Избранное

Но вот появляется учитель вашей школы Пудяков К. Н., который начинает приставать к влюбленным. Уговаривает их пробежать стометровку, чем, мол, сидеть зря, обнявшись. Сравнивает конечности разных пар для демонстрации мускулатуры… Предлагает бороться. Запевает спортивные песни. Затем раздевается до трусов и бегает вокруг клумбы, демонстрируя своим посиневшим худым телом антиэстетическую категорию. Притом сильно пыхтит. Но проделывает все это в трезвом состоянии.

Просим к Пудякову К. Н. принять меры».

— Пыхтите зачем? — глянул директор на учителя.

— Дыхание, — объяснил тот.

Директор отпустил подбородок и сел поудобнее — беседа предстояла долгая.

— Кирилл Нилыч, вы пожилой человек…

— У вас в доме есть лифт? — перебил физкультурник.

— Есть. А что?

— Поднимаетесь?

— Поднимаюсь, — удивленно подтвердил директор.

— А я на десятый этаж вбегаю по лестнице, хотя лифт тоже есть. Значит, вы пожилой, а я нет.

Директор, которому исполнилось сорок, забыл, о чем дальше и говорить. Он работал в этой школе три года, всех узнал и ко всем привык. Кроме этого Пудякова.

— Крокодил… э-э… Кирилл Нилыч, — сдерживаясь продолжал директор. — Неужели вы считаете, что можно сделать человека сильным, если он слаб от природы?

— А можно человека выучить математике, если тот слабоват мозгами от природы?

— Можно, — убежденно ответил директор.

— Правильно, — подтвердил Пудяков, — А из слабого человека, даже из Семыкиной, можно сделать сильного, здорового, высокого и красивого.

Он внимательно оглядел директора и добавил:

— Даже из вас.

Директор застегнул пиджак, чтобы скрыть емкую фигуру, и начал тяжело вспоминать, что же он хотел сказать дальше.

— Кирилл Нилыч, да неужели вы не слышали, что сейчас главными стали математика, физика, химия?

— Слышал, — спокойно подтвердил физкультурник. — Это неправильно.

Директор даже не возразил, только смотрел в сухое личико учителя и светло мигающие глазки.

— Неправильно, — подтвердил Пудяков. — Главный предмет — это физкультура и спорт. А потом уже ваши физики и математики. Кому нужны слабые? Производству? Армии? Жене-мужу? Допустим, у вас почечуй…

Директор заерзал, словно этот почечуй уже впился туда, куда надо.

— Пойдет вам математика в голову? — продолжал учитель. — Здоровье — это базис. А ваши математики — это надстройка. Дом без фундамента не построишь, а без спорта не вырастишь человека.

— В конце концов, у нас школа с математическим уклоном! — все-таки сорвался директор.

— Да хоть с психическим, а без спорта нельзя.

— Мы воспитали двух докторов математических наук! — крикнул директор и осекся. Он понял, чем сейчас ответит физкультурник.

Кирилл Нилыч гордо вскинул дубленое лицо и отчеканил:

— А мы воспитали тридцать восемь мастеров спорта, и в этому году их будет сорок!

— У-у, Крокодилыч, — буркнул директор и вцепился в свой подбородок.

Я стоял на центральном проспекте и ждал женщину, но еще ни одна женщина в мире не приходила вовремя. Поэтому я начал рассматривать других женщин, потом я принялся глазеть на винно-водочную витрину.

Когда и она надоела и я было уже собрался уходить, ко мне приблизился высокий мужчина с интеллигентной рыжей бородкой на удивительно красном, загорелом лице.

— Пурван? — спросил он на каком-то языке.

Я мгновенно порозовел от двух причин. Оттого, что иностранец обратился именно ко мне, как к самому интеллигентному из толпы. И оттого, что я не знал ни одного иностранного языка.

— Пурван? — повторил он.

«Француз», — пронеслось у меня в голове.

— Их бин хойте орднер, — сообщил я и зарделся окончательно, ибо в последний миг вспомнил, что такой фразой мы сообщали учителю в школе о своем дежурстве.

Француз удивленно смотрел на меня. Легкий запах хорошего коньяка, как аромат тонких духов, обволакивал его. Конец желтого яркого галстука был небрежно засунут в нагрудный карманчик пиджака. «Вот теперь какая мода в Париже», — мелькнула у меня мысль.

