Диско-бар

18

Петельников велел — пока он гуляет на дне рождения — быстренько поговорить с двумя ребятами: с Юрой из технического училища и со спортсменом Мишей Ефременко. Теперь было о чём спрашивать.

Юру инспектор укараулил возле училища. Невысокий белобрысый паренёк в форменной куртке и фуражке с готовностью набычился перед Леденцовым. Инспектор объяснил, кто он и от кого.

— У меня билет в кино.

— А я тебя провожу до кинотеатра.

Они пошли, косясь друг на друга.

— Деньги за колесо я хозяину отдал…

— Молодец, возместил причинённый ущерб.

— Так чего за мной ходите?

— Я хожу не за тобой, а иду вместе с тобой.

— А зачем?

— Вопросы есть…

Инспектор знал, что Петельников перед серьёзными вопросами заводил разговоры на посторонние темы, о том о сём и даже о погоде. Изучать этого Юру вольными беседами сейчас времени не было.

Но Леденцов хитрил перед собой, ссылаясь на время… Его обычное весёлое настроение растворилось в какой-то мглистой тревоге. Сперва он её не понял, прилившую тревогу. Потом осознал — беспокоился он о капитане. В логово пошёл. И если туда придёт Сосик…

— В диско-баре бываешь? — спросил Леденцов.

— Ну…

— «Ну» — это что? Да?

— Ну, да.

— Как там? — задал всё-таки общий вопрос инспектор.

— Весело, — улыбнулся Юра, овеянный воспоминаниями.

— Сосика знаешь? — прямо спросил Леденцов.

Его спутник как-то переступил ногами на ровном месте, словно увидел перед собой яму, которая вдруг затянулась асфальтом.

— Не знаю.

— Чёрная кожанка, тёмные очки, белые сапоги…

— Много там разных.

— Врёшь ведь, — не вытерпел инспектор, убеждённый его спотыканием.

— Может, и видел.

— Что он там делает?

— Капусту, — хихикнул Юра.

— Как?

— Каждый стрижёт свою капусту, как умеет, — он ещё раз хихикнул.

— Как стрижёт Сосик? — упорно повторил Леденцов.

— Почём я знаю, — спохватился парень.

— Ты его боишься, что ли?

— А его все боятся.

— Он своё отгулял, — опрометчиво бросил инспектор, стараясь убедить Юру в миновавшей опасности.

— Пока толстый сохнет, тощий сдохнет.

— Ты, молодой и сильный мужчина, прямо признаёшься в трусости?

— Он не таких молодых и сильных делал…

Леденцову хотелось рассказать, как Сосик «сделал» его. И всё-таки он не боится эту чёрно-белую паскуду. Но инспектор вовремя догадался, что ответит ему этот ушлый Юра: мол, ты за это деньги получаешь. То бишь стрижёшь капусту.

— Какой фильм идёшь смотреть?

— Про космос.

Леденцов остановился. Встал и Юра, повернувшись лицом к инспектору, — сивая чёлка выпущена из-под фуражки на переносицу, узкие глаза смотрят прямо, чуть сходясь, словно разглядывают эту самую чёлку; на губах недовольное нетерпение. Как там… «Он походил на дохлую рыбу, застрявшую в сухой водосточной трубе».

— Юра, а ты бы в космос полетел?

— Полетел бы, — не замешкался он.

— Человек бы тонул… спас?

— А чего ж… Плавать умею.

— Пожар… Ребёнка бы вынес?

— А как же.

— Врёшь ты, братец, ни в космос бы ты не полетел, ни тонувшего бы, ни горевшего бы не спас.

— Потому что я не хочу?.. — начал было спрашивать Юра.

— Потому что ты трус, — перебил инспектор.

— …подставлять свою шею под его ладонь-секиру? Двадцатый век — дураков нет.

— Пусть другие подставляют?

— Кому деньги за это платят, тот пусть и подставляет.

— Эх, был бы тут чайник…

— Зачем… чайник?

— Чаю бы с тобой попил.

Неожиданно для парня Леденцов тут же, посреди оживлённой панели и посреди их разговора, сделал пять скорых приседаний.

— Зачем приседаешь? — спросил опешивший Юра.

— Чтобы не пить с тобой чай.

— Как… это?

— Тебя вызовут к следователю.

Леденцов сильно повернулся и зашагал, стараясь каблуками проломить асфальт. Он понял, что над волей ему работать ещё и работать.

Душа заныла ещё сильней. Чьи это слова про душу? Мамины. Он всегда подшучивал — неплотская душа не может ныть. А вот заныла и у него.

