Страница 24 из 124
Иво умирал.
Один из заключенных пробовал наигрывать на флейте. Маленькая девочка, дочь пассажира с верхней палубы, услышала и была зачарована мелодией.
— Если ты думаешь, что я играю хорошо, то тебе следует послушать этого парня, — сказал тот человек. — Жаль, он вряд ли долго протянет на таком холоде.
Девочка рассказала обо всем матери. Та ответила:
— Я знаю только одного человека, который по-настоящему умеет играть на флейте. Один мой старый друг, но здесь оказаться он не мог никак.
Но она все-таки спустилась в трюм, надеясь на невозможное, и нашла его там — завернутого в грязное одеяло, с обезумевшим взглядом, сотрясаемым конвульсиями. Женщина узнала своего друга.
В трюм набилось столько народу, что его пришлось передавать по рукам. Она плеснула ему в рот виски, но он даже не смог его проглотить.
Вместе с девочкой они согрели его и оказали первую помощь.
К полуночи он немного пришел в себя. Женщина протянула ему флейту — лучшее лекарство, — и он принялся тихонько наигрывать.
Бывшие заключенные шумно радовались, услышав его игру. Он выживет!
— Это проявление милосердия и было отправной точкой, — сказал Иво, — иначе бы я умер.
Гротон покачал головой.
— Странную историю вы мне рассказали. Но, как я уже говорил, ее ценность в том, насколько она важна для вас, детали роли не играют. Я воспользуюсь ею в своих изысканиях.
Иво почувствовал неловкость и отказался завтракать с Гротоном. Он был сильно голоден и направился в главный зал станции.
Было довольно рано по станционному времени. Позавтракав, он вновь ощутил беспокойство. Спит ли еще Афра в комнате Брада? Не зайти ли туда?
Он остановился напротив уборной — и ему внезапно бросилось в глаза, что двери всех туалетов направлены в одну сторону. Конструкция была такова, что сидящий в туалете смотрел в направлении «вперед» относительно ориентации тора.
— Когда тебе придется присесть, знай, что твоя задница смотрит на корму, — произнес он вслух, наконец-то до конца поняв каламбур Брада — тот прошелся насчет станционных терминов.
Иво моргнул, на глаза навернулись слезы.
Брадли Карпентер, доктор наук в области космических технологий в двадцать два года, в двадцать пять лет, собрав уцелевший рассудок, смог прошептать лишь одну букву из немецкого слова. Брад! Гордость безымянного проекта, который местные остряки прозвали «Эксперимент Пекера»[22].
Эксперимент поставили люди, вдохновленные примером хорошо известного проекта, оборвавшегося на двадцать лет раньше — Пэкхемского Эксперимента.
Но если бы благодушные доктора из Пэкхема узнали, какое зловещее продолжение получат некоторые их исследования, они надолго бы утратили сон. Насколько знал Иво, некая группа британских медиков в тридцатых годах задалась целью выяснить природу здоровья.
Им казалось, что внимание традиционной медицины к болезням является ошибочным подходом, гораздо разумнее было бы принять меры по сохранению здоровья и, тем самым, исключить длительный и лишь частично эффективный процесс лечения.
Основой должно было стать регулярное полное медицинское обследование каждого, причем предметом особого внимания было состояние здоровья семьи, а не отдельного индивидуума. Но насколько применим этот подход к каждой семье?
Центр проекта, размещавшийся в Пэкхеме с 1935 года, вскоре представил первые доказательства жизнеспособности теории. В эксперименте участвовали многие местные семьи на протяжении нескольких лет, наслаждаясь, как никогда, здоровым телом. Но что удивительно, исследования показали, что девяносто процентов участников, — предполагалось, что это среднестатистический срез, — были не совсем здоровы изначально. Таким образом, получалось, что «нормальный» человек болен.
А что, если бы девяносто процентов были бы здоровы? Пэкхемский эксперимент открывал потрясающие перспективы. Вторая мировая война, кровоточащая рана больного общества, положила всему конец. Послевоенная реорганизация не удалась из-за недостатка средств, и смелый эксперимент был закрыт.
