобы она спокойно сражалась, когда в тылу идет революция, невозможно.

Нынешний молодой состав армии и офицерский состав, в среде которого громадный процент призванных из запаса и произведенных в офицеры из высших учебных заведений, не дает никаких оснований считать, что армия не будет реагировать на то, что будет происходить в России. Мой верноподданнический долг и долг присяги обязывает меня все это доложить Вашему Императорскому Величеству. Пока не поздно, необходимо принять меры к успокоению населения и восстановить нормальную жизнь в стране».

А вот — прямое давление на царя и возражение против применения силы: «Подавление беспорядков силою, при нынешних условиях, опасно и приведет Россию и армию к гибели. Пока Государственная Дума старается водворить возможный порядок, но если от Вашего Императорского Величества не последует акта, способствующего общему успокоению, власть завтра же перейдет в руки крайних элементов и Россия переживет все ужасы революции. Умоляю Ваше Величество, ради спасения России и династии, поставить во главе правительства лицо, которому бы верила Россия и поручить ему образовать кабинет.

В настоящее время это единственное спасение. Медлить невозможно и необходимо это провести безотлагательно.

Докладывающие Вашему Величеству противное бессознательно и преступно ведут Россию к гибели и позору и создают опасность для династии Вашего Императорского Величества. 1847. Генерал-адъютант Алексеев».

Генерал Спиридович: «Государь долго не ложился спать. Было около пяти часов утра, когда Государь дал для отправки генералу Алексееву, в Ставку, следующую телеграмму: „Можно объявить представленный манифест, пометив его Псковом. НИКОЛАЙ“.

В тот вечер Государь был побежден. Рузский сломил измученного, издерганного морально Государя, не находившего в те дни около себя серьезной поддержки.

Государь сдал морально. Он уступил силе, напористости, грубости, дошедшей в один момент до топания ногами и до стучания рукою по столу.

Об этой грубости Государь говорил с горечью позже своей Августейшей матушке и не мог забыть ее даже в Тобольске. (Об этом случае вдовствующая Императрица Мария Федоровна говорила графине Воронцовой-Дашковой, графу Гендрикову, князю Долгорукову, графу Д. Шереметеву. Трое последних лично передавали это автору настоящих строк. Граф Гендриков писал о том в журнале „Двуглавый Орел“. № 29.)

Уступив Рузскому и Алексееву, Государь как бы признал свою ошибку в прошлом и тем уронил в их глазах свой авторитет правителя и самодержца. Почва для утренней атаки на Государя была подготовлена».

2 марта (15-го по новому стилю) в 3 часа 20 минут ночи генерал Рузский вступил в решающий разговор с Родзянко (по телеграфному аппарату Юза), который длился около двух часов и привел к роковым решениям.





Рузский сообщил, что «Его Величество выразил окончательное решение — дать ответственное перед законодательными палатами министерство с поручением вам образовать кабинет».

Родзянко воспринял эту информацию, которая несколько дней назад была бы сенсационной, без всякой радости. Он ответил, что «…войска окончательно деморализованы, идет одна из страшнейших революций, ненависть к Государыне Императрице дошла до крайних пределов». Выход только один: «династический вопрос поставлен ребром».

Рузский спросил главное: «В каком виде намечается разрешение династического вопроса?»

Родзянко после перечисления претензий к императору (слабые министры, Распутин и «его клика», инфляция, давление на Думу, аресты, ненавидимая императрица) выдал: «Отречения в пользу сына при регентстве Михаила Александровича». При этом он ложно утверждал, подыгрывая генералу, что «…народ решил твердо войну довести до победного конца и в руки немцам не даваться».

Рузский понял и начал зондаж: «Войска на фронте с томительной тревогой и тоской оглядываются на то, что делается в тылу, а начальники лишены авторитетного слова сделать им надлежащее распоряжение».

Родзянко дал понять, что будет располагать властными полномочиями: «Анархия достигает таких размеров, что я вынужден сегодня ночью назначить Временное правительство». И чтобы генерал не сомневался: «Наша славная армия не будет ни в чем нуждаться. В этом полное единение всех партий».

Рузский уточнил: «Насильственный переворот не может пройти бесследно».

Родзянко фактически дал ему рекомендацию, как действовать: «Переворот может быть добровольный и вполне безболезненный для всех, и тогда все кончится в несколько дней, — одно могу сказать: ни кровопролитий, ни ненужных жертв не будет, я этого не допущу».

Разговор закончился. Ранним утром 2 марта генерал Алексеев получил его текст и начал действовать. По его приказанию генерал-квартирмейстер штаба А. С. Лукомский вызвал к аппарату начальника штаба Северного фронта генерала Данилова и передал: Алексеев просит разбудить царя и доложить ему о разговоре генерала Рузского с Родзянко. «Переживаем слишком серьезный момент, когда решается вопрос свержения Государя с престола. Уже более суток генерал Алексеев убедительно просит безотлагательно это сделать, так как теперь важна каждая минута и всякие этикеты должны быть отброшены. Генерал Алексеев просит, по выяснении вопроса, немедленно сообщить, дабы официально и со стороны военных властей сделать необходимое сообщение в армии, ибо неизвестность хуже всего и грозит тому, что начнется анархия в армии».

Далее Лукомский «от себя» попросил доложить Рузскому, что «выбора нет и отречение должно состояться».

И как аргумент для давления на царя: «Надо помнить, что вся царская семья находится в руках мятежных войск, ибо, по полученным сведениям, дворец в Царском Селе занят войсками, как об этом вчера уже сообщал вам генерал Клембовский. Если не согласиться, то, вероятно, произойдут дальнейшие эксцессы, которые будут угрожать царским детям, а затем начнется междоусобная война и Россия погибнет под ударами Германии и погибнет вся династия. Мне больно это говорить, но другого выхода нет».

Едва ли генерал Лукомский послал свое «частное» добавление без ведома самого Алексеева.

Однако Александровский дворец в Царском Селе не был захвачен революционными солдатами. Говоря о захвате, Лукомский дезинформировал Псков.

Не надеясь сломить сопротивление царя, генерал Алексеев подключил к делу всех командующих фронтами. Им было сообщено мнение Родзянко о необходимости отречения: «Войну можно продолжать до победоносного конца лишь при исполнении предъявляемых требований относительно отречения от престола в пользу сына при регентстве Михаила Александровича».