Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 106 из 116



Лагулек получил тринадцать месяцев. Когда охранник уводил его в тюрьму, он держался дерзко, как бывалый арестант, и в коридоре крикнул Маргану:

— Будь здоров, Людва! Живи весело, до скорой встречи!

Марган перекосился от злости, пригрозил ему кулаком, но Лагулек только захохотал и махнул рукой.

Взволнованный, раздраженный, Марган вышел на улицу. Он ужасно хотел есть, нашел ближайший трактир и заказал тарелку супа. Поганая история! Он боязливо огляделся по сторонам, нет ли тут кого из знакомых: вдруг по его лицу можно понять, что минуту назад ему припаяли четыре месяцы тюрьмы. Но в трактире всего один посетитель, кучер в синем фартуке, который сидит над кружкой пива и жует рогалик. Кажется, и официант не видит этих нависших над Людвиком четырех месяцев. Вытирает стол салфеткой и спрашивает: «Чего изволите?..»

Счастье еще, что на суде не было никого из газетчиков, если бы его позор стал широко известен, он бы вообще погиб, только бы и оставалось — удавиться… А мама, что бы она, бедняжка, делала?

«Шкуру с тебя содрать мало за твою глупость! А этому пройдохе Лагулеку я еще припомню! Пусть напрасно не надеется, наши пути еще пересекутся! Увидит, с кем имеет дело! Отплачу ему с процентами…»

Он с жадностью доел суп, но сытым себя не почувствовал. Сегодня он бы легко справился и с обедом посолидней. Но знает, что позволить себе этого не может. Сбережения его кончаются, скоро он окажется совсем на мели. А сестра после каникул должна начать занятия в промышленном училище. Он обещал купить ей краски и чертежную доску. Теперь ничего не получится. Бедная девочка! Она так надеялась…

Сжав зубы, Людвиг Марган простонал:

— Мерзавец я и негодяй, что мне теперь делать…

Марган снял с крючка подшивку газет — не для того, чтобы узнать городские новости, но чтобы просмотреть объявления. Рубрика «Биржа услуг и труда» стала теперь его ежедневным чтением. Он знал, что одновременно с ним эти объявления читают тысячи тех, кто еще пытается найти себе место в трудовом процессе. С толпой усталых отощавших людей стоял он перед отделами найма, перед металлическими решетками затихших фабрик и все надеялся: вдруг кому-то понадобятся его руки. Но каждый раз выяснялось, что он пришел поздно; если бы он пришел минутой раньше, — говорили ему, — можно было бы что-нибудь сделать. Но почему-то он всегда на минуту опаздывал.

На этот раз в «Отделе объявлений» он прочел, что какой-то господин ищет шофера для мотоцикла. Осмотрительного, опытного шофера, — как было сказано. Марган задумался. Управлять мотоциклом он умеет, разбирается в любом бензиновом моторе да только… До сих пор он обслуживал элегантный, тихо шуршащий шинами автомобиль, возбуждавший всеобщее восхищение, возил господина в очках с черепаховой оправой и с портфелем, полным бумаг, заголовки которых гласили: экспозе, докладная, критические замечания, заключение экспертизы, памятная записка, резолюция, протокол… Случалось, возил и супругу генерального директора, нервную даму с капризным, гордым лицом, и ее детей, двух мальчиков в матросских курточках с золотыми пуговицами; даже секретаря генерального директора с утонченным, самолюбивым лицом и англичанку-воспитательницу.

Как и его отец, Людвик Марган привык служить господам. В эту минуту он отчетливо увидел отца: его чопорную бритую физиономию, украшенную светло-русыми бакенбардами. Тот сидел, выпрямившись на козлах блестящего экипажа. На голове его красовался цилиндр с пестрой пряжкой. Вид отца внушал уважение; он всегда восседал, не глядя ни направо, ни налево, а на приветствия вежливых горожан отвечал, притрагиваясь к цилиндру рукой в белой перчатке. Это был гордый человек, который кроме своих хозяев чтил одного себя, причем настолько, что не вступал в разговоры даже с собственной женой. Мать в его присутствии не осмеливалась раскрыть рот. Услышав чуть громче сказанное слово, он недовольно морщился. В усадьбе его господ шум и беготня были запрещены. Слуги говорили приглушенными голосами, передвигались, словно тени, их ноги в туфлях на войлочной подошве едва касались земли.

