Страница 28 из 35
Ну, сам так сам. Кто бы возражал, но я не буду. Конечно, лучше бы мне на танке – «тридцатьчетверке» или КВ – воевать. Но на войне выбирать не приходится, особенно если учитывать, что документы у меня не свои. Копни какой-нибудь особист поглубже – и все, пропал я. Самого к стенке поставят, имя деда опозорю. Потому не рыпался. Коль снайпером поставили – пусть будет так.
Во взводе меня приняли неплохо. Дали вещмешок, шинель, даже фляжку и саперную лопатку выделили. Так меня еще не экипировали нигде.
Меня никто не беспокоил, и я вволю отоспался. Одно дело в лесу спать – вполглаза, вполуха, и совсем другое – у себя в части, под охраной.
Когда я проснулся, бойцы пошутили:
– Ну ты и здоров спать, как медведь в берлоге.
Старший сержант-связист прервал их:
– Чего зубоскалите? Человек уже пороху понюхал, в танке горел, устал, не то что вы, желторотики!
Бойцы пристыженно замолчали.
День пролетел незаметно. Поужинали, все улеглись спать, и я тоже.
А утром подняли всех по тревоге. Мы перекусили всухомятку и – маршем на передовую. Где та передовая, не знал никто, кроме комбата.
Связисты нагрузились катушками с проводом, телефонными аппаратами. Шли завистливо поглядывая на меня. А у меня лишь скатка шинельная, пустой вещмешок да оружие.
Наш взвод шел в конце колонны, глотая пыль, поднятую сотнями солдатских сапог. Это обстоятельство нас в какой-то мере спасло.
Едва миновали перекресток грунтовых дорог, как навстречу нам из-за небольшого пригорка показалась немецкая колонна пехоты. Встреча двух колонн оказалась неожиданной для обеих сторон. Оба командира проморгали двигающегося
навстречу противника, не выслав вперед боевое охранение или хотя бы разведдозор. Когда авангарды обеих колонн увидели марширующих солдат, и стало понятно, что отступать для перестроения в боевой порядок поздно, и столкновение неизбежно, не оставалось ничего другого, как залечь пехоте.
Со стороны головы колонны послышались выстрелы. Связисты нашего взвода бестолково топтались на месте. Я посмотрел на взводного, он вглядывался в даль, видно, ожидая указаний. Но промедление сейчас просто гибельно!
– В лесополосу, быстрее! Ложитесь, окапывайтесь! – крикнул я.
Сам же отбежал немного назад, к деревьям. Выбрал дерево потолще да погуще. Сбросил скатку и вещмешок, полез на дерево. Хорошо, сучки да ветки раскидистые были, лезть удобно. Забрался метров на пять, стянул с плеча винтовку и устроился на развилке сучьев. Позиция что надо! Невелика высота, а поле боя – как на ладони.
Сняв кожаные чехольчики с оптики, я приник к прицелу. Вот они, голубчики. Фельдфебель немецкий на колено привстал, в руке пистолет. Явно своих хочет в атаку поднять. Я подвел пенек прицела фельдфебелю в живот, выстрелил. Унтер-офицер упал. Я пошарил оптикой по залегшим немцам. На пригорке суета, трое немцев чего-то тащат. Ага, пулемет ручной. Сверху, с пригорка, у них обзор не хуже, чем у меня. Думают своих огнем поддержать. Только пулеметчик, поставив пулемет на сошки, прилечь собрался, как я его снял. Метко попал, между лопаток. Однако пулеметный расчет это не насторожило. Мало ли откуда шальная пуля залетела?
Я продолжал наблюдать через прицел. За пулемет улегся второй номер, даже очередь успел дать. Я наложил пенек прицела ему на лицо, плавненько нажал спуск. Пулеметчик дернулся и завалился набок. Последний оставшийся в живых номер расчета понял, что попадания не случайные. Подхватив пулемет, он отполз с ним в сторону, пытаясь укрыться за кустами. Оттуда обзор хуже, зато самого сложнее обнаружить. Привстал он на коленях на секундочку, но мне и этого мгновения хватило: всадил ему пулю в бок.
Снова повел прицелом. Черт, ветки мешают, закрывая сектор обстрела. В оптике мелькнул витой погон. Я вернул ствол чуть назад. Точно, офицер немецкий, рядом с ним – еще один. Перед ними планшет развернут, не иначе – с картой. Я прицелился, выстрелил. Пуля взметнула фонтанчик земли перед немцами. Не достал! Эх, как же я поправку забыл
внести? Офицеры-то дальше были, чем пулеметный расчет, а я барабанчиками прицела поправку на дальность не внес!