Но не забыт. Результаты эксперимента активно изучались в последующие годы, и было выдвинуто заманчивое предложение. Если средний человек болен, а «нормальный» фактически анормален, то заложенные физические ресурсы никогда не реализуются полностью, — что же тогда говорить об умственных? Могут ли должное воспитание и забота превратить среднего человека в выдающегося, а выдающегося в гения?
Какие плоды принесет искусственное воспроизводство гениев? Сколько заплатит промышленность за специалистов с гарантированным интеллектуальным коэффициентом? Что от этого выиграет нация? Существует ли предел?
Заинтересованные частные лица решили рискнуть. Появились средства, были начаты предварительные исследования. Предстояло выяснить, какие условия необходимы для развития высокого интеллекта. Каков наилучший исходный материал. Как на ферме, где прежде всего интересуются мясом, а не самочувствием коров, так и здесь — коэффициент, а не приличия и условности были во главе угла.
Исследования, проведенные после Пэкхемского эксперимента, выявили интересные и неожиданные факты.
Наследственность, конечно, играет роль, но не меньшую — окружение, причем в весьма неочевидной форме, что явилось откровением. Здоровье существенно также, как и образование. Теория и практика школьного образования давно уже созрели для революции.
Вывод: На успеваемость учащегося влияет то, чего ждет от него преподаватель. И хваленая американская «самодостаточность» выливалась в более низкие оценки негритянских и индейских школьников, и более высокие, у белых, из хороших семей — несмотря на объективность тестов.
Вывод: Отсутствует корреляция между школьной успеваемостью и успехами в дальнейшей жизни. Дополнительные годы образования и дипломы теряют смысл, если обществом не поощряется «самодостаточность» его членов.
Вывод: Существующий традиционный восьмилетний план начальной школы может быть без труда освоен двенадцатилетним ребенком за четыре месяца — причем большая часть постигается самостоятельно, без формального руководства.
Вывод: Истинно творческий ребенок обычно скептичен, независим, самоуверен — настоящий баламут. Он, согласно традиционным определениям, не является хорошим учеником.
Вывод: У животных — любых видов, — выросших в темноте, атрофируются палочки и колбочки сетчатки — они пожизненно слепы. У животных — любых видов, — выросших в стесненных условиях и однообразной обстановке, никогда не развиваются «нормальные» ментальные и эмоциональные способности — они пожизненно дебилы. Болезни, плохое питание, отсутствие эмоциональной и культурной мотивации способствуют появлению неполноценных личностей.
Вывод: Теоретически возможно поднять коэффициент среднего ребенка на тридцать пунктов и более — только создавая соответствующие условия и не стесняя здоровую инициативу. Поощряемый таким образом ребенок реализует большую часть своих природных способностей — возможность, которой лишены его сверстники.
Таковыми были предпосылки проекта. Деньги текли рекой, по всему миру отбиралось сырье для производства гениев и затем щедро выкармливалось, чтобы получить здоровый и физически крепкий объект исследования. Собственно, технология получения исходного материала и послужила поводом для ироничного названия проекта[23].
Неглупые мужчины различных рас должны были сочетаться не с супругой, а с женщиной в пике физической формы, причем обеим сторонам альянса щедро платили за службу. Обязанность на два года, причем болезни и бесплодие не приветствовались.
Дети никогда не знали своих биологических родителей. Их отлучали от семей в раннем возрасте и отправляли на строго охраняемые базы проекта, где им предстояло жить в наиболее здоровой и творческой обстановке, когда-либо созданной человеком.
Обычные семьи были заменены кое-чем получше: коллективной семьей. Персонал базы, как мужской, так и женский, был проинструктирован ни в чем не ограничивать ребенка, кроме одного — выхода из проекта, и никогда не вмешиваться в детские дела.
22
Pecker — зд. обжора (англ.).
23
Pecker — также обжора (англ.).