Страница 14 из 32
В былое время средствами, имевшими своею целью создание, через длинный ряд поколений, однородных, устойчивых существ, являлись: не подлежавшее отчуждению земельное владение, уважение к старейшим (источник веры в богов и героев как предков).
Теперь раздробление земельной собственности объясняется противоположной тенденцией{36}. Газета заменила ежедневные молитвы. Железная дорога, телеграф. Централизация огромной массы разнообразных интересов в одной душе, которая при этих условиях должна отличаться большой силой и способностью к превращениям.
Почему всё становится комедиантством. Современному человеку недостаёт верного инстинкта (результат долгой однообразной формы деятельности для каждого рода людей); неспособность создать что-либо совершенное есть прямое следствие того — отдельный человек не в силах наверстать не данное ему школой.
Чем вызывается к жизни мораль, законодательство? Глубоким инстинктивным чувством того, что лишь благодаря автоматизму их действия возможно совершенство в жизни и творчестве...
Но ныне мы достигли противоположной точки, хотели и достигли её, а именно — крайней сознательности, самопостижения человека и истории. Благодаря этому на практике мы всего дальше от совершенства в своём бытии, делании, воле — самая наша жажда, наша воля к познанию есть симптом безмерного декаданса. Мы стремимся к противоположности того, чего хотят сильные расы, сильные натуры — постижение есть конец...
Что наука возможна в том смысле, как она процветает ныне{37}, это — доказательство того, что все элементарные инстинкты — инстинкты самозащиты и самоограждения — более не действуют в жизни. Мы больше не собираем, мы расточаем то, что накоплено нашими предками, — и это верно даже в отношении того способа, каким мы познаём действительность.
Нигилистическая черта:
a) в естественных науках («отсутствие смысла») — каузализм{38}, механизм{39}. «Закономерность» — переходная ступень, остаток старины;
b) равным образом — в политике: человек утратил веру в своё право, невинность; царит лганьё, служение минуте;
c) то же — и в народном хозяйстве: уничтожение рабства, отсутствие искупающего сословия, оправдателя, — появление и рост анархизма. «Воспитание»?
d) точно так же — в истории: фатализм, дарвинизм; последние попытки истолковать её с помощью понятий разума и божественности потерпели неудачу. Сентиментальность по отношению к прошлому — биография представляется чем-то нестерпимым! (Феноменализм и здесь: характер как маска; события нет);
e) схожесть и в искусстве: романтика и реакция против неё (отвращение к романтическим идеалам и лжи). Последняя — моральна, как чувство большей правды, но пессимистична. Чистые «артисты» (равнодушны к содержанию). (Психология исповедален и пуританская психология, две формы психологической романтики; и её противоположное предложение — отнестись к «человеку» чисто артистически, но и тут ещё нет решимости на установление обратной оценки!).
Против учения о влиянии среды и внешних причин — внутренняя сила бесконечно важнее; многое, что представляется влиянием извне, в сущности есть только приспособление этой внутренней силы к окружающему. Совершенно тождественные среды могут получить прямо противоположное толкование и быть использованы в противоположном смысле, фактов не существует. Гений не может быть объяснён из подобных условий его появления.
«Современность», изображённая в образе питания и усвоения пищи.
Чувствительность несказанно обострена (под моралистическими прикрасами: увеличение сострадания); количество разрозненных впечатлений больше чем когда-либо: космополитизм языков, литератур, газет, форм, вкусов, даже пейзажа. Темп этого потока — prestissimo[17]; впечатления смывают одно другое; инстинктивно остерегаешься воспринимать что-либо, воспринимать глубоко, «переваривать» — отсюда как результат ослабление пищеварительной силы. Происходит известного рода приспособление к этому перегружению впечатлениями — человек отучается от активности, — всё сводится к реагированию на внешние раздражения. Он расходует свою силу частью на усвоение, частью на самооборону, частью на борьбу. Глубокое ослабление самопроизвольности: историк, критик, аналитик, толкователь, наблюдатель, коллекционер, читатель — все «реактивные» таланты; всё — наука!
Искусственное уподобление своей природы «зеркалу»: есть интересы, но только не проникающие далее эпидермы; принципиальная холодность, уравновешенность, строго поддерживаемая низкая температура непосредственно под тонким верхним слоем, на котором есть тепло, движение, «буря», игра волн.
Противоположность между внешней подвижностью и некоторым отяжелением и утомлением в глубине.
Куда можно отнести наш современный мир: к эпохам истощения или эпохам восхождения?
Его многообразие и беспокойность обусловлены высшей формой сознательности.
Переутомление, любопытство и сочувствие — наши современные пороки.
К характеристике «современности». — Пышный расцвет промежуточных форм; убыль типов; разрыв с традицией, с школами; господство инстинктов (подготовленное высокой философской оценкой бессознательного), последовавшее за ослаблением силы воли, — воления целей и средств...
Дельному ремесленнику и учёному приличествует гордиться своим искусством и со скромным довольством взирать на жизнь. С другой стороны, нет зрелища печальнее, чем то, когда какой-нибудь сапожник или школьный учитель со страдальческим видом даёт понять, что он собственно рождён для чего-то высшего. Нет вообще чего-либо лучшего, чем хорошее! А это последнее в том и заключается, чтобы быть в чём-нибудь дельным и соответственно тому творить, — virtu[18] в смысле итальянского Ренессанса.
В настоящее время, когда государство отрастило себе бессмысленно «толстый живот», появились во всех полях деятельности и во всех специальностях, кроме деятелей ещё и «представители», как то: помимо учёных ещё литераторы: помимо страждущих слоёв народа ещё и болтающие и хвастливые бездельники, считающие себя «представителями» этого страдания, — не говоря уже о профессиональных политиках, которые благодушествуют и при помощи крепких лёгких «представительствуют» общественные нужды перед каким-либо парламентом. Наша современная жизнь стала страшно дорога ввиду массы посредников: между тем в античном городе, а как отголосок древности — и во многих городах Испании и Италии, каждый выступал за себя и не дал бы даже ломаного гроша за такого современного представителя и посредника.
Преобладание мелочного торговца и посредника — даже в сфере наиболее духовного: литератор, историк (спаивающий прошлое с настоящим), экзотик и космополит; посредники между естественными науками и философией, полутеологи.
Наибольшее отвращение возбуждали во мне до сих пор лизоблюды духа — их можно уже теперь найти в нашей нездоровой Европе повсюду, и, что их особенно отличает — это полнейшая чистота совести. Они, пожалуй, немного мрачны, немного air pessimiste[19], но главным образом прожорливы, грязны, марки, вкрадчивы, пролазы, вороваты, паршивы — и невинны, как все маленькие грешники и микробы. Они живут за счёт умных и остроумных людей, полной пригоршнью бросающих людям свой ум и своё остроумие; они знают, что богатым духом свойственно беззаботно и даже расточительно, пренебрегая мелочной осторожностью, день за днём раздавать себя и своё. Ибо дух плохой домохозяин, и сам не замечает, как всё живёт и питается за его счёт.
17
самый быстрый (итал.).
18
добродетель (итал.).
19
с пессимистическим видом (фр.).