Рожден быть опасным

– Ну, так тебе бы весь гонорар перепал. А то еще делиться придется, – усмехнулся я, и легкие взорвались жаром, будто они были набиты песком.

– А я лучше поделюсь, – хитро сощурился Крысобой.

– Надо идти, Марк. Нужно выбираться из песков, – сказал я, поднимаясь.

Ночь наступила внезапно. Солнце, висящее у горизонта, исчезло, и на небо повысыпали звезды. Вместе с солнцем сгинула жара, и резко похолодало. Я упал на бархан и закрыл глаза. Крысобой свалился рядом.

– Пока прохладно, давай поспим, – предложил я.

Крысобой не ответил. Он уже спал.

Проснулся я оттого, что кто-то выворачивал мне руки. Прежде чем открыть глаза, я прислушался к своим ощущениям. Жара уже приближалась, и, если бы меня не разбудили, проснуться все равно бы пришлось – минут через тридцать. На фоне поднимающейся температуры мои запястья пронзал холод, высасывая из тела тепло.

Восемь человек, одетых в камуфляж «пустыня», окружили меня, как им казалось, беспомощного. Они держали автоматы наизготове. Лица спрятаны под серыми капюшонами с прорезями для глаз, которые закрыты темными очками. Кроме автоматов класса «Веер» солдаты были вооружены короткими офицерскими кинжалами.

Я в наручниках. Блестящие игрушки сковали мои запястья. И я один. Крысобоя нигде не было видно. Я попытался осмотреться, повернул голову и получил пинок сапогом в живот. Скрючившись в позе эмбриона, я покосился на запястье. «Змей» остался со мной. Они подумали, что это всего лишь часы и не опасны. Великое упущение. Можно было сейчас воспользоваться плазменной пушкой, но после короткого колебания я решил повременить и разузнать, что это за люди и куда они дели Марка.

С вершины песчаного гребня, увенчанного колючкой, под которым мы прилегли отдохнуть, заструился песок, и раздался женский грудной голос:

– Где второй?

Значит, это все-таки охрана виртуальщика.

– Когда мы пришли, госпожа полковник, он был один.

– Вы упустили второго.

Дамочка, судя по голосу, изволила гневаться на нерадивых подчиненных. Она соскользнула по склону бархана и оказалась подле своего отряда. От солдат она мало чем отличалась. Та же форма, тот же капюшон с прорезями и очками, только полковничьи нашивки на рукавах.

– Поднимайте балласт. И пошли. Дорога впереди неблизкая, – приказала она.

А я обиделся. Это кого она балластом назвала?.. За балласт ответишь.

Казалось, пустыне не будет конца. Нескончаемые горбы барханов. Едва мы взбирались на очередной холм, как тут же нам открывался вид на нескончаемую цепочку песчаных гребней, терявшуюся в бесконечности.

Песок. Песок. Песок. Песок.

Солнце выкатилось в зенит и нещадно палило, грозя свести с ума любой живой организм, но мои безликие спутники были непроницаемы.

В любой момент я мог освободиться от браслетов. У меня в рукаве болтались целых два козыря. Первый козырь – «Змей». Тут уж без комментариев. Горящей груде мяса, которая когда-то была человеком, они излишни. Второй козырь – мои способности. Если моей жизни будет угрожать опасность, я без труда порву игрушки, которыми мне сковали руки. Но опасности для себя я не чувствовал. От этих людей она не исходила. Так что, зная о бренности своего заключения, я решил выведать, куда меня ведут и кому я понадобился. Если же меня решили доставить Себастьяну Гоевину пред светлые очи, что ж, тем лучше. Быстрее цель настигну.

Меня волновал лишь Марк Крысобой. Куда он исчез? Логика подсказывала, что он смылся, почуяв опасность, но эта же логика протестовала против такого умозаключения. Крысобой не отличался трусливостью, и уж если он куда-то запропал, то явно не по этой причине. Если бы Крысобой решил от меня избавиться, он давно бы это сделал и не стал бы откладывать такую простую работу в долгий ящик, тем более случай представлялся не раз.

Исчезновение Крысобоя лежало в иной плоскости.

По пустыне мы отмотали километров пять. Госпожа полковник во главе каравана. Я в сердцевине.

Одиноко.

Безлико.

Молча.