— Пу-рван! — по слогам сказал француз.

— Ай лав ю, — тоскливо ответил я.

Он взял меня за пиджак, притянул к себе, вдохнул бензин, выдохнул коньяк и уж совсем раздельно сказал:

— По рваному… скинемся?!

— Ах, по рваному, — наконец-то понял я и вытащил его галстук из своего нагрудного кармана.

Восьмилетний Асик (в свидетельстве о рождении: Аскольд) в понедельник слушал фантасто-приключенческую постановку. Он сидел перед приемником, вцепившись в кресло и приоткрыв рот. Когда же герой пьесы пробрался в морг, вскрыл череп покойнику и похитил его мозг, чтобы пересадить себе, Асик побледнел и покрылся испариной.

595

После спектакля он пошел на кухню и задумчиво спросил бабушку:

— Ты когда примерно помрешь?

— Это отец интересуется? — так и подскочила бабушка, скрипнув мясорубкой.

— Возможно, я твои мозги себе пересажу, — пообещал Асик, но тут же вспомнил: — У тебя же склероз… С твоими мозгами и в пэтэу не попадешь.

— Это отец говорит про мои мозги? — спросила бабушка, остервенело вертя мясорубку.

Асик не ответил, сравнивая мозги отца с мозгами матери и размышляя, какие из них подойдут. Ночью ему снился кошмар: якобы на уроке он поднял руку и попросил учительницу отдать свой мозг для пересадки. А учительница якобы покраснела и сказала, что ей стыдно признаться, но у нее в голове якобы не мозги, а ливерная колбаса.

Во вторник после школы Асик потихоньку взял папину книжку под названием «Яд в шампанском» и читал до самого ужина. Там одна женщина все подсыпала яды в бокалы своих мужей. Пять человек угробила. А так была тетя веселая, красивая и даже графиня. Ее поймал инспектор, который потом на ней женился. Ему не страшно: он не любил шампанского, а в чай или там в кисель она яду не сыпала — стеснялась.

Асик пошел на кухню.

— Бабушка, яды в магазинах продаются?

— Ядохимикаты-то? Продаются. Хлорофосы и разные дусты.

— Действуют мгновенно? — деловито поинтересовался он.

— Это смотря какое насекомоядное.

— Мне для человека.

— Тебя отец подослал? — насторожилась бабушка, переставая чистить кастрюлю.

Асик верил искусству. И верил взрослым. Если дядя написал про эту графиню, то так оно и было. Да и кто разрешит врать в книжках… Хотя Асику набежало всего восемь лет, у него уже имелись на примете люди, которых стоило отравить. Вот, скажем, Петька из пятого «Б», долбящий второклашек по темечку пальцем в наперстке. Придет он в буфет, возьмет бокал шампанского… Асик вспомнил, что шампанское у них не продают и Петька пьет только компот. И тут же понял графиню: действительно, сыпать яд в компот, в котором плавают сладкие абрикосы и груши, может только дурак.

В среду папа пришел с работы и весело предложил:

— Айда в кино!

— Айда, — согласилась мама.

— Айда, — схватил шапку Асик.

Но в кинотеатре висела табличка «Дети до шестнадцати лет не допускаются».

— Пустите, он же ничего не поймет, — начал уговаривать папа билетершу.

Его пустили. Фильм был про какого-то комиссара, который ловил какую-то мафию. Пока стреляли из пистолетов, Асик только вздрагивал и считал убитых. Когда начали строчить из автоматов — из них больше убьешь — он на время закрывал глаза. А когда дядя на экране догадался бросать трупы в бетонный раствор и замуровывать их в стены — Асик спрятался за плечи впереди сидящего и начал икать.

Дома он обедать не стал, а только согласился выпить молока.

— Бабушка, а кто такая мафия?

— Под нами живет, — сразу ответила бабушка.

Асик отставил молоко и тихо спросил:

— Она жуткая?

— Да уж лучше с ней не связываться.

Асик понял, что спокойная жизнь кончилась. У него даже нет пистолета, хотя, с другой стороны, против мафии не помешала бы и пушка. Он глянул в пол, под которым эта самая мафия, возможно, тоже сейчас пила молоко.