Страница 120 из 138
Пит Сигер сочинил много песен, которые считаются классическими, в том числе «Куда девались все цветы» и «Песня молота». Некоторые его песни добились большого коммерческого успеха. Так песня «Куда девались все цветы» стала хитом в США и за границей в исполнении известной французской певицы Далиды. Триста тысяч пластинок с записью этой песни в исполнении неповторимой Марлен Дитрих были проданы в Германии.
Хотя Сигер записывался и на знаменитой «Коламбии», в основном его пластинки выходили на небольшой фирме «Folksways» – «Пути народные».
Коммерция никогда не привлекала Сигера: «Улица Жестяных Сковородок выполняет роль, противоположную роли царя Мидаса. Все, к чему она прикасается, превращается в мусор. Можно любить музыку или заниматься коммерцией. Но нельзя делать и то и другое. Девяносто процентов того, что вы слышите в джук-боксах, может быть сброшено со счетов, потому что все это исполняется людьми, которые гордятся тем, что ничего не понимают в музыке».
Пит Сигер горячо верит в силу и жизнеспособность народной песни: «Коммерция не убьет народной музыки, – говорит он. – Она может несколько ее испортить, но настоящая народная музыка будет жить, пока будет жить народ».
С середины 70-х годов Сигер регулярно сотрудничал с сыном Вуди Гатри, Арло Гатри, выступал в поддержку экологических движений, ездил с концертами в Китай и в СССР, хотя его выступления в защиту свободы слова и вызывали некоторое смущение у тогдашних руководителей нашей страны. Несмотря на солидный возраст, он остается одним из ведущих певцов идей свободы и равенства.
В семьдесят пять лет Сигер получил неожиданную, но заслуженную награду: он увенчан лентой и медалью почетной премии Центра искусств имени Джона Кеннеди. Так Америка отблагодарила бунтаря и защитника всех униженных и оскорбленных, народного певца и поэта легендарного Пита Сигера.
ИВ МОНТАН
(1921—1991)
Ив Монтан (настоящее имя Иво Ливи) родился 13 октября 1921 года в итальянской деревушке Монсуммано Альто, в пятидесяти километрах от Флоренции.
"Мама назвала меня Иво, – вспоминал Монтан. – Фамилия моего отца – Ливи. Когда я появился на свет, у меня уже были брат и сестра. Родители говорили, что жизнь была тогда очень трудной: нищета, безработица. В 1923 году, когда отец со всеми нами сбежал во Францию, мне было всего два года. Ему не нравился фашизм. Он боялся, как бы его сыновей не забрали силой в отряды Балилла. (Отряды Балилла – фашистская молодежная воспитательная организация, созданная в 1926 году. – Прим. авт.) «Мои сыновья не будут ходить в черных рубашках, они не будут носить траур по Италии…». Он был прав. Италия черных рубашек была страной, заранее надевшей траур по своим детям.
Мы задержались в Марселе. У нас не осталось ни гроша, и дальше ехать было не на что…".
Иво стал ходить во французскую школу и неплохо учился. Но школу пришлось бросить: отцу слишком тяжело, он кормит троих детей и жену. С пятнадцати лет Иво пошел работать. Кем только не был: гарсоном в кафе, учеником бармена, рабочим на макаронной фабрике и даже дамским мастером.
"Я вкалывал не только ради куска хлеба, но и ради свободы, ради права делать то, что я хочу, – говорит Монтан. – Все остававшиеся деньги я тратил на пластинки Мориса Шевалье и Шарля Трене. Я умирал от желания стать таким, как они. Для меня они были самыми великими! Я знал наизусть все их песни. Я ходил их слушать, когда они приезжали в Марсель. Дома перед зеркалом я копировал их жесты. Я работал так часами и был счастлив. И вдруг однажды мне удалось спеть в одной забегаловке на окраине. Для меня это был «Альказар» (старейший французский мюзик-холл. – Прим. авт.).
Именно в этом кабачке мне пришлось изменить фамилию. «Иво Ливи, – сказал мне хозяин, – это плохо. Слишком типично и не звучит». Я взял французское имя, «a monta» превратил в Монтана.
Я выступал сначала в маленьких третьесортных залах, потом во второсортных и, наконец, добрался до «Альказара». Его хозяин – Эмиль Одифред. Ему я обязан началом своей карьеры. Он ко мне великолепно относился. Он говорил: «Вот увидишь, сынок, в Марселе тебя ждет мировая слава». И мы оба смеялись. Но в первый вечер меня колотило от страха…
Когда в Марселе люди идут в театр, они несут с собой автомобильные гудки, помидоры, тухлые яйца с намерением пустить их в дело, если что-то не понравится. Со мной все прошло отлично, даже устроили овацию.