Солдаты, захватившие меня, не выказывали признаков усталости. Они, словно роботы, мерили песок шагами. Из вредности я спотыкался на каждом шагу, старался повиснуть на впереди идущем бойце или нарваться на дуло позади идущего. Дважды, изображая усталость, я падал, но меня тут же грубо вздергивали на ноги, и тычками гнали вперед. Третье падение я разыграл, как цирковое представление. Запнувшись на ровном месте, я толкнул в спину бойца, стараясь сбить его с ног, полетел на песок, опрокинув еще двух воинов (покувыркаемся!), и, отползая от матерящихся солдат, заканючил:

– Я дальше не пойду. Я устал.

– Госпожа полковник, – обратился один из безликих воинов к предводительнице.

– Разрешаю обратиться, Рашаль.

– Давайте расстреляем его прямо здесь. Чего с ним возиться?

Похоже, этому пареньку я не очень нравился.

– У меня приказ доставить его живым и невредимым.

– Лучше прикончить, как тех двоих, и не мучился бы, – проворчал один из уроненных мною.

Из короткой перебранки я, растекшийся по песку, как топленое молоко на экваториальном базаре, вынес две полезные ниточки, которые, если их размотать, приведут к двум разным клубочкам. Но начать я решил не по порядку, а с самого простого. Желаемого я добился. Время выиграл. Госпожа полковник отдала приказ о привале, и у меня появилось время на размышления. Ниточка первая – простая: обиженный на меня солдат упомянул двух расстрелянных человек. Тут и мыслей других быть не может. У нас с Крысобоем на двух конкурентов стало меньше.

Солдаты откупорили фляжки и стали хлестать воду, задрав капюшоны до уровня рта. Госпожа полковник капюшон стянула вовсе и стала поливать бритый череп.

Последний раз воду я пил до насыщения в лесу, перед тем как обнаружить голый пришпиленный наподобие бабочки труп. Но обильное возлияние меня мало привлекало. Я заинтересовался личиком госпожи полковника. Как эти два слова не сочетались друг с другом. Женщину я в последний раз щупал задолго до бомбардировки доков. Так что затяжное голодание пересилило жажду. Тем более что госпожа полковник лицом мне приглянулась. Красивые точеные черты таили что-то жестокое и неуловимое одновременно, что меня и привлекало.

Стараясь отвлечься от несбыточных желаний, я вернулся к размышлениям. Но амплуа мыслителя мне мало нравилось. Было в нем что-то ущербное. Вторая ниточка привела к более сложным умозаключениям. После слов, которые невзначай проронила госпожа полковник, у меня складывалось впечатление, что за моей скромной персоной эта воинская группа охотилась специально. Возникал вопрос: кому же я так нестерпимо потребовался? Два ответа напрашивались сами. Первый ответ: Себастьяну Гоевину. Но отчего у виртуального магната такое пристальное внимание к моей непримечательной личности. Второй ответ нравился мне меньше: СБЗ, однако одного взгляда на госпожу полковника было достаточно, чтобы отвергнуть это предположение. В движениях этой женщины и в ее поведении проскальзывала армейская выучка, а не спецподготовка агентов с лоском элитарности. Значит, все-таки Гоевин… Но зачем я ему потребовался? Похоже, ответ на этот вопрос я получу, лишь встретившись с магнатом.

Солдаты вокруг меня зашебуршились, подхватили автоматы и заозирались по сторонам, словно ожидали нападения. Госпожа полковник нахлобучила на голову капюшон и с автоматом наперевес вскарабкалась на ближайший холм.

Я поднялся на ноги и приготовился к расстыковке наручников в экстренном случае.

– Опасность!!! Устрицы!!! – закричала госпожа полковник, скатываясь с холма.

То, что выползло из-за бархана, мало напоминало устрицу. Громадная восьминогая лохматая гусеница с лязгающими друг о друга клинками клыков и всадником нечеловеческой наружности на спине.

– Огонь!!! – приказала госпожа полковник и первой начала стрелять.

Солдаты последовали приказу командира, но девять пулевых потоков не причинили неповоротливой гусенице никакого вреда. Пули отлетали от ее сегментарного тела, высекая искры. За первой гусеницей показались еще две, а на лице госпожи полковника стала явственно читаться готовность умереть в бою.