Диско-бар

— Подумал?

— Пришёл же…

— Выкладывай.

— Только ему, Петельникову.

— Его нет.

— Тогда не скажу.

— Я тоже инспектор уголовного розыска.

Миша Ефременко повернулся и откровенно стал разглядывать Леденцова, на котором пиджак висел свободно, словно его тело было собрано из реечек.

— Вы в каком весе?

— Миша, капитан Петельников говорил, что после школы ты хочешь поступить в милицию?

— Хочу.

— А не на мясокомбинат?

— При чём мясо… комбинат?

— Это там бычков взвешивают. А в уголовный розыск принимают не по живому весу, а по интеллекту и по нравственному облику.

Ефременко опять попробовал расплющить железную скамейку. Маленькие глубокие глазки смотрели смятенно. Румянец, сперва лежавший на коже скоплением алых пятнышек, захлестнул щёки, отчего они стали широченными, как бутыль с морсом.

— Только Петельникову скажу, — упёрся он уже в обиде.

— Ты сечёшь в нашей работе? — доверительно спросил инспектор.

— Секу, — не моргнув глазом признался Миша.

— Капитан Петельников на задании, — оглянувшись на дежурную часть, тихо оповестил Леденцов.

Миша Ефременко задумался на минутку, в которую скамейка от его ёрзанья вроде бы чуть передвинулась. Вздохнув, он простодушно признался:

— Скажите Петельникову, что джинсы я продал.

— Зря, дело не в штанах. У капитана их две пары.

— Да?

— С этим к Петельникову и пришёл?

— Он спрашивал, зачем мне деньги…

— Так, зачем?

— Придёшь с девочкой в диско-бар. Мороженое, коктейль, шампанское… А денег мало. Тогда к Сосику. Он подкинет.

— Сосик-то? — удивился инспектор.

— Только потом отдай вдвойне. Такой у него закон.

— Вдвойне?

— Взял десятку, отдай две.

— А если не отдашь?

— Ха, бить будут. На стенку без лестницы полезешь.

— Бьёт Сосик?

— Там и ещё один на подхвате есть. Кличка Хап. Как били, инспектор видел; как били, инспектор прочувствовал.

— Сосик там работает?

— Нет, пасётся.

— Но ведь деньги можно не вернуть и в бар больше не пойти?

— Ха, он адрес записывает.

— Можно адрес соврать.

— Ха! В бар тогда не сунешься, а он один на район. А как соврёшь… Сосик или уже знает тебя, или по рекомендации, или сходит в комнату и по телефону в справочном адресок проверит. У него и купить можно всю фирму — джинсы, диски, кеды, французские колготки… И попугаев продаёт, и обезьян. Только денежки нужны — ого какие.

— Ты у него брал?

— Не раз.

— Отдавал?

— Как же.

— А кто ещё?

— Навалом ребят, да они не признаются.

— Почему?

— Сами же у Сосика просили…

Психология подростков не терпит полутонов. Леденцов её понимал: парень пришёл с подружкой, ему надо потанцевать да покрасоваться, денег нет, он просит, его выручают… И он вместо благодарности заявит в милицию? Ну, а стопроцентная надбавка не в счёт — знал же условия. О стопроцентной надбавке парень вспоминал на следующий день. Где взять деньги? У родителей, одолжить у приятелей, заработать, что-нибудь продать?.. Или украсть?

— Миша, джинсы у Сосика купил?

— За двести.

— А сколько брал у него наличными?

— Не наличными.

— А как?

— Сосик запишет сумму, на неё барменша и отпустит чего хочешь.

Дошли и до барменши, до бандерши. Как там… «Никогда не беспокоят поступки женщин, а беспокоит то, на какие поступки они толкают мужчин». Впрочем, вряд ли такая женщина, как Дарья Крикливец, могла вдохновить Сосика на какой-либо поступок.

— Значит, расчёт шёл безналичный, — задумчиво сказал Леденцов.

Он вспомнил своё посещение бара. Чувство, близкое к страху, хлестнуло его раньше осознанной мысли. Не может быть… «Школьница» отпускала коктейли без денег.

— Барменша какая? Грузная, чёрная, постарше?.. — спросил он с остатками надежды.

— Нет, другая, с косичками.

Леденцов вскочил. Так он ещё не ошибался. Инспектор уголовного розыска, знаток преступников, любитель психологии… Ввёл в заблуждение Петельникова. Но не собственная ошибка занимала его сейчас… От Кати Муравщиковой было известно, что «школьница» на день рождения приглашена. Петельников мог ей довериться. А если придёт Сосик…

Инспектор глянул за угол здания — свободные машины стояли.