Ругая себя за оплошность, я подкрутил маховичок на два деления. Прицелился снова, а офицеров-то уже не видно! Я водил прицелом влево-вправо. Есть! В двух метрах правее прежней позиции показалась пилотка офицера. Я затаил дыхание… Выстрел! На этот раз точно! Пилотка слетела с головы, немец ткнулся носом в планшет. Второй быстро отполз назад, в ложбинку. Вот и сиди там, гад, там тебе самое место.
Я недооценил немецкого офицера. Пока я выцеливал простых пехотинцев, немец, видно, сообразил, что стреляет снайпер. А где еще ему прятаться, как не в кронах деревьев? Скорее всего он отдал приказ подавить снайперскую точку, потому что тут же автоматчики открыли ураганный огонь по кронам деревьев. За листьями меня не было видно, и они стреляли наугад. Но уж больно густо пули летели, листва редела на глазах, опадая, как осенью при листопаде. Надо уносить ноги. На дереве не укроешься, как на земле в окопе.
Я начал спускаться. Меня заметили – пули сочно чмокнули в ствол дерева немного выше моих рук. Я бросил ветку и кулем полетел вниз. Хоть и невысоко, но пятками приложился здорово.
Когда подобрал скатку, вещмешок и винтовку, чтобы выйти из зоны обстрела, то бежать не получилось, опора на пятки отзывалась резкой болью, и я некоторое время хромал, выбирая место для укрытия. На другое дерево пока не полез.
Нравился мне такой способ поражения врага, эффективность которого доказали финские стрелки. В финскую войну сидеть на деревьях в засаде и сверху поражать дальние цели, оставаясь неуязвимыми, было излюбленной тактикой финских снайперов, за что их прозвали «кукушками». Потери от «кукушек» были большими. Их боялись и люто ненавидели. Но я теперь понимал, почему они сидели на деревьях. Война-то шла зимой. А попробуй в снегу неподвижно посидеть? Можно и насмерть замерзнуть. К тому же с дерева видно дальше, значит, можно обстреливать и тылы противника, постоянно держа в напряжении бойцов. Ведь до чего доходило – бойцы и командиры даже в своем собственном тылу свободно могли передвигаться только ночью.
Я отошел от дерева, с которого стрелял, подальше и спрятался за толстым стволом сосны. Под винтовку скатку шинельную подложил, чтобы удобнее было. Осмотрел в прицел сектор обстрела. Вот двое немцев по небольшой ложбинке к
нашим бойцам подбираются. Автоматы у них за спинами, а в руках гранаты. Понятен замысел – сначала гранатами забросать, а потом по оставшимся в живых из автоматов ударить.
Я прицелился переднему в каску – почти в центр – и выстрелил. Пехотинец так и застыл в ложбине. И неудивительно. Ни одна каска не спасет от прямого попадания винтовочной пули. От автоматной пули каска защищает только на дистанции больше двухсот метров, от некрупных осколков – метров с десяти. Защищает стальной шлем также в рукопашной, да еще от дождя.
Сзади раздался шорох. Я мгновенно обернулся – не враг ли подобрался? Незнакомый мне политрук со звездой на рукаве ткнул в меня пистолетом:
– Ты почему за спинами прячешься! Марш на передовую!
– Я снайпер, мое место здесь, – попытался я было объяснить.
– На позицию! Трус! Застрелю!
– Это я-то трус? Я за сегодня шестерых фашистов уже убил, да не просто рядовых – офицера и пулеметчиков. А скольких убил ты?
Политрук не ожидал отпора, стушевался:
– Мое дело – бойцами руководить, а не стрелять.
– Ты это немцам расскажи. А еще лучше – к бойцам иди, туда! Воодушеви их пламенным словом, а то и примером.
– Дерзишь? Да я тебя за такие слова – к стенке!
Только побоялся политрук угрозу свою исполнить: моя
винтовка прямо ему в живот глядела, а палец – на спуске.
– В представителя партии большевиков целишься? – прошипел политрук. – Я тебя после боя в особый отдел отправлю.
И пополз дальше. Не хватило духу у него выстрелить в меня. Что-то не везет мне с политруками и особистами, как притягивает их ко мне. Тоже выискался, дармоед. Я их еще в армии недолюбливал. С командира спрос за все – за людей, за исправность танков и другой техники, за снабжение боеприпасами и провизией, за выполнение приказов. Эти же ни за что ответственности не несут, пустобрехи. Замполитов, в бытности – политруков, а в дальнейшем заместителей командира по воспитательной работе не переваривали. Как ЧП, так командир виноват – недоглядел, как удача – это заслуга политрука: направил, воодушевил, верно идеологическую работу провел. Особистов же все тихо ненавидели и старались их избегать.