19

Сосик лёг в прогалинку меж парнем в шёлковой рубахе и Викой. Теперь его и Петельникова разделяла только «школьница». Дарья взметнула своё грузное тело с лёгкостью балерины и поставила перед новым гостем хрустальный бокал, налитый коньяком. Но Сосик лишь глянул на него — из кармана лайковой куртки вытащил тёмную бутылку «Наполеона», легко открыл её, сделал заправский глоток и протянул Вике:

— Пей и пусти по кругу.

Вика, «школьница» с косичками, которая весь вечер смаковала пепси-колу, послушно приложилась к горлышку и протянула инспектору. Он глотнул — его брезгливость выразилась в том, что нестерпимо потянуло к простой еде: хлебу, кислой капусте, чаю… Бутылка пошла дальше. Пили все.

Лиловокисейная замешкалась.

— Что? — спросил Сосик своим прерывистым голосом.

— Булькает, — жеманно объяснила она.

— Пей, не захлебнёшься!

Лиловокисейная булькнула.

Инспектор вспомнил, что этот Сосик ходит с белым чемоданчиком-«дипломатом».

Бутылка дошла до паренька в очках, который тихонько сидел в какой-то неудобной, паучьей позе. Он передал бутылку, не приложившись.

— Не будь козлом, — посоветовал Сосик.

— Я вообще не пью, — отозвался паренёк.

— Он не пьёт, — подтвердила Дарья.

— Тогда что он тут делает? — удивился Сосик.

— И верно, — удивился в свою очередь парнишка, облегчённо расставаясь с паучьей позой.

Он ушёл тихо, не попрощавшись.

— Одной бабой стало меньше, — бросил Сосик.

Петельникову тоже захотелось сказать «и верно», встать на задние конечности, как положено человеку, и выйти вслед за очкастым. Но он был на работе, поэтому просматривал комнату, водя взглядом вдоль стен. Чемоданчик мог стоять где-нибудь в тенёчке. Чемоданчик не стоял.

Ополовиненная бутылка «Наполеона» замкнула круг и вернулась к Сосику. Он взболтнул её, определяя остаток, запрокинул и долго глотал в ждущей тишине, пока всё не выпил. Когда он отёр губы, гости крикнули «Ура!» и грянула музыка — мендельсоновский свадебный марш. Тут же в углу белым светом зажёгся крупный металлический крест. В другом углу огненный блик осветил тёмную икону с поникшей богородицей. А в центре стены, на телевизоре забелел череп с горящими глазницами… Гости ещё раз крикнули «Ура!».

Инспектор думал: никогда не расстаётся с белым чемоданчиком… Мода, привычка? Или носит в нём лихие деньги, оружие, драгоценности? Никогда не расстаётся, а сегодня расстался?

— Порванные колготки лучше всего штопать своими волосами, — сообщила подкравшаяся лиловокисейная.

Инспектор хотел расспросить о деталях штопки, но Сосик придвинулся к нему как-то сквозь Вику, словно её и не было. Свет от ближайшей свечки пал на него широко — кафельное лицо, короткий нос, тёмные очки, чёрные волосы и тонкие губы, беспрерывно и незаметно дрожащие от лишь им ведомого холода.

— Ты — кто? — спросил Сосик, прошивая его тёмным блеском стёкол.

— Инспектор уголовного розыска, — пошутил Петельников.

Кто-то засмеялся. Сильнее дрогнули губы у Сосика.

— Он изобретатель, — вмешалась лиловокисейная.

— Это Катин, — объяснила Дарья.

— А где её муж? — усмехнулся Сосик.

Катя, которая обычно бывала вся в движении, лежала на животе и, подперев руками голову, уныло разглядывала надкушенный бутерброд. Встрепенувшись, она кокетливо спросила:

— А с другом нельзя?

— Тогда — целуйтесь! — приказал Сосик.

— Зачем? — испугалась Катя.

— Для доказательства.

— Целуйтесь! — закричал уже опьяневший парень в шёлковой рубахе.

Катя испуганно села. Инспектор не стал ждать, опасаясь за её нервы, — подсеменил на четвереньках и чмокнул в приоткрытые губы.

— Не такой уж я противный, — успел он пошутить.

Гости пьяно захлопали.

Чему учат работников милиции в специальных школах? Всему. Но всему не научишь. Например, не учат пить «из горла» коньяк «Наполеон» после преступника. Не учат целовать нелюбимую женщину.