— Ефременко, поедешь со мной?

— Куда?

— На операцию, — буркнул Леденцов.

21

Сознание прояснялось, в голове-словно рассветало. Перед глазами лежала бездонная и белёсая прозрачность. Инспектор догадался, что он смотрит в окно и видит белую ночь. Там было свободно и прохладно. Приложить бы эту белую ночь к затылку…

Он лежал на кухне со связанными руками и ногами. В передней топали выгоняемые гости. Потом всё стихло — лишь где-то за стеной всхлипывала Катя, которую, видимо, не выпускали.

Инспектор попробовал вырваться из верёвок, заёрзал на полу и тогда увидел Вику — она сидела в углу и спокойно курила. Её глаза, цвета белой ночи за окном, ничего не выражали. Увидев ожившего инспектора, она вышла…

Почти сразу же в кухню шагнул Сосик и склонился над Петельниковым — близко, к самому лицу.

— Головка — болит, инспектор?

Чем же так поражало лицо этого Сосика… Много людей с ярко-белой кожей и чёрными волосами. Контрастностью: слишком белого и слишком чёрного. Когда лицо в лицо… Петельников приметил, что Сосиковы щёки неравномерной белизны. И в волосах есть серенькие прядки.

— Сосик… Ты назвал парнишку в очках бабой… А баба… ты.

— Да ну?

— Ты же красишься и пудришься. И мужчины не бьют сзади.

— Я тебя и спереди положу.

— Нет, Сосик. Ты можешь только сзади. Как и Леденцова.

— Важен результат.

— Ты слаб, Сосик.

— А ты силён — а лежишь.

— Твои чёрные крашеные волосы, чёрные очки, чёрная куртка — от неуверенности.

— В чём — я — неуверен — ты — легавый?

— В жизни. Ты же неудачник.

— А — что — такое — неудачник — а?

— Человек, не понявший смысла жизни.

— Мысляжом давишь, легаш-теоретик?

— Все, кто хапает деньги и вещи, — это неудачники, Сосик.

— Чего ж ты, удачник, — на полу — опутан верёвкой?

— У меня работа такая.

— Хватит щекотать жабры, — кончил Сосик философские разговоры. — Зачем вызывал оперативную группу?

— Для полноты компании, — усмехнулся инспектор.

— Зря скалишься — ты у меня — в руках.

— Нет, Сосик, ты у меня в руках.

— Загадками пишешь?

— В уголовном розыске знают, что я тут. Поэтому убить меня ты не можешь. Тебе остаётся бежать. Но ведь всё равно поймаем. Так кто у кого в руках?

— Поймать меня — у вас штаны треснут. Зачем вызывал свою группу?

— Так тебе и сказал…

— А я — кислород — перекрою.

Он склонился ещё ниже и деревянным ребром ладони пробно надавил на горло. Инспектор не испугался, потому что его обуяла такая злость, которая растопила все другие чувства и ощущения. И он понял, что такое пытка, — не издевательства, не боль, не верёвка, которая до крови вдавилась в его кожу…

Пытка — это видеть перед собой лицо врага и быть бессильным.

— Закон наш, Сосик, неполный… Сказано, что преступник тот, кто нарушил закон… Преступник — это прежде всего подлец…

Дерево ладони вдавилось в горло. Петельников закашлялся, и зелёные мушки побежали в глазах…

В передней тренькнул недоверчивый звонок. Сосик вскочил, окинул взглядом инспектора и вышел. В квартире всё притихло.

Петельников ждал, повторится ли звонок. Вернувшийся гость? Почта? Мальчишка, озоровавший на лестнице? По ошибке надавили не ту кнопку? Надо бы что-то сделать… Закричать? Инспектор болезненно усмехнулся. Здоровый мужик развалился на кухне и орёт. Ребята потом засмеют.

Позвонили опять — чуть смелее.

В кухню тихо ворвался Сосик, притащив за руку Дарью:

— Последи за ним!

— Я не подряжалась…

— И тебе — кислород — перекрыть?

Дарья испуганно отскочила к инспектору. Как только Сосик вышел, она опустилась на табуретку и заплакала — перед связанным Петельниковым. Сидела растрёпанная молодая женщина и плакала, и сморкалась, и причитала, словно в кухне никого не было. В кухне никого и не было, ибо связанный человек — не человек.