По примеру своего отца Людвик тоже умел молча сидеть за рулем и долгими часами неподвижно ожидать перед мраморным порталом банка, директором которого был его хозяин. Когда господин Гартенегг выходил из дверей, он вскакивал — руки по швам — и открывал дверцу. Хозяин сообщал, куда ехать, лаконичным, для других непонятным полусловом. Шофер знал: спрашивать не положено; лишние разговоры утомляли директора.

Марган стряхнул воспоминания и еще раз просмотрел объявление. Приглашается шофер для мотоцикла. Странное дело! Что это за люди, если они ездят на мотоцикле с наемным шофером? Сходить туда? Марган колеблется. Если кто-нибудь из его бывших коллег увидит, как вымуштрованный шофер барского автомобиля управляет мотоциклом… Он уже слышит их грубые, ехидные замечания. Что бы сказал его гордый отец? Наверняка отрекся бы от недостойного сына, который пал так низко, что нанялся в услужение к какому-то плебею.

«И пускай! Сегодня у меня нет выбора. Надо хвататься за то, что предлагают. Нечего было преступать закон и связываться с этим пронырой Лагулеком. Хорошо, если получу это место. Надо хоть как-то устроиться! Потом, возможно, появится что-нибудь более путное…»

Пани Михелупова открыла дверь молодому человеку в элегантной шоколадного цвета форменной одежде и высоких шнурованных ботинках. Шофер представился. Показал бумаги, свидетельствующие о том, что он много лет служил личным шофером генерального директора Гартенегга. Пани Михелупова провела его в гостиную и предложила сесть. Молодой человек отказался, в его голосе звучало изумление: как может наемный слуга сесть в присутствии дамы?

— Благодарю вас, — с гордым смирением отказался он. — Я постою.

Этот молодой человек со слишком изысканными манерами беспокоил пани Михелупову.

— Прошу вас подождать, — нервно произнесла она, — я не знаю… что скажет мой муж…

— Не беспокойтесь, — вежливо отвечал он. — Я подожду.



Смущение пани Михелуповой растет. Господин в коричневой форме стоит неподвижно, чуть наклонившись вперед, свесив руки, с учтивым, выжидательным выражением лица. Она хотела завязать с ним беседу. Он отвечал на вопросы тихим, бархатным голосом. Говорил только то, о чем его спрашивали. И вновь умолкал, продолжая стоять в той же позе.

— Отчего это супруг не идет? — удивлялась пани Михелупова. Обычно она говорила о нем «мой», но в присутствии корректного молодого человека складывала губки бантиком и старалась выбирать изящные выражения. Нервно вскакивала, открывала дверь и прислушивалась, не раздадутся ли на лестнице шаги Михелупа.

— Отчего он так задерживается? Давно бы пора вернуться…

— Не беспокойтесь, милостивая пани, я подожду, — с неизменной учтивостью повторял молодой человек.

Наконец послышался звук поворачиваемого в замке ключа. Пани Михелупова обрадовалась. От сердца отлегло.

— Вернулся мой муж, — объявила она, — сейчас войдет. Извините, что заставила вас так долго ждать.

Молодой человек молча поклонился.

Слышно, как Михелуп протопал по кухне и за что-то громко побранил прислугу. Пани Михелупова зарделась.

«Ведет себя, как мужлан, — подумала она. — Что этот господин о нас подумает? Он служил в благородном семействе и не привык к таким нравам. Да и вообще не похож на шофера». Привлекательным лицом и стройной фигурой он скорее напоминал пани Михелуповой молодого пилота, который женится на дочери керосинового короля.

— Роберт! — позвала она.

— Чего тебе? — послышалось из кухни.

— Иди сюда. У нас гость.

— Иду!

Бухгалтер появился в гостиной без пиджака, вытирая полотенцем лицо.

Пани Михелупова снова зарделась.

«Ужасный человек. Ходит в жилете… Как это, скажите на милость, выглядит со стороны?»

— Мой супруг… — пан Марган… — представила она.

Михелуп повесил полотенце на спинку стула и поклонился:

— Очень рад. Чем могу быть полезен? — И протянул гостю руку.