…Война все поломала. Я стал рабочим-металлистом, точнее, формовщиком. Это очень вредно для легких. Мне выдавали три литра молока в день… Потом я стал докером…".
Прекрасно понимая, что в Марселе настоящей карьеры не сделать, Монтан подался в Париж. Ему повезло – в феврале 1944 года он выступил в «ABC».
«В 1944 году он, спасаясь от мобилизации на трудовой фронт, бежит из Марселя в Париж и начинает искать ангажемент, – пишет Н. Сарников. – В руках у него потрепанный чемодан, в кармане несколько франков и выцветшая марсельская афиша: „Поет Ив Монтан, человек-динамит“. Монтан шарахается от немецких жандармов, смешит парижан своим марсельским акцентом и, с трудом сдерживая дрожь в коленках, ездит в метро, которое приводит его в ужас. Ему волей-неволей приходится много колесить по Парижу: он пробуется чуть ли не во всех кабаре – „Болье“, „Фоли-Бельвиль“, „Бобино“… Наконец приходит черед „Мулен-Руж“ (для молодого певца это уже успех) – тут Монтан встречает Эдит Пиаф. Она поможет ему сделать карьеру, научит разговаривать с импресарио… И навсегда разобьет его сердце».
О первой встрече Монтана и Пиаф подробно пишет в своей книге о великой певице С. Берто:
«Периоду, который наступал, суждено было длиться долго. Эдит назвала его „фабрикой“, потому что она сама стала формировать певцов. Открыла их серийное производство. Начала она с Ива Монтана.
Лулу сказал как-то Эдит: "Больше вам не будут навязывать актеров в качестве «американской звезды». Теперь право выбора за вами.
Для концертов в «Мулен-Руж» вам предлагают Ива Монтана". – «Нет. Я о нем не имею представления… Я хочу Роже Данна, оригинальный жанр. Это товарищ, его я знаю».
Но Роже не было в Париже. И никого нельзя было пригласить из провинции, все стало слишком сложно. Дело происходило за месяц до Освобождения.
«Ну ладно, – сказала Эдит. – Назначьте прослушивание вашему Иву Монтану. Я приду».
Сидя в глубине зала «Мулен-Ружа», Эдит ждала. На сцену вышел крупный темноволосый парень, по типу итальянец, красивый, но безвкусно одетый: куртка в немыслимо яркую клетку, маленькая шляпа, наподобие шляпы Шарля Трене. В довершение всего он стал петь старые американские и псевдотехасские песенки, подражая Жоржу Ульмеру и Шарлю Трене. До чего же это было плохо! Я следила за Эдит, будучи уверена, что она не досидит до конца.
Спев три песни, он вышел на авансцену и вызывающе спросил: «Ну что, продолжать или хватит?»
«Хватит, – крикнула Эдит, – подожди меня».
Я была уверена, что он сейчас взорвется. Эдит знала, что он злится на нее за это прослушивание и что он, не стесняясь, говорил о ней так: «реалистическая песня в уличном исполнении», «скука смертная» и т.п.
Забавно было смотреть на них издалека: он стоял на краю сцены, она – внизу, такая маленькая, что ее нос не доставал до его колен. Он счел унизительным для себя нагнуться к ней. Но Эдит не собиралась вести с ним длинной беседы: «Если хочешь петь в моей программе, приходи через час ко мне в отель „Альсина“».
Ив задохнулся, побелел от бешенства. Однако через час в комнате отеля «Альсина» сдался на милость победителя. Эдит не стала надевать белых перчаток.
«Для краткости начнем с твоих достоинств. Ты красив, хорошо смотришься на сцене, руки выразительные, голос хороший, приятный, низкий. Женщины по тебе будут сходить с ума. Ты хочешь выглядеть и выглядишь умным. Но все остальное – нуль. Костюм дурацкий, годится для цирка. Жуткий марсельский акцент, жестикулируешь, как марионетка. Репертуар не подходит совершенно. Твои песни вульгарны, твой американский жанр – насмешка». – «Он нравится! Я с ним добился успеха». – «В Марселе! Там уже четыре года ничего не видели. А в Париже публика рада, когда пародируют оккупантов. Здесь аплодируют не тебе, а американцам. Но когда американцы будут здесь, рядом с ними ты будешь выглядеть как придурок. Ты уже вышел из моды».